По мнению Лоры и Алана, эти супруги, кто бы они там ни были, очень правильно поступили, что снова обратились к отцу Хёрли.
— Я их не очень хорошо знал, — проговорил тот задумчиво, почти как сам с собой. — С матерью Дейрдры миссис О'Хаган я немного знаком и знаю миссис Бэрри, мать подружки невесты Морин Бэрри. А вот его совсем не знал.
— Ты никогда ни словом о них не обмолвился, — старалась разговорить его Лора.
— Ну да, как-никак, я многих венчаю. Некоторых больше никогда и не вижу. А Дейрдра, между прочим, всегда присылает мне открытку на Рождество. Плохо я помню этих Дойлов, Десмонда и Дейрдру… — Он тяжело вздохнул.
— Тебе они не понравились? — спросила Лора. — Нам-то можешь сказать, мы же их не знаем и никогда с ними не встретимся.
— Да нет. Они были очень даже милые и как раз мне понравились. Просто мне показалось, что они друг другу не подходят и скоро расстанутся… — Он разогнал печаль тихим смешком. — И надо же, как я ошибся. Они уже прожили вместе целых двадцать пять лет!
— Видно, они хорошая пара. — Лора задумалась. — Иначе зачем бы им тебя приглашать и устраивать пышное торжество. А повторение обетов будет?
— Не знаю, мне написала их дочь.
Он опять погрузился в молчание, но здесь, в просторной заполненной книгами комнате Алана и Лоры Блэков, молчание никогда не бывало тягостным.
Он стал думать о том бракосочетании. Это было в год рождения Грегори. Отец Джеймс вспомнил, как Дейрдра О'Хаган пришла к нему в ризницу; она слышала от матери, что он едет на шесть месяцев в Лондон. Это было временное назначение: с одной стороны, ради приобретения опыта, с другой — чтобы дать ему возможность решить, не согласится ли он служить в Англии. Священники-ирландцы в Британии были наперечет, зато среди католической паствы было полно переселенцев из Ирландии, а также их детей, которые предпочитали «своего» священника.
Дейрдра О'Хаган казалась напряженной и встревоженной. Она хотела знать, не может ли он устроить венчание в следующем месяце.
Все признаки вынужденного брака с целью «покрыть грех» были налицо, но она упорно отмалчивалась, не желала посвящать священника в причины спешки. Отец Хёрли пытался вкрадчивыми увещеваниями склонить ее к тому, что лучше провести бракосочетание в Дублине, но она была непреклонна. Родные ее жениха — с запада.
Но ведь Дублин, если на то пошло, ближе к западу Ирландии, чем Лондон, разве нет?
Дейрдра О'Хаган, которая помнилась ему хорошенькой веселой студенткой университета, дочь Кевина и Эйлин О'Хаганов, прихожан богатых и щедрых, — эта девушка будто бы обрела стальную волю. Она будет венчаться в Лондоне, она хочет уважить своих родителей, потому и обращается к викарию, которого они знают и любят; но, разумеется, если он не может, она договорится с кем-нибудь другим.
Помнится, он все же пытался тогда выведать у Дейрдры, с чем связана такая срочность. Брак — дело серьезное, здесь недопустима скоропалительность и нельзя руководствоваться ложными мотивами.
Должно быть, он выставил себя порядочным ханжой, к тому же, дал повод заподозрить себя в нескромном любопытстве, потому что она отвечала ему слишком четко и очень, очень сухо. «Видите ли, отец, если бы все следовали вашим наставлениям, никто вообще не вступал бы в брак, и в один прекрасный день оказалось бы, что род человеческий вымер».
Несмотря на это неприятное вступление, свадьба прошла отлично. Родственники жениха оказались простыми мелкими фермерами с запада; их было совсем немного. О'Хаганы численно превосходили их. Кевин, приятный, спокойный, задумчивый человек. Он умер несколько лет назад, зато Эйлин все еще полна сил.
Подружкой невесты была красивая молодая женщина по имени Морин Бэрри, ныне хозяйка этих модных магазинов. Он видел ее буквально на днях, когда служил панихиду по ее матери. Интересно, поедет ли она на серебряную свадьбу в Лондон? Поедет ли он сам? Он опять вздохнул.
