Очнувшись, я по шуму воды догадался, что где-то рядом ручей. И почти не ошибся. Но не ручей, а тот самый водоем, на который мы смотрели с обрыва около нашей дачи. Мне ещё повезло, я удачно упал. После четвертой попытки залезть и очередного падения я понял, что альпинистом я не рожден, тем более скалолазом. А поскольку к полетам я тоже плохо приспособлен, то прекратил тщетные попытки забраться вверх.

Я сел и стал думать. У ног плескалась вода. Я порылся в бардачке машины, лежавшей вверх колесами, докопался до фонарика и включил.

При его свете мне удалось обнаружить вдоль водоема узкую-узкую тропинку, пролегавшую между камнями и колдобинами, намытыми ветками и корягами, ведшую, как мне казалось, в сторону нашей дачи. Но под обрывом. Ночью по такой тропинке со слабым фонариком не пройти — ноги переломаешь. И я придумал: вылил канистру бензина на безнадежно искореженную машину и поджег. Машину, увы, не спасти и так, а мне хоть какой-то свет.

И тут я разозлился по-настоящему. Я шагал избитый, ободранный, обворованный, потеряв таких хороших друзей, угробив чужой автомобиль, единственную, может быть, ценность двух замечательных людей, шагал и чувствовал, что чаша моего терпения переполнилась.

— Все! — бормотал я. — Все, сволочь! Кто бы ты ни был — я достану тебя! Я назло тебе не сдохну! Я права такого не имею! Слишком по крупному я задолжал. Слышишь, ты!! — заорал я невидимому врагу, который так жестоко играет со мной. — Я у многих людей в долгу. Я должен машину Гене и Ольге, которые не станут требовать её возвращения, я должен жизни Сереге, Зяме Шпильману, лейтенанту Ухину и Володиному напарнику! Я не могу оживить их. Нет! Но я могу отдать им твою жизнь, подлая ты сволочь! И я тебя достану!..

Я шел по берегу, терся плечом об отвесную стену обрыва, намочил ноги в воде, но ничего это не замечал. Мне все теперь было до фонаря. Все, кроме желания убить. Я много раз в жизни попадал в переделки. В меня не раз стреляли, и мне приходилось стрелять, но никогда ещё я не хотел так по-настоящему убить кого-то.

И тут я услышал в темноте с озера слабое тарахтение лодочного мотора. Я выключил фонарик и прислушался. Вроде все стихло. Может, показалось? Я до боли всматривался в черную воду, прижимаясь спиной к скале. Обрыв заворачивал, «Запорожец» догорал, и свет его не достигал этой части берега.

Я сделал несколько шагов и едва не загремел, споткнувшись обо что-то, загородившее мне путь. Потирая ушибленное колено, я зажег фонарь и разглядел под ногами обломки разбитых плит. Значит, я под самой нашей дачей. Действительно, чуть дальше на плитах я увидел тело шефа, мы ведь так его и не подняли. Я осматривал стену, и тут снова застучал мотор. Я опять выключил фонарик, но на этот раз мотор не заглох. Он уверенно направился в мою сторону.

"Может, наши ребята?" — подумал я, но все же потянул из-за пояса пистолет.

И тут меня окликнул женский голос:

— Эй! Ты где? Зачем ты разжег такой костер?

Я замер, вслушиваясь. Голос казался ужасно знакомым.

— Это ты, Нина? — нерешительно окликнул я.

И в этот миг меня ослепила вспышка яркого прожектора. Я инстинктивно закрыл глаза локтем, это меня и спасло, потому что сначала потребовалось время, чтобы рассмотреть меня, а уж потом прозвучали выстрелы, но я уже успел упасть за плиты. Стреляли, кстати, мастерски, пули выбивали крошки бетона прямо над моей головой.

Когда смолкла очередь, ещё раз высекшая искры из плиты, я высунулся и выстрелил наобум. Но мне опять повезло. Мотор лодки зачихал. Очевидно, я попал. Женский голос крепко выругался вполголоса, но по воде звук очень хорошо расходился.

Еще одна очередь врезала по стене обрыва, и лодка поплелась туда, откуда пришла. Я с трудом перевел дух.

Но почему наши не отреагировали на стрельбу? Где они, куда делись? Не случилось ли с ними чего?

Я попрыгал возле отвесной стены, походил взад-вперед и наконец нашел нужную мне тропинку. Очень узкая и скользкая, она поднималась вверх, идти по ней было рискованно, но я полез. Не ждать же, пока вернется эта речная амазонка в полной боевой готовности.

