— Слингсби, — сказал сэр Герберт. Дворецкий вышел вперед.

— Заверьте подпись миссис Прайс.

— Сию минуту, сэр Герберт.

— Видите ли, миссис Прайс, — пояснил мистер Уэзерби. — Подписывая эту бумагу, вы действуете в собственных интересах. Если вы не подпишете, вы окажетесь в крайне затруднительном положении. Суд непременно спросит, почему один раз вы клянетесь в одном, а другой раз — в другом. Лжесвидетельство — тяжкое преступление.

— Чего, сэр?

— Лже-сви-де-тель-ство.

Мамаша Прайс поняла, что значила черная кошка. Она испуганно схватила перо, а поверенный, облегченно вздохнув, снял очки и стал протирать их.

Стол стоял у окна и, подняв на мгновение взор, страдалица увидела поросшую кустами лужайку. Она вгляделась получше, застыла — и воскликнула:

— Ой!

Сэр Герберт вскочил, раздраженно бросив:

— Что там еще?

Мамаша твердо взглянула на него. Теперь она знала, что напутала с этой кошкой… Да, конечно, знак свыше — но для чего? Чтобы не подписывать. Иначе в тот самый миг, когда она склонилась над бумагой, не появилось бы такое знамение, яснее которого не сыщешь.

— Не подпишу, — сказала она.

— Что?!

— Не буду, и все тут.

— В чем дело? — крикнула леди Лидия. Мамаша Прайс воздела руку, указывая на окно.

— Вот!

На кусте сидела сорока.

Глава XXIV

Когда в большой гостиной одновременно кричат: «Что за чушь!», «Она с ума сошла», «Черт побери!» и «Да вы сами посмотрите!», какофония может испугать внезапного пришельца.

И впрямь, Сид испугался. Шум как раз достиг апогея, и ему почудилось, что он попал в клуб, на дебаты. Это его огорчило. Казалось бы, поступил, как граф, разрешил этим гадам собраться в его собственном доме, а они интриги разводят, мало того — скандалы.

— Ти-ихо! — взвыл он.

Шум угас, и он холодно оглядел присутствующих.

— Да уж! — горестно вымолвил он. — Совещаньице, ничего себе. А по мне, попугаи в клетке, один к одному.

Сэра Герберта глубоко огорчило его появление.

— Уходите!

Сид на него взглянул.

— Не ори, змей.

Тут он заметил мамашу Прайс и очень удивился.

— А ты чего явилась? Мамаша волновалась.

— Ой, Сид! — закричала она. — В самое время увидела!

— Кого это?

— Да сороку. Это верный знак. А то я уж стала подписывать.

— Подписывать? — Сид понял се. — Ну, я скажу, голубчики! Опять за свое! Нет, такого змея… — обратился он к сэру Герберту. — Только отойди, только их оставь, а они… Ума с ними решишься! Эй, вы! — Он тыкнул в юриста. — Чего с ними связались? Напишу лорду-канцлеру, мигом из сутяг погонят.

Решив, что все это не по плечу слабой женщине, леди Лидия воззвала к сильному полу.

— Неужели вы не можете выгнать этого субъекта?

— Куда им! — отвечал Сид. — Сперва я тут кой-чего сделаю.

Он повернулся к дверям, как Веллингтон к воинам под Ватерлоо, и скомандовал:

— Лестницу!

И лакей Чарльз внес стремянку, на которую растерянно воззрился сэр Герберт.

— Это еще что? — спросил он.

Сид показал на портрет Длинного Меча.

— Принимаем меры, — объяснил он. — Оставишь его тут, вы ему лицо перерисуете.

Он поднял другой конец стремянки и направился к камину. Чарльз, ничего не понимая, покорно шел за ним. Молодые лакеи рады семейным сценам, да еще таким бурным. А вот пожилые дворецкие им не рады. К тому же, им трудно смотреть, как в гостиную вносят стремянки. Слингсби буквально кипел; лишь почтение к знатному роду удерживало его от действий. Обычно он не говорил, пока к нему не обращались, но всему есть пределы.

— Вы велели снять портрет, сэр Герберт? — осведомился он.

— Ни в коем случае! — вскричала хозяйка.

— Конечно, нет, — прогудел ее муж. — Уберите лестницу!

Юрист молчал, но смотрел на Сида таким зловещим, судейским взглядом, словно напоминал, что прецедент, дело Рекса против Уинтерботтема, Гуча, Симмса и Мерриуэзера, кончился провалом.

Однако ни крики, ни взоры Сида не испугали. Он знал свои права.

