Да, русские тоже из костей и мяса. Им тоже страшно. И они в первых боях бегут, паникуют, сдаются. Но проходит время, появляется ярость, обида за потери, страх не за себя, а за семью, накапливается по крупице опыт бить врага – и русская армия превращается в силу, которую никто не в состоянии остановить.
И вот уже великий полководец Фридрих II, не потерпевший ни одного поражения в войнах с Францией и Австрией, отдает русскому солдату и Пруссию, и Берлин, сетуя: «Русского солдата мало убить, его нужно еще и повалить!»
Еще недавно Красная Армия, бросая пушки, танки, пленных, бежала к Волге, но прошло два года – и она берет сильнейшую крепость Кенингсберг, теряя в 8-дневном штурме менее 4 тысяч человек. Осажденные немцы в этих мощнейших укреплениях Европы теряют 40 тысяч, да 92 тысячи успевают сдаться.
Это прописная истина, но мудраки никак ее понять не могут, покажут им по телевизору учения американской наемной армии, и они аж млеют от восторга. Профессионалы! Да, и неплохие. И дел могут наделать много. В начале. Но русская армия и не таких видала. Конечно, нелегко будет, но справимся, как деды-прадеды справлялись.
Когда немцы подходили к Москве, академик Вернадский высказал свои опасения Калинину и удивился полнейшему спокойствию последнего. «Ничего, – успокаивал его Калинин, – нам надо разозлиться». Но Калинин -исконный русский мужик, с ним все ясно, он обязан понимать.
А вот тоже русский, но шотландец. Раненный под Аустерлицем генерал Барклай де Толли в госпитале обсуждает возможные пути победы над Наполеоном. Уже тогда, в 1805 году, он видел единственный путь для этого: пропустить войска Бонапарта в глубь России и начать уничтожать их там, в глубине, всем миром. Уж очень сильная была армия у Наполеона. Но ничего. Европа с ней не справилась, а Россия сладила. Чисто русским путем, тяжелым путем, кровавым. За это Россия и не любит войны. Профессионалов, чтобы воевать, у России нет, а детей жалко.
Но вернемся к дворянам и крепостным. В любом случае мы видим, что положение дворян в России до второй половины восемнадцатого века, пожалуй, худшее из всех сословий.
Как ни тяжело крестьянину, но он дома, у него есть жена, дети, праздники, нет постоянной опасности для жизни, у него есть пусть и призрачная, но надежда разбогатеть и жить лучше. У дворянина есть только служба. «Служба дни и ночи». Дворянские дети стали тайно записываться в купцы.
Жалобы дворян стекались ко двору, и наконец в 1736 году императрица распорядилась, со многими оговорками, что из нескольких братьев-дворян в семье одного можно оставить для ведения хозяйства; остальным определить службу в 25 лет, считая с 20, то есть до 45 лет. В этом возрасте дворян можно увольнять, если они действительно служили в армии, а не Бог знает где ошивались. Впрочем, гласит указ императрицы: «А понеже ныне с турками война, то оставлять по вышеписанному только по окончании войн». И все же дворяне вздохнули свободнее – справедливость восторжествовала. Далее в судьбу дворян вмешивается мудрак Петр III, но об этом – ниже.
Заканчивая раздел о дворянах и крепостных, следует упомянуть, что крепостные были в распоряжении еще нескольких сословий или институтов России.
Во-первых, в распоряжении собственно государства, то есть ими командовали бюрократы.
Во-вторых, крестьяне прикреплялись к монастырям. Дело в том, что монастыри исконно строились как крепости, как военные опорные пункты для русской армии. Почти все они были оснащены вооружением, а такие, как Соловецкий, например, могли выдержать осаду силами одних монахов. Кроме того, обители были своеобразным органом социального обеспечения. Здесь доживали свою жизнь престарелые и увечные солдаты и офицеры. Причем как русские, так и иностранцы, служившие в русской армии. Сначала вышла заминка с вероисповеданием, но потом на него махнули рукой: «Пусть живут в монастырях, а молятся как хотят». К тому же церковь благодаря этим крепостным накапливала изрядный запас денег и материальных средств, которые пускала в дело в трудное для России время.
