Первые из счастливцев, выходившие из бара с обалдевшей физиономией и глупой улыбкой на лице, только добавили масла в огонь. Ставки моментально взлетели втрое, официантка стала «ню» с пятым, начали раздаваться крамольные крики, что ветеранам тоже по одной, быстро сменившиеся уверениями, что это продиктовано исключительно заботой об их бесценном здоровье. К слову сказать, старожилов в очереди было не особо и много, в основном они порядок в толпе поддерживали. Некоторые выходившие из бара тут же шли и вставали в хвост очереди, другие обосновывались поодаль. Практически никто из прошедших бар не ушел, все кучковались рядом, выказывая намерение еще раз зайти и обслужиться, подстегивая тем самым нетерпеливое желание очереди. Когда к обеду основная толпа побывала внутри, и начали выходить последние из «первозаходников», то тут, то там стали раздаваться смешки, местами перерастающие в дружный, до слез, хохот. Ветераны, неторопливо оттерев от входа толпу новичков, проследовали в бар. За стойкой их встречал приветливо улыбающийся Дядюшка Офф, одетый в новый фартук. На фартуке, туго обхватывающем его не самую худосочную фигуру, была изображена фигура девушки в мини-бикини. В полумраке бара, освещаемой несколькими маломощными «вечными лампочками», создавалось впечатление, что за стойкой действительно стоит девушка в купальнике и с головою Дядюшки Оффа. Правда, его «Ну что, заказывать будешь или пеньком стоять останешься?» с добавлением боцманского сленга мгновенно рассеивало всякую иллюзию.

С тех пор фартук, названый «убийцей конкурентов», периодически появлялся за стойкой, веселя толпу сталкеров воспоминаниями и вызывая у пришлых новичков недоумение и восторженный смех. И, сиротливо висящий на дверной ручке, он невольно вызывал ассоциацию со спущенным «Веселым Роджером» флибустьерского фрегата.

Дядюшка Офф, не обращая на меня внимания, протянул вперед руку, потыкал пальцем по клавиатуре, вернул ее на место и вновь тяжело уронил подбородок на руки. Я сдвинулся таким образом, чтобы видеть из-за его головы монитор, охранник тоже сдвинулся, и теперь сопел где-то у меня над ухом. По экрану пошла заставка известного гала-концерта-конкурса, или еще какой-то международной попсовой лабуды, слащавый напомаженный диктор и нафуфыренная фифа с неплохими декольте спереди и сзади объявили выходящего на сцену претендента, вернее претендентку. Дива Дивная и группа «У-Дивительные девчата». Из маломощных встроенных динамиков ноута полилась забойненькая музычка, оператор сделал наезд на певичку, показывая зрителям довольно таки симпатичную мордашку и не менее симпатичные округлости, едва прикрытые кусочками ткани, должными изображать одежду. Остальные «У-Дивительные девчата» изобилывали не менее привлекательными мордашками и округлостями и не более строгими одеждами.

О как! Я замер с открытым ртом, пытаясь переварить услышанный куплет. У кого-то на Большой Земле, видимо, начались сезонные обострения, причем массовые. Знакомо, проходили. Вскорости опять надо ждать наплыва новичков, искателей «чудного артефакта» и «знака любви» для красивых молоденьких дурочек. А потом пошел припев, и девчонки начали кружиться и изгибаться на сцене своими выпуклостями и вогнутостями. Надо признаться, смотрелось красиво даже на маленьком экранчике ноута. Представляю, что там в зрительном зале с мужиками творилось. Но тут я вслушался в слова припева:

И еще какие-то «ля-ля-ля» минут на пять. Девчонки, вместе с Дивой, продолжали красиво изгибаться на сцене, умудряясь при этом не вывалиться из своих шнурочков, и провоцируя окружающих ожиданием этого момента. Мама дорогая, какой же идиот им это придумал! Если положить на ладонь это жёстко фонящее всеми разновидностями радиоактивных лучей, не спорю, с виду обалденно красивое, порождение Зоны, то через час будет одно желание — унять зуд в нестерпимо чешущейся ладони. Я видел людей, в буквальном смысле до кости расчесывающих руки, после того как голыми ладонями подержали «золотую рыбку». И со слезами молящих через неделю отрезать им руки, с которых пластами сходило мясо, отслаиваясь от костей. И жалобно смотрящих через месяц, с лейкемией, саркомой Коши и злокачественными опухолями всех слизистых.

