– Это платье скрывает ваши плечи, – хмуро проговорил он.

– Ну да. Не могу же я ходить по улицам декольтированная. И потом, вы не написали, в каком виде хотите меня запечатлеть.

Он хмыкнул:

– Я подумывал о портрете, а у вас прелестные плечи и шея.

– Не можете же вы все время писать девушек с бабочками.

– Нет, наверно, – проговорил он, не отрывая от меня задумчивого взгляда. – Платье у вас вполне ничего. Ладно, придется мне удовлетвориться лицом. Оно у вас тоже не так уж плохо.

Я рассмеялась:

– Ничего себе ирландский комплимент!

– Ладно, пошли. Неблагодарные создания эти голуби, скажу я вам. – Мы перешли через дорогу. – Как вам живется у Райдера? Все хорошо? Вчера я виделся с Эндрю Дойлом, и он мне сказал, что по виду вроде все в порядке. Вот моя дверь. Теперь наверх. Лестниц здесь не меньше, чем на Монмартре.

У Тоби оказалась очень симпатичная мастерская с верхним светом и окном на Темзу Правда, у меня было немного времени оглядеться, потому что Тоби подготовился к моему приходу и сразу усадил меня в кресло с прямой спинкой.

– Снимайте шляпу, Ханна, и садитесь, будьте хорошей девочкой. Нет, нет. Смотрите прямо на меня. Так лучше. Нет, у вас из прически выбилась прядь, надо ее поправить.

– Неудивительно, ведь вы мне не дали ни минутки привести себя в порядок. У вас есть зеркало, или вы сами будете меня причесывать?

– Ладно. – Он легонько коснулся моей головы. – Вот так. Прекрасно. Вам удобно?

– Удобно. Так куда мне смотреть?

– На меня. И, пожалуйста, помолчите. Поговорим чуть позже. Я вам скажу когда.

– Слушаю, сэр.

Он усмехнулся:

– Вы – единственная натурщица, которая никогда на меня не злится, юная Маклиод, да благословит вас Бог.

Он принялся смешивать краски, и вскоре работа захватила его. Тяжело дыша и что-то бормоча себе под нос, он то воинственно бросался на холст, то совсем исчезал за ним, а то вдруг выныривал и подолгу не отрывал от меня глаз. Через двадцать минут он вздохнул, положил кисть и палитру на стол, взял холст в руки и бросил его в угол, а потом вполне спокойно и дружелюбно спросил:

– Как вы думаете, красавица, вы не могли бы сварить ваш чудесный кофе?

– Я постараюсь, Тоби. Кофе в кухне?

– Я вам покажу. Девушки обычно спрашивают, что случилось и почему я не рисую, и, Бог знает, что еще, – сказал он, провожая меня в маленькую, но очень уютную кухню. – А с вами так спокойно, благослови вас Господь. Я ни разу, представьте себе, не пил приличного кофе с тех пор, как приехал в Англию. Эти кондитеры ни черта не умеют. Вот так же во Франции нигде не выпьешь хорошего чаю.

Я открыла дверцу кладовки.

– Тоби, все дело не в кондитерах, а в воде. Мы с нашей кухаркой чего только не перепробовали, а потом решили, что дело все-таки в воде. Французская вода хороша для кофе, а английская – для чая. Знаете, у вас тут есть немножко чая. Может быть, я поставлю кипятить чайник?

– Такая молодая и такая мудрая, – сказал Тоби. – Делайте чай, только не разговаривайте. Я хочу понаблюдать за вами.

Меня совершенно не смущало то, что он уселся в кресло и стал напряженно вглядываться в каждое мое движение, пока я заваривала чай, однако мне стоило большого усилия не рассмеяться, глядя на него. Едва он сделал пару глотков, как вскочил и требовательно попросил:

– Пойдемте, Ханна. Побыстрее.

И мы оба бросились в мастерскую. Не успела я сесть, как он поставил новый холст на мольберт и схватил кисть и палитру. Вновь он что-то бормотал и тяжело дышал, словно борясь с холстом, а минут через двадцать рассмеялся, продолжая быстро работать, так что я поняла, что напряжение покинуло его и он с удовольствием накладывает мазок за мазком.

– Как вам понравились Уилларды и Эндрю Дойл? – спросил он.

– Мне можно разговаривать?

– Конечно, можно. Только не тогда, когда я на вас смотрю.

