– Я в курсе твоих подвигов, – начал он официальным тоном, словно диктовал на диктофон. (Что вполне могло быть!) – Сам понимаешь, вся эта литература – не в счет. Тема? Тоже не в счет. Уже были намеки. Они так далеки от действительности в сознании нашего чистого народа и его избранников, что будут выглядеть еще одним «клеветническим измышлением». Одним больше, одним меньше. Уже приняты меры, чтобы заинтересованные стороны «там» не поддавались на эту приманку. В случае чего примем «ассиметричные» меры: у «капиталистов» тут дел больше зависает. Так что не бери в голову. Выборы? Ну, что выборы… Все останется там, где и сейчас. Так, небольшая рокировка.

Дядька позвал меня кивком на балкон. Заговорил тише.

– Скажу тебе по секрету, даже смешней получилось. Отвлекающий маневр. Сейчас он очень ко времени. Двадцать первый век, блин. Все теперь рискованней и круче, или «раскованней». Вспомни дело Левински. Хиллари еще президентшей станет, помяни мое слово. Острота не помешает. Это тебе не дело Иванова и Кристины Киллер. Да и не катит в народе такое пока. Проехали.

Мы помолчали. Там, в «Бору», действительно, воздух какой-то волшебный – бор есть бор, сосны реликтовые, дух от них. И кукушка. Такого больше нигде не сыскать. Да, и замков никаких не надо. Дядька заговорил опять.

– Но дела принимают новый… оборот. Твой все пишет?

– Не в курсе…

– Пусть пишет. Это сегодня не возбраняется. А у твоего – талант! Тут мне давали его одну вещицу – забирает… Там, знаешь, вроде Анна Каренина… И в то же время групповушка… Сечешь?

– Кто ж третий? Уж не сам ли Каренин?

– Нет, Каренин там…

– Педик?

– Ты разве педик?

– При чем тут я?

– Да он как бы тебя прописал, конкретно! Занятно… А? Ты не обижайся, теперь все карты у молодых! Пусть их как бы развлекаются. Тоже по-своему отвлекающий маневр. А? Пока мы делами занимаемся…

– Все-таки, кто ж там третий?

– Баба. «Фру» зовут.

– Так это ж лошадь!?

– Ну, не знаю. Замутил так твой писатель, не врубишься без пузыря.

– Говнюк…

– Вздуть не мешает. Я бы вздул. Ты – отец. Авторитет как бы. Ты для него – президент!

– Вздую. И не «как бы», а всерьез. – Я подумал, что говорить придется и поморщился.

– Ладно, нам с тобой сейчас не до литературы. Ты давай, переключайся. Хочу поручить тебе серьезное дело. Копии из той папки у тебя с собой?

Дядьке уже все доложили. Вот так он работал всю жизнь. Сидит за городом, пьет по десять чашек кофе и в курсе всех дел. Еще пожрать любил всегда. Как Иммануил Кант – «нет возможности путешествовать», позволял себе «хороший стол».

Мы перешли в его кабинет, куда его охранник приволок сигары и «Боле». Папка у меня была с собой. Я положил ее на угол стола, заодно изложил историю с ночным звонком и изъятым документом. «Савельич» выслушал молча. Потом он сказал:

– Скорей всего, кто-то отслеживал ситуацию. Надо бы проверить пассажиров того рейса. Не денется никуда твой «Мститель». Ладно, слушай сюда! – и он набросал мне задачу.

Нечто подобное я предвидел: всю собственность мы подминаем под себя. Список новых «владельцев» с кем надо согласован. Что-то вроде штаб-квартиры планировалось устроить на небольшом острове на Багамах.

– Теперь об этой немецкой халабуде… Про замок, который ты хотел заначить… Ты не будешь за него судиться. Мы не будем. Пусть эта баба шумит, сколько влезет. У нее на руках ничего нет! Поверь мне! Даже копии! Мистика! Мои люди после твоего звонка ее обыскали вместе с таможенниками. Сразу после прилета. Убедись!

Дядька показал мне видео. Смачно ругаясь по-немецки и по-русски с акцентом на экране раздевалась женщина лет пятидесяти пяти. Помогала ей женщина-тамо-женница. Шикарное белье ее заставили снять до нитки, включая чулки с ажурными кружевами-резинками. Потом ее заставили руками раздвинуть возможные тайники. Поражали обильные заросли. Можно было спрятать и документ, и самому спрятаться.

– Как тебе? – хмыкнул дядька. – По мне – старовата. Но манда!

