Самые отчаянные героини в таких обстоятельствах детей топят, а чтобы заработать деньги на покупку мужа, идут в прачки. В красивых драмах они продаются сами. Это уже считается гордостью. Но других женщин не проведешь. «Мать Ирины этому ничуть не удивилась: она как раз предсказывала, что Вера станет шантажировать мужа и не отпустит его» (Там же. Стр. 123).

Впоследствии Вера утверждала, что ее реакция была проста: «Я полагала, раз он любит, то должен быть с любимой женщиной» (Там же. Стр. 118).

«Вера впоследствии яростно отрицала, что у них когда-либо случались скандалы. Она готова была поклясться, что сцен – о которых с сожалением пишет муж и которые Ирина и ее мать старательно записывали с его слов в дневники – вовсе не случалось».

Там же. Стр. 123.

Роман закончился так: «Ирина отбыла в Италию, убежденная, что Вере хитростью удалось удержать Владимира при себе».

Там же. Стр. 124.

Об этом не стоило бы писать так подробно и с иронией, читатель мог бы сам прочитать о Набокове, который «напоминал одного из своих героев, раздавленного собственной страстью, не способного избежать глубокого внутреннего разлада» и пр. – если бы он не вытаскивал на свет божий Льва Толстого.

В пленительной и страстной любви были трещинки. Владимир был замешан «в целой серии мимолетных связей – с немочкой, случайно встреченной в Груневальдском лесу; с подружкой-француженкой, с которой в 1933 году провел четыре ночи; с ужасной, трагической женщиной с чудными глазами; с томной дурой, которой он давал уроки и которая сама себя предложила; были еще малозначительные встречи».

Там же. Стр. 126.

Это не Вера разузнавала по крупицам. Это «Набоков перечислил все это, чтобы показать Ирине, что она на особом счету».

Там же. Стр. 126.

Роман с Ириной – на пятнадцатом году брака с Верой. Срок достаточный, чтобы понять, что ни хуже, ни лучше он не был и не стал. (Характер его притязаний впоследствии к американским студенткам можно не расписывать – кому интересно, те дочитают сами. Скажем только, что здесь тоже плюс на минус: отношеньица, конечно, были гаже, это минус, но страданий Вере они не причиняли – это плюс.)

«Вера упивалась мыслью, что при всей неоднозначности своей репутации Владимир славой вознесен на этой земле до небес».

Там же. Стр. 362.

Слава придет позже, но хорошие генералы женятся лейтенантами, а Вере, как хорошей генеральской жене, не приходилось выбирать.

Когда поднебесная слава достигла и ее, она стала выдумывать себе жизнь и играть с ней.

Вера Набокова категорически отрицала свою похожесть на Зину, героиню «Дара». «Вера, постоянно дистанцировавшаяся от Зины», «…и поскольку Вера никогда не узнавала себя в Зине – даже не признавала, что такое может быть» (Там же. Стр. 128). Единственный раз в книге приводится объяснение. «Разумеется, я не Зина, – категорически заявляла Вера. – Зина только наполовину еврейка, а я – чистокровная» (Там же. Стр. 125). Ужели слово найдено? Как все просто, а мы-то гадали: как бы найти простую и эффективную классификацию для литературных героинь? А вот он, истинный критерий.

На Итальянской Ривьере – по всей Европе успех ошеломительный, изгнанники вернулись сюда, чтобы насладиться самой шумной, самой очевидной славой – Вера прекрасно выглядит, она «была старше Лолиты на 45 лет. В норковом палантине и светло-сером костюме она смотрелась в высшей степени европейской дамой» (Там же. Стр. 340), – они решили подыскать себе место, где могли бы перезимовать и спокойно поработать. Искали в Лугано, в Рапалло, в Сан-Ремо. Вы думаете, это так просто? «Владимир ворчал, что в Италии нет вилл, достойных героев Тургенева и Толстого» (Там же. Стр. 349—350).

Конечно, можно сказать, что это и трогательно – когда пожилая пара представляет себя литературными героями, довольно трудно, правда, переварить смешение в одну кучу Толстого и Тургенева. Даже когда за этим стоит Набоков, подтекста разглядеть не удается, и в нос бьет запах интуристовского коктейля: пейте, это и есть загадочная русская душа и великая русская литература.