Крепостных церковь не покупала, обычно деревни, приписанные к монастырям, были пожертвованиями царей и дворян.
И в-третьих. Крепостных имели сами крепостные крестьяне! Что здесь интересно, так это то, что свободные крестьяне, а их было около 40 процентов от числа всех крестьян России, крепостных, разумеется, иметь не могли, так как не несли военной службы государству и не имели других способов их приобретения. Юридически не могли иметь крепостных и крепостные, но фактически имели. Делалось это так. Разбогатевший крепостной, решивший вложить деньги в приобретение крестьян, оформлял покупку на своего барина, но крепостными они были его. Поскольку они прятались, так сказать, за его спиной (хребтом), то и назывались – «захребетники».
Автор хотел бы, чтобы читающие эти строки уразумели, что русский крепостной — это не то что поляк или чухонец. Это не раб — ни в душе, ни в мировоззрении. Для него помещик – не Бог и не царь, а только командир, содержать которого необходимо для своей собственной безопасности. И подчиняться ему нужно тоже только из этих соображений.
Для русского немыслимо, чтобы его не прикрепили к другому русскому воину, а продали разбогатевшему кабатчику, да еще и с правом кабатчика убить своего крепостного. Для русского немыслимо, чтобы его, даже если он солдат, продали за границу. Воевать в составе войск союзников за Россию, воевать за союзников – это понятно. Но быть проданным, как немец, чтобы убивать Бог знает где индейцев или североамериканских поселенцев, которые ничего России не сделали – это не по-русски.
Исконно дворяне только воины. В другом качестве они и даром не были нужны России. Это издревле заведено, и в этом была высшая справедливость, которой не понимал Петр Ш и другие мудраки вместе с ним. И только до тех пор, пока дворяне преданно служили России своей кровью, -только до тех пор они имели право на часть рабочего времени закрепленных за ними крестьян, имели право дать им ограниченный круг распоряжений и потребовать исполнения последних, прибегая в случае необходимости к традиционному способу наказания – порке. И только.
КРЕСТЬЯНСКАЯ ОБЩИНА
Основная масса населения России, собственно русские люди, люди, которые несли в себе то, что называют духовной силой народа, это крестьяне. Даже в 1917 году их количество превышало 85 процентов населения страны.
Как «технарь», скажу, что 85 процентов – достаточно весомая величина: если есть 85-процентная вероятность получения ожидаемого результата, то соответствующий процесс перестают в ряде случаев контролировать -такая вероятность считается достаточной.
Если мы хотим понять Россию, то обязаны понять образ мыслей крестьян, ибо они – суть России. Мы все из крестьян, если не в первом, то во втором или третьем колене. И в нас самих сидит крестьянский дух, русский дух. И когда поэт говорит: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет», значит, здесь пахнет крестьянином, поскольку ничего более русского у нас нет.
Русские крестьяне никогда не жили отдельно друг от друга, а вернее сказать, много сот лет жили вместе, общинами, и именно эти общины они называли «мир». Не зная правил «мира», основополагающих его принципов, бессмысленно говорить о русских. Ибо все мы оттуда – из общины, из мира.
Почему «среднестатистический» западный человек в случае, если ему надо переехать с квартиры на квартиру, наймет за деньги машину и грузчиков, которые перевезут пожитки его? И почему 99 процентов русских, если им надо сделать то же, пригласят приятелей, для которых купят водки и закуски на сумму, превышающую ту, что они заплатили бы грузчикам, и после переезда устроят с приятелями попойку?
Почему самой стабильной валютой России остается бутылка водки, причем выпиваемая зачастую совместно? Потому что русские пьяницы? Но ведь не пьют же они больше, чем, скажем, французы.
Формально русский мир, русская община была убита в, пожалуй, столетней борьбе с бюрократией, но дух ее живет в нас. Он пока неистребим, и его нельзя не учитывать.