Но и там тоже не оказалось заветной бумаги. Таможенники не нашли и извинились.

– Если только она ее не съела!» – хохотал дядька, закуривая гавану.

«Но ведь бухгалтер должен был передать ей копию! Он ее снял и своего не упустил – толканул этой бабе Яге! Выходит, кто-то ее обшмонал в самолете!» – я закашлял от сигарного дыма, но смолчал.

– А теперь отдай мне оригинал…

Я кивнул на папку, лежащую на белой скатерти. Все-таки мне жаль было расставаться с «моим» «Замком Духов».

– Вот что мы с ним делаем! – дядька бросил драгоценную бумагу в камин, который уже разжег его охранник.

Стемнело и похолодало, к нам доносились запахи весеннего подмосковного вечера, травы, реки и хвои. К ним тонко подметался запах цветов душистого табака. Вместе с дымком от березовых дров аромат был – хоть кумарься.

– Забудь. Нет этого замка. Понял? Нет!

– Но почему?

– Потому что его никто не видел. Мы потеряли там две машины и одного агента. Достаточно. Носа туда не суй, понял?! Феномен вроде полтергейста. Будем разбираться.

При расставании дядька вручил мне несколько карточек. Тут были «Виза», «Америкен экспресс», «Евро кард», «Мастер кард». Некоторые были «золотого» достоинства.

– Наличные возьми, не жмотничай, «Дубровский»! Сейчас в Москве без наличных никуда. Это тебе не гнилой Запад!

Уж я не буду «жмотничать»!

– Здесь ночуешь?

– Да вроде…

– Пешком дойдешь или позвать шофера?

– Не надо, спасибо. Пройдусь… Подышу воздухом… – я пошел по освещенной фонарями «лесной» тропинке к коттеджному поселку для чинов пижиже. Господи, сколько мы теряем в беготне! Было тихо, наверху, как по реке, над просекой плыли звезды.

Я вышел на поляну, осветившуюся острым серпом месяца, прорезавшим непрочную подкладку кармана Вселенной, в котором мы, Человечество, сидели от века. Хрустальное яйцо мира было исклевано изнутри рождающимся цыпленком новой эпохи, который никак не хотел вылупиться. «Эра Водолея». Можно так.

Небосвод звенел от счастливого напряжения. Каждую секунду гибли миры в глубинах галактик, в недрах Космоса. Но какая это была чепуха по сравнению с ежесекундной гибелью Вчерашнего дня, Прошлого, Всего, что было!

Рушились религии и культуры. Сыпались в черную бездну книги, которые больше ни к чему было читать! С воем пропадала музыка, превращаясь в хаос звуков, а потом в ледяное молчание Тьмы. Иллюзии, мечты, сны, упования, предсмертные хрипы, слова прощания и прощения – все превращалось в нелепый щебет недоумков, так и не понявших, зачем и для чего они столько жили, мечтали и мучились. И зачем теперь они умирают сами и убивают других? О чем так истово молились и что так неистово проклинали?!

Как получалось, что люди, начиная каждый новый день с намерения совершить Нечто Великое, вечером выясняли, что всего-навсего выдали замуж дочь, купили бизнес, схоронили мать, дали умереть брошеному отцу, забыли в хосписе бабку, отдали в чистку ковер, бросили в наркотической коме сына… Чтобы начать наутро все сначала.

Если новой эпохе суждено грянуть, она должна начаться с чумы, голода, мора пострашнее СПИДа.

Все должно измениться и заставить измениться эту тупую скотину – человека.

Мне захотелось проклясть кого-то конкретно. И я прошептал: «Будь ты проклят, Леонардо Да Винчи со своей Моной Лизой!»

Мне стало чуть легче. Костяной стук, который могли издавать только скелеты в пляске при луне, вернул меня к соснам и свету на седой траве.

Громко щелкали шары в бильярдной – там запозднились заядлые игроки, я поймал себя на мысли, что впервые в жизни сама мысль об игре казалась мне омерзительной.

Ночевал я у себя, тут же в «Бору». За мной в поселке был закреплен коттедж на двоих с одним из технарей-компьютерщиков. Я не хотел выделяться, чтобы не светиться излишне – клерк и клерк, как прочие. Мы называли эти бунгало «дачами». Спал великолепно, надышался скипидара.

Утром ко мне, прямо в «Бор», заявился сын. Думаю, дядька знал, что он приедет. Сын уже добыл у обслуги пива и теперь сидел в моей комнате, развалясь и хлебая из горлышка. Он ожидал разноса, поэтому пробовал наехать на меня сам.