— Учтите, я могу подать на вас в суд. За угрозу нанесения увечья, которое может даже привести к смерти.

— Подавайте.

Я старался вести этот разговор в шутливом тоне, но в общем-то с этими экстрасенсами не до шуток.

Пожилая женщина написала в редакцию о своей встрече с неким молодым человеком. Дело было в поезде дальнего следования. Молодой человек отмечал с попутчиками свой день рождения. В отличие от большинства железнодорожных «дней рождения», дата была настоящая: молодой человек даже показал женщине, автору письма, свой паспорт — дескать, уж не взыщите, если побеспокоим, причина основательная. Наотмечавшись, когда друзья куда-то вышли, «новорожденный» сообщил спутнице, что он экстрасенс. Поинтересовался, куда и по каким делам она едет. Женщина ехала к дочери в Ростов. На это, должно быть, чтобы продемонстрировать свои экстрасенсорные способности, молодой человек заявил своей спутнице, что она, дескать, должна забрать свою дочь из Ростова, а не то с ней, дочерью, приключится беда.

И вот бедная женщина с тех пор мается: взять дочь к себе в Москву она не может — жилплощадь не позволяет и прочие обстоятельства; вот и ждет с ужасом предсказанной беды. Просит редакцию навести справки о молодом человеке (тот оставил ей свой телефон — живет в Москве, в Теплом Стане) — действительно ли тот экстрасенс или так сболтнул, по пьянке.

А вот письмо вовсе уж мрачное и унылое:

«Затронув этот вопрос, нельзя отмахиваться от людей, целенаправленно и упорно творящих зло, выраженное в заболевании окружающих или даже смерти этих граждан, если они вступили в конфликт с подобными «экстрасенсами». О подобных личинах, как правило, боятся говорить открыто или обращаться куда-то с жалобой: люди не без основания опасаются мести подобной личины, от которой не спасут ни суд, ни медицина, единственное средство — бежать.

Внешне такой «экстрасенс» может быть вполне респектабельным гражданином, передовиком производства. «Какой приятный, обаятельный и душевный человек!» — скажете вы, столкнувшись впервые с его личиной. Однако все же кое-какой следок за ним тянется, его избегает большинство сотрудников, о нем могут сказать кое-чего, если только умело и подальше от этой дряни поспрошать его коллег. Люди, как-то вступившие в конфликт с ним, как говорится, плохо кончили. В эпоху темного средневековья тысячи людей за подобные действия предавались суду, хотя виноваты-то были единицы {Значит, виноватые все-таки были? Кто же? Может быть, Жанна д'Арк или Катерина Кеплер, мать Иоганна Кеплера, осужденные за колдовство?}. Я спрашиваю вас и прошу мне ответить: в наше время имеются ли какие-нибудь органы при МВД, которые хотя бы ведут учет подобных личин или присматриваются к их деятельности?

Да, тут требуется тонкая работа следствия: нет ни отпечатков пальцев, ни запаха резиновых галош для розыскных собак, ни окровавленных ножей, ни… Хотя трупы имеются. Если какие-нибудь органы пресечения есть, я охотно покажу им человека, который после конфликта с подобным «экстрасенсом» стал живым трупом, мается на койке в больнице с диагнозом хвори, причина которой, судя по литературе, медицине неизвестна.

Ущерб государству от деятельности этих типов велик, хотя и неочевиден.

Прошу ответить, не знаете ли вы какие-нибудь организации, органы, занимающиеся подобными «экстрасенсами» (А. Васильев, Горький).