Я вылезал через заросли крапивы, которая вымахала с меня ростом и жгла мне не только руки, но и физиономию. Я чертыхался, но лез, потому что торопился. Никак я не мог понять, почему никто не вышел на выстрелы.

Кое-как выбравшись из зарослей, я побрел к дому и только теперь понял, как безумно устал. Ну и сумасшедшая выдалась ночка! Все тело болело, каждая клеточка скулила и просила об отдыхе и покое. Не доходя до дома, я остановился и громко свистнул. В ответ — гробовая тишина. Меня передернуло от словечка «гробовая», невольно пришедшего на ум. Нехорошее предчувствие сдавило сердце. Уже наплевав на всякие предосторожности, я ворвался в дом.

Повсюду виднелись следы поспешного бегства. Валялись по полу разбросанные вещи. На столе громоздилась неубранная грязная посуда. В том же, что дом покинули, сомнений не оставалось. Все двери раскрыты настежь, мешки с деньгами перевернуты, повсюду рассыпаны рваные купюры и разноцветные, как фантики, банкноты с зайчиками, медведями, какими-то незнакомыми портретами.

На кушетке вперемешку валялись пистолеты, автоматы, гранатомет. Брали явно только самое необходимое.

Я бродил по комнатам: всюду одно и то же. Спустился в подвал, и там пусто. Нины и след простыл. Как ни странно, я вздохнул с некоторым облегчением. Значит, она по крайней мере ушла на своих двоих. Это уже что-то. Я прошел до конца коридорчика в подвале, открыл толстую, герметичную дверь холодильника-ледника. Там на оцинкованном столе лежал Серега. Я наклонился и поцеловал его в жутко холодный лоб. Задержался, уходя, в дверях, вглядываясь в его лицо, будто хотел навеки запомнить. И тут меня осенило:

— Ведь никто из нас не видел лица шефа! Вот откуда могла произойти вся эта катавасия и неразбериха. Мы все видели его тело только сверху, с высоты, к тому же лежал он вниз лицом.

Я выскочил из дома и снова попер через крапиву, напролом и едва не на заднице съехал по скользкой тропинке с обрыва.

Тело шефа почти погрузилось в воду. За время дождей уровень озера поднялся. Обрыв нависал надо мной страшным козырьком. Хорошо, что меня не стукнуло посмотреть сверху! Сейчас бы я валялся возле шефа, если это он.

Я стоял над телом и не решался дотронуться. Как же снять его с этих чудовищных игл, на которые пришпилила его злая судьба?

Долго я так мялся, наконец вошел по колено в воду, попытался наклониться и заглянуть ему снизу в лицо, но не получилось — пришлось бы тогда нырнуть. Я постоял, набрал в легкие воздуха, но не нырнул, а приподнял голову шефа за волосы, а сам присел на корточки.

И едва не выпустил: на меня в упор глядели открытые выпученные глаза шефа. На лице, уже тронутом тлением, застыло выражение не испуга, а удивления. Словно он спрашивал у меня: как же так?

Может, это только шутка?

Я медленно опустил его голову обратно и долго, с ожесточением плескал пригоршни ледяной воды себе в лицо, отгоняя сон и усталость. Было ещё рано, но по-летнему светло. Я стоял и смотрел в сторону озера.

И тут до меня дошло, что мы все, занятые своими делами, совершенно не задавались вопросом, откуда это посреди водоема в Подмосковье выросла скала? Я до рези и глазах всматривался в нее, но она стояла и не исчезала как мираж. Странно!

В общем, чем дальше, тем больше появлялось разнообразных загадок. Я хотел выйти из воды, но тут что-то укололо меня в стопу. Я ойкнул и выдернул ногу. В большой палец впился осколок стекла, и пока я вытаскивал его, потерял равновесие и плюхнулся в воду целиком.

И тут же вскочил, хватая ртом воздух: вода оказалась совершенно ледяной. Но на берег я не бросился, а, наоборот, полез обратно, потому как обронил пистолет. При этом я как-то позабыл начисто, что в доме на кушетке валяется сколько угодно таких игрушек. Но искал я не зря.

Шаря в воде, я наткнулся на веревку, прижатую камнем. И потянул. Меня удивили её внушительная длина, и тянулась она, кажется, к самой скале. На конце её прикреплено металлическое кольцо, я накинул его на один из торчащих в бетоне штырей. И веревка — шелковый трос оранжевого цвета стала перильцами к острову.