– А что насчет того парня из зала игральных автоматов?

– Пока ничего, – пожал плечами Виктор.

– Так поезжайте туда еще раз. Делайте же что-нибудь. Мне нужны результаты! – не в силах больше сдерживать нервозность, воскликнул Евгений Борисович.

– Может, он еще сам позвонит? Он как будто играет в кошки-мышки. Позвонит, назначит встречу и исчезнет, – развел руками толстяк.

– Не позвонит он! Самим надо искать! – выкрикнул доктор и сник, как будто вспышка гнева выкачала из него все силы.

Он провел рукой по редеющей шевелюре и устало посоветовал:

– Наведите справки в поликлиниках района, где он проживает: не обращался ли кто с эпилептическими припадками или другими подобными жалобами.

– Вы думаете, у него то же, что у Миронова и Макса?

– Боюсь, что да.

Куча, который до сих пор стоял молча, присвистнул. Доктор обратился к Виктору:

– Нужно найти диск прежде, чем с этим ублюдком что-нибудь случится. Сделайте все возможное.

Он попытался придать своему взгляду жесткость, но страх, змеей свернувшийся в душе, мешал вжиться в роль погибшего брата.

– Кстати, Док, мы не задавали вам лишних вопросов, но хотелось бы знать, что на этом диске? Все, у кого он побывал в руках, плохо кончили, – поинтересовался Виктор.

Евгений Борисович боялся этого вопроса. До сих пор ему удавалось скрывать правду о существовании программы, способной перепрограммировать человеческий мозг. Он и теперь не было уверен, что в это стоит посвящать посторонних. Но с другой стороны эти двое должны быть во всеоружии и знать, что парень, возможно, обладает даром ясновидения. Однако не стоило давать им в руки слишком много козырей, чтобы потом не оказаться у них в заложниках.

Евгений Борисович осторожно произнес:

– Незавершенные исследования, которые в дальнейшем помогут излечивать психических больных.

– А пока что они делают шизиков из здоровых, – усмехнулся прямодушный Куча.

– Я же сказал, опыты еще не завершены. Поэтому мне и нужен этот диск.

– О’кей, Док. Как только появятся новости, доложим, – сказал Виктор, поднимаясь со стула.

Евгений Борисович кивнул, кляня себя за неспособность держать всех в узде, как это делал Стас. Тот ни за что бы не позволил подчиненному откланяться, прежде чем он сам разрешит ему уйти. Последнее слово всегда оставалось за ним. Впрочем, сейчас доктор был рад, что эти двое покинули кабинет. Разговор вымотал его.

Оставшись один, Евгений Борисович налил себе рюмку коньяка. Он редко употреблял алкоголь, но сейчас чувствовал, что ему необходимо расслабиться. Он не стал согревать рюмку в ладонях, как это, требуется, чтобы насладиться ароматом напитка, а проглотил коньяк залпом, точно водку. Жидкость обожгла рот, не произвела никакого другого эффекта, как будто он выпил простую воду.

Он понял, насколько устал от волнений последних недель. После смерти брата сначала все шло, как по маслу. Почему же вдруг произошел сбой? В одночасье все покатилось в тартарары. И теперь еще этот незнакомец, наложивший лапы на бесценную программу. Вне всяких сомнений, он приобрел способность к ясновидению. Вопрос в том, как именно на него подействовала программа.

Подобный эксперимент ни для кого не проходил бесследно. Рано или поздно парню понадобится помощь психиатра. Конечно, если он недолго находился под воздействием программы – не факт, что у него проявятся признаки болезни, но как только он обнаружит связь между своими способностями и программой, он обязательно захочет запустить ее еще раз.

В этом Евгений Борисович не сомневался. Он слишком хорошо знал людей. Он и сам не отказался бы от провидческого дара, когда все будет выверено и безопасно. Ясновидение дает власть над остальными, а власть – как наркотик. Хочется все больше и больше. Парень сожжет себя, и нужно перехватить диск, пока он не кончил жизнь так же как другие до него.

ГЛАВА 24

Утро. Тиканье будильника. Негромкое позвякивание посуды на кухне. Шум льющейся из крана воды. Легкий щелчок электрического чайника.