— Ты сегодня не в настроении, Джимбо, — сочувственно заметила Лора.
— Хотел бы я быть степенным старым священником — знаешь, которому все ясно, как дважды два, и никаких сомнений.
— Тогда ты был бы невыносим, — ответила она ласково.
Алан оторвался от книги:
— Я понимаю, о чем ты. Было бы куда легче, будь у нас только закон, который надо соблюдать и осуществлять. Но мы стараемся в каждом случае учитывать конкретные обстоятельства дела, судить не по букве, а по существу, отсюда и возникает неразбериха.
Джеймс Хёрли внимательно посмотрел на зятя, но в словах адвоката не было никакого тайного смысла, он не догадывался о том, что натворил его сын. Он просто размышляет о практике окружного суда, где судья мог быть порой снисходительным, а порой строгим, в зависимости от того, что ему известно о человеке.
— Люди, не способные самостоятельно принимать решения, кончают нацизмом, — утешала его Лора.
— Иногда это неправильные решения, увы. — С лица Джеймса Хёрли не сходило озабоченное выражение.
— Кто бы вообще решился на какой-нибудь поступок, если бы не думал, что в данный момент это правильно.
— А потом? Что происходит потом?
Лора и Алан переглянулись. Джим никогда еще таким не был.
Наконец Алан заговорил:
— Ну, во всяком случае, сейчас не то что раньше, когда судьи отправляли людей на виселицу. Мы-то никого к смерти не приговариваем.
Это должно было послужить утешением. Но не подействовало.
— Нет. К смерти — нет.
— Пойдем погуляем с собаками? — предложила Лора. Легким, бодрым шагом они вдвоем направились через поля, по которым гуляли с самого детства.
— Если бы я могла помочь… — начала она неуверенно.
— Нет, Лора, я и так допустил непростительную слабость, выставил напоказ перед вами свою ипохондрию.
— Ты же мой младший брат, хотя и важный почтенный служитель церкви.
— Не важный и не почтенный. Я так и не получил постоянного прихода, да и желания у меня никогда не было. Не хочу брать на себя ответственность.
— И не надо. Никто тебя не обязывает.
— Бывают случаи, когда ты должен взять на себя ответственность.
Она знала, что больше он ничего не скажет, но лицо у него как будто повеселело, когда в гаснущем свете дня они возвращались домой.
После этого визита он понял, что, если не возьмет себя в руки и не перестанет потакать своим настроениям, его жертва лишится смысла. К чему пытаться избавить людей от одних огорчений, причиняя им в то же время другие? Им не дано знать, что их сын в нетрезвом состоянии сбил насмерть велосипедистку и даже не остановился. Блаженное неведение! Зачем отнимать у них душевный покой, заставляя тревожиться — ведь они думали, что он близок к нервному срыву.
В последующие месяцы он ожесточенно боролся с сомнениями и подавлял в себе ощущение предательства, сидя в обществе людей, которые всегда были и будут единственной его семьей.
Он научился непринужденно смеяться шуткам племянника и не морщиться от некоторых его замечаний, свидетельствующих о толстокожести и равнодушии к чувствам других. Снова и снова священник твердил себе, что ожидать безупречности от несовершенного человеческого существа — значит забывать о том, что сказано в Священном писании.
Он пытался радоваться тому простодушному счастью, которое родители Грегори Блэка обрели в своем сыне. Напоминал себе, что за все годы приходской работы он ни разу не встречал семьи, где бы царил такой мир и подлинное согласие. Быть может, им никогда и не придется расплачиваться за свое счастье.
Он продолжал натужно улыбаться, видя, как Грегори совершает обильные возлияния: джин перед ужином, вино за ужином и виски после ужина. Воздержание от спиртного длилось недолго. Равно как и отношения с той девушкой.
— Слишком уж она, дядя Джим, бескомпромиссная, — сказал он со смехом. Они ехали за город к Блэкам. Ехали на хорошей скорости. Отец Хёрли предпочел бы, чтобы племянник не гнал так сильно. — Знаешь, для нее все имеет абсолютное значение. Никаких полутонов, серого нет — есть только черное и белое.