В Италии – огромное количество самых прекрасных вилл, достойных разнообразнейших героев.

Какие еще герои? Вот эти?

«Вера согласилась на одно интервью в отеле, во время которого с удовольствием сообщила репортеру, как отвратительно ей это мероприятие» (Там же. Стр. 347). Не могу, правда, не подклеить еще одну цитатку: «Вера наслаждалась как никогда. В каждом своем описании парижско-лондонского вихревого тура она с энтузиазмом заключает, что все происходящее ужасно приятно» (Там же. Стр. 340). «Она призналась, что первой читает книги мужа; что она спасла „Лолиту“; что именно она настояла на ее издании. Внезапно Вера, поменявшись с репортером ролями, стала пытать его, где можно подыскать приличную виллу. Вывод Владимира: „Ну разве не прелестная беседа? Не правда ли, моя жена просто чудо?“» (Там же. Стр. 347).

Это похоже на Кити и Левина?

«Лолита» к тому времени продалась миллионами экземпляров, и вкус денег кружил Набокову голову; из шикарных, умеющих пожить героев он напоминал уже только Кису Воробьянинова.

В расцвете славы, в Нью-Йорке, на Пятой авеню, Набоковы встретились с женой бывшего коллеги по университету в Итаке, немкой по происхождению. «Вера была ослепительна в палантине из голубой норки. „В Калифорнии я вспоминала вас каждый день!“ – сообщила Вера молодой женщине. „Право, миссис Набоков, с чего бы вам так часто меня вспоминать?“ – заметила ей в недоумении жена профессора. „Видите ли, дорогая, у нас в Голливуде была немка экономка!“ – последовал надменный ответ» (Там же. Стр. 360).

Они прожили в Америке, давшей им кров перед начинавшейся в Европе войной – Владимиру грозила мобилизация в ряды воинов, защищающих Францию: какой-то стране они должны были быть обязаны? Вере надо было держаться подальше от Германии, да и любого другого места в доступности сухопутными военными средствами от державы, за которой первоначально был военный успех, давшей статус и средства к существованию, среди достойного преподавательского окружения, не сделавшего им ничего плохого. Вера склочничала с соседями по мелочи: «Они страшились даже звука собственных шагов; рев пылесоса или дневной воскресный просмотр телесериала вызывали громкий стук снизу. Не раз грозная Вера возникала у них на лестничной площадке. Кроугены „с покорностью слуг“ выслушивали ее претензии».

Там же. Стр. 213.

Германия была первой страной, приютившей их в пространствах эмигрантской судьбы. Поводов для мести немке-профессорше не было, был повод для мести прошлому.

Письмо после войны сестре Лене, вышедшей замуж за русского князя Масальского, княгине Лене Масальской, после разлуки в сорок лет – и в зените славы и богатства Веры. «В этой связи у меня к тебе вопрос. Знает ли Михаэль, что ты еврейка и что он, соответственно, полуеврей? Можно ли говорить с ним открыто на эту тему и обо всем, что с этим связано? Учти, что мой вопрос не имеет ни малейшего отношения к твоей католической вере или к тому религиозному воспитанию, которое ты предоставила своему сыну. Все это не главное, и я не хочу это обсуждать. Меня интересует только то, о чем я спрашиваю. Если М. не предполагает, кто он, то мой приезд к тебе не имеет смысла».

Там же. Стр. 349.

Религия не имела значения. Не имело значения и то, что Лена Слоним за свое еврейство заплатила цену побольше, чем Вера, – она пережила годы нацизма в Германии, имея статус «польской еврейки» со всеми его последствиями, а сын ее, «Михаэль», князь Масальский, будь он хоть трижды «полуевреем» в глазах тетки, матери и всего света, имел право на свою собственную самоидентификацию – вне зависимости от того, что тетка всеми силами хотела быть дерзновенной, объявляя всем и каждому, отнюдь не дожидаясь «бестактного» вопроса и многих ставя в недоумение по поводу этого подвига, что она – чистокровная еврейка.