Невольно вскрикнув от радости. Мелисанда подошла к скакуну и погладила бархатную морду. Благородное животное отшатнулось от неожиданности, но тут признало свою хозяйку. Подавшись вперед, жеребец потерся мордой о ее плечо. Она радостно рассмеялась.

— Ах, Герой, ты все еще помнишь меня!

— Не похоже, чтобы он тебя позабыл, — послышалось за ее спиной.

Конар. Он снова стоял вплотную за ней. Как всегда. Она скрипнула зубами, вспомнив его заверения за пиршественным столом прошлым вечером, что отныне ей понадобится боевой конь.

Внезапно глаза ее наполнились слезами обиды. Можно подумать, что она сию минуту собирается отправляться на войну! Неужели непонятно — она наконец-то вернулась домой. И больше всего нуждается в мире и отдыхе. Пусть только попробует после всего, что было с ними, попытаться лишить ее счастья прокатиться на жеребце.

Она невольно опустила отяжелевшие от слез ресницы и вся напряглась, снова услыхав его голос:

— Ну же, сударыня. Позвольте подать вам стремя.

— Благодарю, — осторожно отвечала она, с недоверием взглянув на него.

И вот она уже в седле. Она с нетерпением ждала, когда же, наконец, бросит якорь шедшая самой последней ладья Конара — он построил ее специально для того, чтобы везти в ней своих лошадей. Подобному тому, как он не желал пускаться в путь без Бренны, он не желал пускаться в путь и без Тора. Наверное, в этом и заключалась главное отличие привычек Конара от привычек его отца, грабившего когда-то побережье Ирландии. Однако еще со времен их прародителя, Олафа, Норвежского Волка, у викингов повелось перенимать обычаи покоренных народов. Так, Конар стал использовать в боях верховых лошадей, которых возил за собой. И его не волновало, с какими трудностями придется столкнуться его людям при перевозке живого товара через морские просторы.

Экипажи его ладей были достаточно многочисленны и состояли из выносливых проверенных ветеранов — они быстро причалили и разгрузили свои суда. И вот уже кавалькада стремительно несется по направлению к крепости.

Здесь почти ничего не изменилось!

Вот они, каменные стены, которые воздвиг ее отец, по-прежнему охраняют фермы и усадьбы предместья. Вокруг стен раскинулись тучные угодья, а жители предместий и замка: прачки, кузнецы — словом, весь мастеровой люд — столпились у ворот крепости, приветствуя Мелисанду. Она сердечно поздоровалась с ними, въехала в ворота и спешилась с помощью отца Мэтью. Боже правый, какая суета поднялась вокруг их кортежа! Словно и не было этих долгих шести лет разлуки.

Но вот она, наконец, прошла сквозь толпу встречающих, поднялась по лестнице в цитадель и устроилась возле камина в просторном зале своего замка. Рагвальд трогательно настаивал на том, что ей непременно нужно согреть ноги, хотя нуждался в тепле сам. Несмотря ни что, ей так приятно было ощущать снова его заботу, видеть его преданное обеспокоенное лицо! Мари тут принесла ей кубок сладкого подогретого вина, однако поговорить им так и не дали: каждый из вновь приходящих считал своим долгом произнести приветственный тост, вино и эль лились рекою.

Улучив минутку, она огляделась, и отметила про себя насколько уютнее выглядел зал у Рианнон, благодаря украшавшим его маленьким светильникам. Солома, устилавшая пол, была отнюдь не первой свежести, а голые, без занавесок, окна легко пропускали внутрь комнат ночной холод. Она дала себе слово, что раз уж вернул домой, то должна позаботиться о былой славе и великолепии детища своего отца.

Но тут же Мелисанда вспомнила о том, насколько важно, прежде всего, привести в порядок внешние укрепления замка — и лишь потом можно будет заняться внутренним убранством. Даже при беглом осмотре было ясно, что стены требуют основательного обновления. Кроме того, она должна быть уверена в том, что стража на стенах достаточно надежна.

Она оглянулась. Конар не спускал с нее глаз, словно читал ее мысли. Его взор как будто предупреждал ее, что впереди их ждет немало сражений.

Она с трудом отвела от него взгляд.