Олег лежал с закрытыми глазами, оттягивая момент подъема. Скоро мать придет его будить, а пока хотелось понежиться в постели, слушая простые будничные звуки и ни о чем не думать, совсем как раньше, когда мир был прост и ясен, и каждый очередной день не нес сюрпризов. Впрочем, все это осталось в прошлом, как и роскошь бездумно повалаться в постели. Стоило проснуться, как на него накатывала тревога.

Олег тщетно пытался распутать клубок проблем, которые все больше затягивались в Гордиев узел. Только вот меча, чтобы его разрубить, не было, да и сам он далеко не Александр Македонский, чтобы, рубанув с плеча, разом покончить со всеми неурядицами.

Его тяготили два долга, которые он не мог вернуть: занятые тайком деньги и чужой диск. Как он ни старался, ему не удавалось собрать даже половины суммы, которую он взял у матери из заначки. А что касается диска, он так и не сумел для себя решить, чего боится больше: внезапных приступов ясновидения или лечения в психиатрической клинике. Размышления завели его в тупик. В душе снова нарастало беспокойство.

Следуя совету Ирки Мироновой, Олег попытался перевести мысли на что-нибудь приятное. Он подумал о Маше, но эйфория, которая возникала, когда он рисовал в воображении Машин образ в первые дни их встреч, куда-то испарилась, уступив место сомнениям. Олег не мог отделаться от ощущения, что рядом с этой девчонкой должен быть кто-то другой. Его отношения с Машей походили на хождение по зыбкой топи, где все зиждилось на лжи, твердь оказывалась обманом, и каждый шаг приходилось выверять, чтобы не провалиться в студеную глубину реальности, пробудившись от сладкой мечты.

Других радостей в жизни не наблюдалось, даже пустяковых. Разве что одна: школа близко, не надо ехать на метро. Олег усмехнулся неожиданной мысли. С чего это вдруг взбрело в голову? Он сроду не добирался до школы на транспорте. Правда, если бы мать не перевела его в лицей по месту нового жительства, приходилось бы вставать ни свет, ни заря и ехать с двумя пересадками.

– Олежек, просыпайся. Пора уже, – крикнула с кухни Инна Михайловна.

Промычав в ответ что-то нечленораздельное, Олег побрел в ванную. Включив кран, он поднял глаза на зеркало. Оно только отчасти выполняло свои функции. От сырости амальгама попортилась. Отражение было подернуто вечным туманом, а кое-где зияли черные кляксы. Если бы зеркало не было вмуровано в стену, его давно бы следовало заменить, но для этого пришлось бы отбивать плитку, которая, пусть пожелтевшая и покрытая известковым налетом, все же держалась на совесть.

Олег всмотрелся в свое лицо, насколько позволяла мутная зеркальная поверхность. С тех пор как в нем поселилась таинственная сила, заставляющая погружаться в чужую боль и горе, внешне он ничуть не изменился. Или все же изменился, но сам того не замечает?

Инна Михайловна заглянула в ванную и всплеснула руками.

– Молодец! Вода хлещет, а он стоит. Ты что уснул? Поторопись, а то позавтракать не успеешь.

– Угу, – кивнул Олег.

Почистив зубы, он долго плескал в лицо холодной водой, как будто надеялся смыть беспокойство и заботы. Когда он вышел из ванной, мать уже надевала пуховик. Увидев сына, она напомнила:

– Посуду за собой помой, а то оставишь на столе тараканов приманивать.

– Ладно. Ты там осторожней, – сказал он.

– Чего это вдруг ты такой заботливый? – удивилась Инна Михайловна.

– Просто.

Предупреждение вырвалось само собой. По сути, оно ничего не значило. Знак внимания. Захотелось сказать матери что-то приятное. В последнее время он не баловал ее нежностью.

– Ты лучше за собой смотри. Носишься между машин. Когда ты только ума наберешься и бросишь эту дурью работу. Хоть бы обо мне подумал, – натягивая сапоги, проворчала Инна Михайловна.

«Потому и не могу бросить, что думаю о тебе», – мелькнуло у Олега в голове, а вслух он пообещал: