— Я тебя не понимаю, — наконец проговорил Дэрек. Джилл отметила, что он еще не обращается к ней по имени и смотрит прямо перед собой, словно монолог произносит. — Отказываюсь понимать. После всего, что случилось у Фредди, ты еще вдобавок отправляешься в ресторан, где половина публики тебя знает, с человеком…

— Ты не понимаешь!

— Вот именно, не понимаю! — От осознания, что он выиграл очко, Дэреку стало чуть получше. — И признаю это. Поведение твое абсолютно непостижимо. Где ты встретилась с этим субъектом?

— В театре. Он — автор пьесы.

— Тот самый, с которым вы разговаривали? Человек ухитрился пристать к тебе в антракте…

— Выяснилось, что он — старый друг. Я его знала в детстве.

— Этого ты мне не говорила.

— Это выяснилось позже.

— После того, как ты согласилась пойти с ним ужинать? С ума сойти! — закричал Дэрек, и все сегодняшние неприятности нахлынули на него снова. — Как ты полагаешь, что подумает моя мать? Она уже интересовалась, что это за мужчина с тобой. И мне пришлось ответить: «Не знаю!». Как ты полагаешь, что она подумает?

Сомнительно, могло ли хоть что-то возродить воинственный дух в оробевшей душе Джилл, но упоминание о леди Андерхилл совершило чудо. Острая взаимная антипатия, вспыхивающая с первого взгляда, гораздо распространеннее, чем любовь с первого взгляда. Между этими женщинами неприязнь возникла с первой же минуты, обстоятельства же способствовали тому, что она пустила корни и буйно пошла в рост. Для Джилл мать Дэрека к этой минуте стала уже не просто неприятной дамой, а некоей силой, стремящейся разрушить ее счастье. Она стала угрозой любви.

— Если бы этот вопрос твоя мать задала мне, — с жаром кинулась она в бой, — я бы ответила, что это мужчина, который благополучно спас меня из театра после того, как вы с ней… — Джилл прикусила язык. Ей не хотелось произносить слов, которых не прощают. — Понимаешь, — чуть спокойнее продолжила она, — ты исчез…

— Моя мать — немолодая женщина, — чопорно перебил Дэрек. — Естественно, мне пришлось позаботиться о ней. Я крикнул тебе, чтобы ты шла за нами.

— О, понимаю! Я просто пытаюсь объяснить, как все получилось. Я осталась совсем одна, и Уолли…

— Уолли! — Дэрек издал короткий смешок, почти лай. — Так ты с ним уже накоротке?

Джилл стиснула зубы.

— Сказано тебе, я знаю его с детства. Тогда я называла его Уолли.

— Извини. Я забыл.

— Он вывел меня через сцену, через служебный вход.

Дэрек испытывал неловкое чувство человека, который величественно созерцает горы и вдруг обнаруживает, что перед ним-то кротовые кочки. Такой возмутительный поступок оказался совершенным пустяком. И он ухватился за единственный пункт в поведении Джилл, еще представлявший повод для обиды.

— Ты не обязана была отправляться с ним в ресторан! — Громоподобный гнев упал до жалкого сварливого ворчания. — Надо было сразу же отправляться домой! Могла бы и догадаться, как я о тебе беспокоюсь!

— Нет, ну в самом деле, Дэрек, милый! Не так уж ты и беспокоился. Ты вполне уютненько ужинал и сам.

До чего любопытно устроен ум человека! Стоит отметить, что, несмотря на неодобрение матери, несмотря на все приключения этого кошмарного дня, Дэрек только сейчас, услышав эту колкость, впервые признался себе, что, пожалуй, Джилл Маринер, хотя он ею и увлечен, не такая уж идеальная жена. Мысль эта юркнула и испарилась быстрее, чем след дыхания с зеркала, однако же все-таки юркнула. Для иных мужей остроумные реплики жены страшнее меча разящего. Дэрек был именно из таких. Подобно большинству цельных мужчин, он пестовал свое величие, и у него скулы сводило от колкостей.

— Моя мать была совершенно разбита, — холодно парировал он — Я и решил, что немного супа пойдет ей на пользу. А насчет того, беспокоился ли я, так я звонил тебе домой, спрашивал, вернулась ли ты.

«А когда тебе ответили, что еще нет, — подумала Джилл, — преспокойно отправился в "Савой"».

Но вслух она этого не произнесла. Хотя язычок у нее и был острый, она умела вовремя прикусить его. У нее не было желания причинять боль Дэреку. Вкладывая душу во все, что делала, она и любила всей душой. Возможно, на ее кумире и есть кое-какие пятнышки, но что у него ноги глиняные, она не поверит ни за что! А пятнышки — что пятнышки? Она его любит.

— Мне очень жаль, дорогой! — воскликнула Джилл. — Ужасно, ужасно жаль! Я плохо себя веду, да?

Она опять потянулась к его руке, и на этот раз он нехотя позволил ей сжать ее.

Такси подкатило к дверям дома на Овингтон-сквер; такой адрес дядя Кристофер счел приличествующим для джентльмена его положения. Точно раскаивающийся ребенок, Джилл подняла лицо, чтобы ее поцеловали.

— Я больше не буду!

На какое-то мгновение Дэрек заколебался. Поездка, хотя и длинная, для него оказалась слишком короткой. Времени восстановить самообладание ему не хватило. Но чувство ее близости, ее нежности, слабый аромат ее волос, глаза, мягко блестевшие в темноте, так близко от него, победили. Он прижал ее к себе.

Со счастливым смехом Джилл исчезла в доме. День был кошмарный, но закончился хорошо.

— В Олбэни! — кинул Дэрек водителю и откинулся на подушки в смятении чувств.

Машина тронулась. Вскоре возвышенный настрой, быстро возникший, с такой же быстротой и растаял. Джилл отсутствующая не действовала на него так, как Джилл присутствующая. Человеком сильного воображения он не был, и стимулирующее воздействие без нее слабело. Задолго до того как такси затормозило перед Олбэни, лицо у него помрачнело снова.

Дома Дэрек увидел Фредди, раскинувшегося в глубоком кресле. Задрав ноги в домашних туфлях на каминную полку, тот восстанавливал растраченные нервные клетки, поглощая виски с содовой. Сигара (одна из тех, какие Баркер отметил печатью личного одобрения) торчала в углу его рта. Рядом с креслом на полу валялась спортивная газета, внимательным чтением которой он успокаивал раздерганные нервы. Чтение он уже закончил и теперь мирно созерцал потолок, выбросив из головы все мысли. Ничто сейчас не имело для Фредди значения.

— Привет, старичок, — бросил он вошедшему Дэреку. — Благополучно спасся из огненной печи? А я гадал, как ты там. Ну, и как ты? Лично я уже совсем не тот! От таких происшествий вся нервная система дыбом! Готов оказать любую помощь — в разумных пределах, разумеется, — но когда от тебя требуют без всяких репетиций и грима сыграть Седраха, Мисаха и Авденаго[22] разом — это уж перебор! Нет, юный мой приятель! Если в этом сезоне пожары войдут в моду, то последний из Руков будет тихонечко посиживать дома да раскладывать пасьянсы. Смешай себе коктейль, старичок, или еще чего глотни. Кстати, а как добрая старая матушка? В порядке? Ни единого ожога? Чудесно! Не стесняйся, угостись сигарой.

Утомившись играть роль хозяина, Фредди поудобнее развалился в кресле и выпустил новое облако дыма.

Дэрек присел, закурил сигару и молча уставился на огонь. С каминной полки улыбалась Джилл (фотография), но он и не взглянул на нее. Вскоре его молчание стало угнетать Фредди. Вечер он пережил тягостный, и сейчас больше всего ему хотелось весело поболтать, но, по-видимому, его друг вовсе не был расположен вносить свою лепту. Сбросив ноги с полки, Фредди свалился набок, чтобы видеть лицо Дэрека. Мрачность приятеля тронула его. Вдобавок к тому, что он им восхищался, он был участливым человеком и сочувствовал печали.

— О чем-то горюешь, старикан? — деликатно осведомился он.

С минуту Дэрек не отвечал. Потом решил, что, как бы низко ни стояли умственные способности друга, все-таки они с Фредди — давние приятели, и, может, ему полегчает, если он выговорится. К тому же, Фредди был старым другом Джилл, он и познакомил их.

— Да, — бросил он.

— Слушаю тебя, старичок, — подтолкнул Фредди. — Запускай свой фильм.

Дэрек, пыхнув сигарой, наблюдал за дымом, плывущим к потолку.

— Все из-за Джилл…