— Вы должны рассказать мне абсолютно обо все что случилось здесь в мое отсутствие, — обратилась она к Мари и Рагвальду, а потом требовательно посмотрела на стоявших за ними Филиппа с Гастоном. — Как чувствуют себя наши вассалы? Кого мы потеряли?

— В последнем сражении погиб Вильям из южного удела, — сообщил Гастон, почтительно кланяясь. — Жаль его — он был хорошим арендатором и доблестным воином. Его сын, тоже Вильям, принес клятву верности вам и графу Конару. Но поскольку вы были в отъезде, принял молодой Свен.

Она кивнула, потупив глаза. Свен! Слуга ее мужа. Она по-прежнему относилась с недоверием к этому человеку.

Им нужно было сделать и обсудить так много, что Мелисанда не заметила, как промчался этот день. Как только разнеслась весть о ее возвращении, в замок потянулись один за другим ее вассалы, желавшие продемонстрировать свои верноподданнические чувства. Она еще раз убедилась в том, что лишь угроза вторжения викингов в их христианский мир заставила укрепиться это феодальное государство — ведь они клялись в верности не столько ей или Конару, сколько крепким стенам их цитадели. Они приносят ей присягу, они работают на нее три дня в неделю, они повинуются ей как сюзерену. Они живут на ее землях. Она вольна даже распоряжаться их жизнями. А взамен она гарантирует им свое покровительство.

За окнами уже сгущалась ночная тьма, когда поток верноподданнически настроенных мастеровых, воинов и горожан, наконец, иссяк, и в пиршественном зале остались лишь обитатели цитадели. Для них накрыли роскошный стол — и каких только яств на нем не было! Хотя теперь она смотрела на родной замок немного иначе — несомненно, он не в силах тягаться с Дублином в размерах, роскоши или числе жителей. И все же, вспоминая изящно украшенный зал Рианнон, Мелисанда не без гордости созерцала мощные укрепления своего замка и безыскусную преданность, и силу его защитников.

Светильники уже почти погасли — вероятно, и час был поздний — когда Мелисанда вдруг ощутила, насколько утомил ее этот суматошный день.

— Мари, ты не могла бы проводить свою хозяйку в постель? — спросил вдруг Конар, и она взглянула на него, пораженная его способностью читать ее мысли и угадывать желания.

— Я еще не настолько утомилась… — начала было она, возмущенная тем, что он без ее участия обсуждает со Свеном, Гастоном, Филипом и другими мужчинами особенности укреплений вокруг ее замка. Но усталость взяла свое. В конце концов, он сегодня не стал препятствовать ее поездке верхом на Герое. Завтра, когда она не будет такой усталой, она позаботиться о том, чтобы восстановить свой авторитет, а сейчас у нее нет для этого сил.

— Хотя, возможно, ты и прав, — произнесла она, утомленно прикрыв глаза, и Мари торопливо поднялась следом за ней. О, как же она была рада вновь оказать дома. Она снова пожелала спокойной ночи слугам, преданно охранявшим ее отца, обняла Рагвальда и следовала по лестнице, ведущей во внутренние покои замка.

— Мелисанда!

Она услышала этот негромкий оклик и обернулась, недовольно прикусив губу. Она намеренно не хотела с ним прощаться, но все же наклонилась и запечатлела легкий поцелуй на его челе, обрамленном золотистыми локонами. Он постарался поймать ее взгляд.

— Я скоро приду, любовь моя.

— Ну что вы, сударь, вам незачем спешить. Можете провести здесь всю ночь, если того потребуют дела.

— Нет, миледи, я не перенесу столь длительной луки. Я уверен, что ваше одиночество не затянется.

Стиснув зубы, она заставила себя улыбнуться и шла из зала.

И вот Мелисанда поднялась в опочивальню своего отца. Комната была и вправду огромной — в точности такой, какой она ее помнила — и после промозглого зала в ней показалось очень тепло. Возле очага ее ожидала теплая ванна, а на кровати была приготовлена рубашка из мягкой ткани. С помощью Мари она погрузилась в воду, без конца болтая о том, что успела повидать время долгих странствий — но при этом почему-то гая упоминать в своих рассказах имя Конара.