— Фигура у вас не та.
— Сколько можно говорить о моей фигуре! Ваш Джеф будет точно таким через пять лет.
— Не будет!
— Посмотрим.
Терри зачарованно следила за передвижениями маркиза. Клаттербак не ошибся. Да, именно — стиль, манеры, внешность, достоинство. Поднимая крышку и являя взору жареную курицу с грибами, он был величав, словно полномочный посол уважающей себя страны, вручающий какому-нибудь монарху верительные грамоты.
Пока он приближался к их столику, она подметила в нем изысканную важность, которой не было в Ровиле. Заметив ее, он шире открыл глаза, но других проявлений чувства себе не позволил.
— Надеюсь, все в порядке, мистер Клаттербак?
— В идеальном!
— Мадам, — проговорил маркиз, отвешивая точно такой поклон, как надо.
Его отрешенная величавость так поразила Терри, что она не знала, что сказать. Клаттербак не помогал ей; он переваривал пищу, тихо пыхтя и глядя вдаль остекленевшим взором.
— У вас очень интересная работа, — сказала она наконец.
— Исключительно интересная, мадам.
— Мистер Клаттербак говорит, он хотел бы стать метрдотелем.
— Вот как, мадам?
— А я ему отвечаю…
— Это неважно, — внезапно очнулся ее спутник. — Закажите кофе, а я схожу позвоню вашему муженьку.
Маркиз издал шипящий звук, призывая официанта, а затем сказал ему:
— Le cafe. Vite.[146]
С исчезновением издателя дело пошло намного легче. Маркиз не улыбался, но глаза его приятно светились, что побудило Терри сказать:
— Джеф в Бостоне.
— А!
— Они там ставят пьесу по его книге.
— О!
— Говорят, он очень много заработает.
Сияние в глазах маркиза стало еще ярче. Метрдотели не бедствуют, но любящий сын всегда пригодится — скажем, заплатить налог.
— В общем, у нас все хорошо, — продолжала Терри. — Мистер Клаттербак говорит, что вы тоже женились. Вы счастливы, да?
— Исключительно счастлив, мадам. Маркиза — весьма незаурядная женщина.
— Словом, вам повезло, как и мне.
— Мадам?
— Не зовите меня «мадам»! Я — Терри.
К маркизу частично вернулась былая холодность. Называть клиента по имени! Бог знает что!
— Вы говорили о том, что вам повезло, мадам?
— И мне, и вам. Мы ведь оба женились без денег. Маркиз вздрогнул. К этой теме он не мог относиться холодно.
— Деньги? — презрительно бросил он. — Нет, мадам, главное — любовь. Помню, я говорил Жеффу: «Если ты женишься по любви, все станет приключением, даже новая шляпа для нее. Богатые не знают грез, замыслов, препятствий. Для тех, кто живет в замке, нет воздушных замков. Что нужно влюбленным? Маленькая мансарда. Угасишь свечу и можешь думать, что ты — в Версале, под шелком балдахина, над которым пляшут амуры».
— О! — сказала Терри; что тут еще скажешь?
— Любовь и тяжкий труд, — дополнил свою речь маркиз. — Вот они, ключи счастья.
— У вас трудная работа?
— Zut![147] — воскликнул маркиз, не любивший этого слова, но что поделаешь? — Я этому рад, я счастлив. Жить стоит ради любви и ради труда, я всегда это говорил.
Тут официант принес кофе, стал наливать его, но, под суровым взглядом маркиза, не смог остановиться. По столику расплылось бурое пятно. Маркиз разразился речью, слишком быстрой для Терри. Судя по тому, что официант убежал с невиданной прытью, можно было предположить, что его послали за скатертью.
— Простите, ради всего святого! — вскричал метрдотель. — Новичок, ничего не умеет! Взял его из жалости. Да, непростительная слабость, но все же старый друг, князь Бламон-Шеври. Пойду, присмотрю. Ничего не умеет!
Он озабоченно удалился, а к столику тем временем подкатывался Клаттербак. Он был чем-то огорчен.
— Застали Джефа? — спросила Терри.
— Застал. Нет, какой змий!
— Расе, вы говорите о человеке, которого я люблю! Издатель тяжело опустился в кресло.
— Знаете, что он мне сказал?
— Нет, не знаю.
— Что я должен стыдиться! Жена больна, а мне, видите ли, понадобился какой-то покер. Это ваш Джеф так сказал. И отказался помочь. «Останьтесь с ней, — говорит, — развлеките ее, что-нибудь спойте, если надо — станцуйте. Утешайте ее и ублажайте хотя бы до тех пор, пока сыпь не исчезнет. Будьте примерным мужем, вот как я».
— Молодец!
— Кто?
— Джеф, конечно.
— Ничего подобного. Обычный подкаблучник. Ничуть не лучше комиссара. И зачем вы за него вышли, Терри Трент? Хотя, выбирать не из чего. Хватай, что дают.
— Вот именно, — сказала Терри.
Примечания
Один из ранних романов Вудхауза. Вообще-то он писал уже почти 20 лет, сперва — затерявшись среди многих, потом — обретя внезапную славу. Но примерно до 1925 года он мог бы оставаться «одним из…» — у него есть еще не все неповторимые черты, дающие ему право называться классиком. Если выделять десятилетие между временем, когда он «проснулся знаменитым» (1915) и началом т. н. «золотой поры» (1925), «Джилл» попадает как раз на середину и очень типична. Уже есть вудхаузовские легкость, тонкость, уют, но еще нет лаконизма и порой изменяет вкус. Скажем, любовные беседы были бы позже совсем иными. Через 53 года он сам удивлялся тому, что Фредди Рук гораздо больше похож на опереточного простака, чем на человека.
Однако, на наш взгляд, прелести в романе немало — Нелли с ее попугаем, доброта Фредди, и уют, уже близкий к тому, который чуть позже описан в «Билле» (Баттерси, Флик, собачка) и в других книгах «золотой поры». Считается, что пора эта кончилась в 50-х, но тут можно спорить, что мы нередко и делаем.
В 1931 году Вудхауз работал по контракту на студии «Метро-Голдвин-Майер» в Голливуде. Работа была необременительной, и Вудхауз, не привыкший к такому режиму, в свободное время занимался своими проектами, написал несколько рассказов, пьесу и большую часть романа «На вашем месте». В 1934 году Вудхауз вместе с Г.Болтоном (ему посвящено первое американское издание романа) переделали книгу в пьесу «Кто есть кто», которая, однако, не имела успеха. Как ни странно, Вудхауз считал, что некоторая неясность финала — достоинство, а не недостаток.
Чаще всего действие романов Вудхауза происходит в Англии и Америке. Здесь он, как и в романе «Переплет» (1932), помещает героев во Францию. Идея зонтичного клуба принадлежит Гаю Болтону (1884–1979). Вудхауз делил с ним гонорары от «Каникул», но скрывал это от жены, которая недолюбливала Болтона.
Название в подлиннике — "The French Leave" — аналогично нашему «уйти по-английски», не прощаясь. Пришлось оставить другую аллюзию, благо фильм «Римские каникулы» вышел на экраны в 1953 году и был очень знаменит.
Н. Трауберг, М. Кузьменко
Российское Общество Вудхауза