А девчонки продолжали беззаботно распевать в свете юпитеров и софитов, под восторженный рев мужских глоток из зала.

И снова этот дурацкий припев про «золотую рыбку» на ладони. Минут на пять. С кружением по сцене и вышибанием остатка мозгов у всех видящих это действо мужиков. Потом клип закончился. Неожиданно громко вздохнул над ухом охранник, и гулко сглотнул. Кажется, все это время он не дышал. Дядюшка Офф среагировал на звук, перевел на нас свой затуманенный взор и сфокусировал его на мне.

— У тебя «золотая рыбка» есть?

— А-фи-геть! И это вместо «Здрасти. Как дела? Может голодный?»

— Здрасти. Как дела? Отшельник, у тебя «золотая рыбка» есть? — взор Дядюшки Оффа несколько прояснился. Охранник, заметив начавшиеся в шефе видоизменения, быстренько ретировался на свое место, краем уха прислушиваясь к беседе.

— Про голодного забыл спросить. Но, не утруждайся, так отвечу. Да, голодный. Да, очень. Да, буду все. И чай. Нету если чая — кофе. Если кофе в зернах, тогда чай не надо.

— Я тебя про «рыбку» спросил, — жалобно пробасил бармен, вызывая стойкое сомнение в своей психической адекватности.

— Надо — найдем, — начал я, но тут же был прерван восторженным воплем

— Надо, Отшел, надо!

— Слушай, Офф, нафига тебе «рыбка»? Ты ее, надеюсь, на ладошку класть и желание загадывать не собираешься?

— Да я что, больной?! Девчонкам пошлю, с запиской, мол, от почитателя, Дядюшки Оффа, сюда их приглашу, может, приедут, тут попоют… — бармен радостно улыбался, выдавая на-гора свои мечты и фантазии. Охранник зависливо на него поглядел.

— Ты сбрендил окончательно, старый!!! Ты госпиталь имени матери Терезы открыть решил, или тебе новая война группировок нужна? — тут я уже не выдержал, и с повышенных тонов перешел практически на крик, но, глядя на ошеломленного бармена, убавил громкость голоса.

— Почему госпиталь? Почему война группировок? — непонимающе переспросил он.

— Ну ты же слышал их рецепт обращения с этим артом. Положить на ладошку и желание загадать. Пришлешь ты им «рыбку», а они возьмут, да так и сделаю с дури да по незнанию. И что ты будешь делать с десятком безруких, лысых, больных уродин? А если им хватит ума за арт руками не хвататься, а припереться сюда — взгляни на свой фартук, и вспомни, какая толпа припёрлась его разглядывать. И еще вспомни, из-за какой мелочи началась та, первая война группировок.

— Да, тут ты на все сто прав. — Дядюшка Офф поскреб затылок. — Эх, а идея все-таки хорошая была. Ну, я про на девчонок посмотреть, песенки их послушать. Так чего ты там про еду говорил?

— Сам туда езжай, да посмотри. Да ладно, ладно, сам выйду, не надо меня так то уж настойчиво выпроваживать. — Я неторопливо направился к выходу, подгоняемый ласковыми напутствиями бармена, не терпящим присутствия посторонних при процессе приготовления им пищи. Хотя, конечно, всегда хотелось посмотреть, из чего готовиться то, что впоследствии выдается за еду.

— Ступай, ступай уже, касатик, растудыт твою в карусель. Нечего тебе тута делать, видишь, фартук уже одеваю, специально для тебя, болезный, сейчас блюда готовить стану. А ехать то туда — это ж эгеге как дорого, — неожиданно вздохнул Дядюшка Офф. — А то может быть и съездил бы.