— Покажу-ка я его суду, — обещал он. — Больша-ая будет польза.

Мамаша, как и Чарльз, не все понимала, но думала, что в нужный момент стоит вставить словечко.

— Ой, Сид! — сказала она. — И чего ты торопишься? Сид властно повел рукой.

— Не твое дело. Эй, вы! — заорал он, поскольку Слингсби перейдя от слов к делу, вырвал у него конец, стремянки. Теперь они с ликующим Чарльзом подняли ее вверх.

— Что ж мне, под лестницей идти? — перепугался Сид. — Перед самым судом? Нет уж, увольте!

Ощутив, что и невидимый мир восстал против него, он схватил Слингсби за фалды, и начался бой. От тех, кто его созерцал, трудно было ждать блестящих реплик. Уэзерби цокал языком, выражая крайнее недовольство. Мамаша Прайс голосила: «Сыночек!», Слингсби рычал: «Пусти, болван!» Остальные молчали, если не считать пыхтения и единичных воплей.

Граф благосклонно смотрел с портрета. Ему довелось побывать во многих битвах. Если он о чем жалел, то об отсутствии боевых топориков. А так, все шло как надо, тем более что к бойцам присоединился сэр Герберт. Правда, пытаясь оттолкнуть стремянку, он оказался между ступеньками и метался в отчаянии.

— Стойте! — кричал он. — Я сейчас разорвусь! Вы меня раздавите! Стойте!

Послушный своему господину, дворецкий сумел сдернуть лестницу. На лету она сбила Сида, но сэр Герберт спасся и упал в кресло, держась за ногу.

— Палец! — плакался он. — Большой палец! Всё вы, — он метнул взгляд в Сида, — хулиган собачий.

Словесные удары Сида уже не трогали, эту фазу он прошел. Сейчас он держался за живот и беспокоился:

— Нет, они мне что-то сдвинули! Ну, всё туда же, суд разберется.

Сэр Герберт мрачно обернулся к Слингсби:

— Окажите любезность, выведите этого субъекта. Лицо дворецкого озарила блаженная улыбка.

— Простите, сэр Герберт, не могли бы вы это повторить? Леди Лидия не повторила, но дополнила речи мужа:

— Покажите ему дорогу к воротам в парк.

— С великой радостью, миледи. Благодарю вас, миледи.

Облизнувшись от счастья, дворецкий внимательно посмотрел на носок правой ноги и, нервно сжимая руки, направился к Сиду. Тот отступил к окну.

— По-прошу! — взвизгнул он. — Только без рук!

— Теодор! — вскричала мамаша. — Не смей его трогать!

— Белла, не мешай.

— Я предупредил, — продолжил Сид на ходу и вдруг рванул наружу, где и столкнулся с Тони, не задев его спутника и спутницу. Тони мягко швырнул его обратно, заметив при этом:

— Что-то мы рано начинаем футбольный сезон.

Он удивленно посмотрел на тяжело пыхтящего Слингсби, напоминающего вулкан, а потом на Сида, укрывшегося за тахтой и запасшегося на всякий случай тяжелой вазой.

— А что тут у вас такое? Ответил ему сэр Герберт:

— Лорд Дройтвич доказывает свою родовитость потасовкой с дворецким.

— Да ладно, — проворчал Сид. — Очень уж я разозлился.

— Это заметно, — признал Фредди.

— Что ж, Дройтвичи ошибок не делали?

— Делали, — сказал сэр Герберт. — Если вы и правда Дройтвич, ошибку сделал ваш отец.

Сид обиделся.

— Слыхала? — спросил он мамашу Прайс— Я тут из кожи лезу, — сообщил он сэру Герберту, — а с вами и с тетушкой — как об стенку.

— Да что случилось? — настаивал Тони.

Сэр Герберт хрюкнул. Палец немного утих, но чувства, чувства!

— Он хотел снять Пурбу.

— Какую пурбу? — возмутился Сид. — Я картину брал.

— Ее написал художник Пурбу, — с холодным презрением сообщила леди Лидия.

— Дэ? — Сид подумал. — Ну ладно. Тони все еще удивлялся.

— Зачем вам этот портрет?

— А чтоб чего не переменили, пока я его в суд не отвез. Мамань, — он поднял руку, — посмотри-ка, на кого он похож?

— Э…а…

— На меня, верно?

— На тебя, сынок, на тебя.

— Нет, конечно, той силы. Я буду покруче. А может, была, да ваш Бурбур изобразить не пожелал. Ладно, главное — чтобы сейчас чего не учудили.