Не правда ли, великолепное письмо? Так и видишь автора, пугливо озирающегося, не подсматривает ли за ним кто «из этой дряни», пока он пишет в Москву о шныряющих там и сям зловредных «личинах». Прямо как у Гоголя: «В этом-то хуторе показывался часто человек, или, лучше, дьявол в человеческом образе. Откуда он, зачем приходил, никто не знал. Гуляет, пьянствует и вдруг пропадет, как в воду, и слуху нет. Там, глядь — снова будто с неба упал, рыскает по улицам села… Понаберет встречных Козаков: хохот, песни, деньги сыплются, водка — как вода… Пристанет, бывало, к красным девушкам: надарит лент, серег, монист — девать некуда! Правда, что красные девушки немного призадумывались, принимая подарки: бог знает, может быть, в самом деле перешли они через нечистые руки… Опять, как же и не взять: всякого проберет страх, когда нахмурит он, бывало, свои щетинистые брови и пустит исподлобья такой взгляд, что, кажется, унес бы ноги бог знает куда…»

Так что гоголевский Басаврюк при первом знакомстве тоже производил впечатление «приятного, обаятельного и душевного» человека, однако и кое-какой «следок» за ним тоже с самого начала тянулся.

Еще раз скажу: есть ли какая-то польза от современных знахарей-экстрасенсов — не о том сейчас разговор. Может быть, в каких-то случаях они и в самом деле способны принести облегчение. Каким образом они это делают, что отсюда можно почерпнуть медицине — пусть медики и биологи разбираются. Я же утверждаю одно: в целом, как говорится, «в общекультурном контексте» знахарство, как прежде, так и теперь, было и есть явление небезобидное, опасное. Между этим «передним краем науки» и откровенной мистикой, чертовщиной нет никакой ощутимой границы. Потому как ведают этим «передним краем» люди по преимуществу невежественные, безграмотные, хотя и употребляющие к месту и не к месту наукообразную фразеологию. Им неведомы ограничения, налагаемые законами природы. Они слышали краем уха, что наука находится в постоянном развитии, что любая истина, открываемая ею, в конце концов оказывается недостаточной и неполной, и вот уже относительность знания трансформируется в их представлении в полную ненадежность этого знания. «Мы почти еще ничего не знаем, — уверяют они. — На самом деле нет ничего такого, что не было бы возможно».

Да, мы знаем немного, если вообразить себе некую протянутую вперед на тысячелетия шкалу человеческого познания. Но того, что мы знаем, вполне достаточно, чтобы сказать, например: не существует никаких сил, которые заставили бы оловянную пульку раскачиваться над планом квартиры именно в том месте, которое в самой квартире будто бы подвержено губительному действию «поля земли»; не существует сил, которые заставили бы эту пульку раскачиваться над фотографией умершего человека, оставляя неподвижной над фотографией живого (способность, также приписываемая экстрасенсам); не существует сил, которые заставляли бы мебель подниматься на воздух под пристальным взглядом человека, обладающего будто бы соответствующим даром (столоверчение наравне со спиритизмом, пережившие расцвет в XIX веке, ныне снова входят в моду — опять-таки приправляемые псевдонаучным «экстрасенсорным» соусом)…

Неполнота научного знания тут совершенно ни при чем. Все эти фокусы не имеют абсолютно никакого отношения к науке.

Что касается биополя… Я ни разу не слышал ни от одного из экстрасенсов внятного объяснения, что он подразумевает под этим словом. То ли это электромагнитное поле, создаваемое живым организмом, то ли поле электростатическое, проявление заряда статического электричества, коим все мы насыщены… Всяк толкует слово «биополе» на свой лад, приписывает этому полю те свойства, какие ему заблагорассудится, но при том все делают вид, что говорят об одном и том же.

Чаще всего имеется в виду какое-то особое поле, вроде бы кем-то давным-давно открытое и неведомое одним только «реакционерам», «охаивателям», «Митрофанушкам»… Но вот что пишет по этому поводу авторитетный специалист-физик академик А. Мигдал:

«Вокруг живых организмов существуют физические поля — электрическое, световое, звуковое, — и они довольно хорошо изучены… Нельзя ли предположить, что кроме известных есть еще не обнаруженные физические поля?… Вероятность обнаружить физическое поле новой, еще неизвестной природы в макроскопической области настолько мала, что с ней вряд ли следует считаться».

Тем более вряд ли следует делать вид, что «физическое поле новой, еще неизвестной природы» давным-давно обнаружено, и толковать так и сяк о его фантастических свойствах. Нобелевская премия, полагающаяся за такое открытие, лежит невостребованной в стокгольмском банке.