– Ладно. Они все очень милые, но я чувствовала себя немножко неловко. Они вели себя так, словно я великая героиня и в самом деле спасла мистеру Дойлу жизнь.

– Наверно, так и есть.

– Глупости. Просто он очень романтичен, правда? Я думаю, он хороший человек. Клара мне рассказала, что он очень много делает для бедных мексиканцев.

– Господи, это я все знаю. В Париже он целый вечер рассказывал мне, как жестоко обращаются в Мексике с крестьянами. Вы заметили, что он в вас влюблен?

Я вскочила с кресла:

– Что?

– Спокойно. Этот парень в вас влюблен.

– Мистер Дойл?

– Кто же еще?

– Тоби, вы шутите.

Он появился из-за холста и уставился на меня отсутствующим взглядом.

– Нет. Так оно и есть, я вам точно говорю. Отчасти это потому, что вы его спасли, отчасти потому, что вы – бедная крестьянка, и к тому же прехорошенькая.

– О Господи.

– При чем тут Господи? Он богат, и я почти не сомневаюсь, что он попросит вас стать его женой. Из вас выйдет очаровательная дама, которой будет вполне по силам отвратить его от опасных помыслов.

Я улыбнулась:

– Нет, вы все-таки шутите.

– Может быть, но я в этом не уверен. Вы же сами сказали, что Эндрю – весьма романтическая натура.

– Неужели он настолько влюблен, – недовольно спросила я, – что собирается ухаживать за мной?

Тоби повернулся ко мне спиной, чтобы посмотреть на свое творение.

– А если и так, что в этом плохого?

– Это будет ужасно. Вы же знаете, что я ни за кого не могу выйти замуж, даже если бы очень этого хотела.

– Тогда будем надеяться, что он не сделает вам предложение. Расскажите, как вам живется у Райдеров.

– Хорошо. Сейчас соображу. Мистер Райдер бесцеремонен, но я не обращаю на него внимания, он вообще такой. Зато я неплохо лажу с Мэтти и детьми. Джеральд тоже влюблен, но я перестала обращать на него внимание. В общем-то, у меня очень приятная жизнь. Немного работы и много свободы.

– Прекрасно. – Тоби оторвался от картины и взглянул на меня. – Все еще никаких намеков, почему Райдеру во что бы то ни стало надо было заполучить девушку с бабочкой?

– Никаких. Ой... Только вчера я узнала, что он видел фотографии ваших картин в журнале и понял, кого вы рисовали. Сказал, что догадался. Наверно, мистер Бонифейс сказал ему, что мы с вами жили по соседству. Он знает о вашей славе и вроде бы хочет приобрести одну из ваших картин.

– Он ведь не коллекционер?

– Нет. Но ему кажется, что это будет неплохим вложением денег.

– Пошел он тогда к дьяволу, – весело проговорил Тоби. – Он еще больше обыватель, чем вы, Ханна. А теперь слушайте. Он говорил с Бонифейсом о «девушке с бабочкой» до того, как я написал ту картину, значит, он знает о золотой бабочке на вашем плече, красавица. Вы его спросили о чем-нибудь?

– Ради Бога, Тоби, не могу я задавать своему хозяину такие вопросы. Кстати, мне все равно, откуда и что он знает, пока он себя прилично ведет со мной.

– Значит, совсем ничего необычного? Совсем ничего?

– Нет. – И я вспомнила, как нехорошо мне было прошлой ночью. – Есть два совпадения, которые не имеют никакого отношения к мистеру Райдеру.

– Ну же?

Я рассказала ему о прогулке по реке, задуманной мистером Райдером, на которую он пригласил Уиллардов и Эндрю Дойла, и еще троих гостей.

– Один из них – сэр Джон Теннант. Не знаю, помните ли вы то письмо, которое мне написала мама и которое я как-то раз вам показывала. Там она упоминает о Благотворительном обществе Теннанта. Не буду особенно распространяться, потому что Мэтти мне рассказала вроде бы по секрету, только скажу, что мистер Райдер питает неодолимую ненависть к сэру Джону.

Прошло несколько минут, прежде чем Тоби спросил:

– А другое совпадение?

Я рассказала ему о Кларином подозрении, будто в Мексике Эндрю Дойл встречался с вождем повстанцев Рамоном Дельгадо, и о том, что этот самый человек приходил к нам в Колледж для юных девиц год или два назад.

– Это все? – спросил Тоби.

Он торопливо работал кистью и лишь изредка посматривал в мою сторону.