– На, – сказал он и подал аккуратно сложенный носовой платок из заднего кармана.

– Спасибо, – ответила она, вытирая нос и глаза.

– Ну и порядок. Теперь давай подумаем, где нам сесть и подождать Энни с тетей Долли. Энни прислала меня сказать, что у них все хорошо, но она сама объяснит тебе, почему не смогла прийти на праздник.

Нет, этот человек совсем не казался ей чужим. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, какой он хороший.

И вдруг она вспомнила: Джо! Который подарил омара! Конечно, это он. Очки, волнистые темно-русые волосы, которые он то и дело с серьезным видом прочесывал растопыренной пятерней. Именно такой, как описывала Энни.

Ей показалось, что вокруг стало теплее. И может от этого на нее вдруг навалилась тяжелая усталость.

– С Энни, значит, ничего не случилось? – переспросила она. – И с тетей Долли тоже? – И с трудом подавила зевоту.

– В общем, ничего. Они просто… Да она сама расскажет. Одним словом, беспокоиться не о чем. Не успеешь оглянуться, как Энни уже будет дома. Поэтому нам лучше тоже поехать домой и подождать ее там. Как ты думаешь?

– Да, так лучше, – согласилась Лорел и зевнула. – Вы тогда увидите, какая у нас елка. Это та которую вы подарили.

– Я? Когда это?

– То есть вы подарили омара а Энни сменила его на елку.

Какое-то мгновение Джо недоуменно смотрел на нее, затем расхохотался.

– Ну и дела! Ох и хитроумная у тебя сестрица! – Он присел на корточки так, чтобы она могла заглянуть в его глаза, и положил руки ей на плечи. – Она рассказала мне… что вы сбежали из» дома и приехали сюда. По-моему, вы ужасно отчаянные девчонки!

Лорел снова вздрогнула. Он знает? Энни сказала ему! Но ведь она хотела никому не говорить, кроме тети Долли.

– Вы никому не скажете? – прошептала она. Джо все так же серьезно и твердо смотрел на нее, как бывало мисс Родригес, когда стоя перед классом, читала с ними Символ Веры.

– Нет, – ответил он. – Я никому не скажу. И она поверила.

Повернувшись на каблуках, он поднялся и стал еще выше, чем был. Лорел смотрела на него снизу с уважением. Он подал ей руку, и она не колеблясь приняла ее. Большая, теплая и сухая ладонь укутала ее маленькую ладошку со всех сторон, дав ощущение защиты.

Ей вспомнился Рождественский Санта-Клаус, толстый эльф в красном полушубке и с пушистой белой бородой. Она думала, что он действительно есть на свете. Но теперь ей показалось, что он выглядит совсем не так, как его рисуют. Он вовсе не старый, не коротышка и без бороды. Он, наверно, высокий и молодой, ненамного старше Энни. И носит вылинявшие джинсы и голубую футболку, застиранную чуть не добела. И еще у него большие, съезжающие на кончик носа очки. И глаза, в уголках которых появляются складочки, когда он улыбается.

Провожая глазами уходящего Руди, Долли спрашивала себя: «Интересно, поверил ли он?»

Чувствуя легкое головокружение, она оперлась рукой о прилавок одновременно с облегчением и с тревогой. Не переиграла ли она? Была ли убедительна? А после того, как сказала, что не имеет ни малейшего представления, куда делись племянницы, может быть, надо было сделать предположения о том, где они, порассуждать об этом побольше? А вдруг ее чрезмерная приветливость насторожила его? Бог знает… Руди был ей всегда неприятен, и в прежние времена она не очень-то старалась скрыть это.

Они познакомились на большом пикнике в Беверли-Хиллз, куда ее пригласил Вэл. Когда Вэл представил ей уродливого, напоминающего выкорчеванный пень гнома как своего брата, она была уверена, что это шутка. Найти хоть какое-то сходство между этими двумя было практически невозможно. Потом Руди застал ее в беседке, куда она скрылась, чтобы прийти в себя от множества кавалеров. Он был изрядно пьян, и в поросячьих глазках ясно проглядывало желание.

– Ты зря теряешь время с Вэлом, – сказал он тогда. – Он любит совсем не тебя.

Краска бросилась ей в лицо, и, не успев подумать, она воскликнула:

– А кого?

Он ухмыльнулся и выплеснул в траву остатки виски из своего стакана.

– Самого себя. Исключительно. И можешь мне поверить, такого соперника тебе нипочем не обскакать.

И теперь, стоя у себя в магазине, обхватив руками дрожащие плечи, она думала: «Он грубый, по умен. Не потому ли Вэл прислал его сюда?»

Вэл говорил ей, что Руди адвокат высшего класса и поистине мастер вести перекрестный допрос на суде, заставляя свидетелей путаться и соглашаться с тем, что они хотели отрицать.

А вдруг у нее тоже проскользнуло неосторожное слово? Или он заметил брошенный на лестницу взгляд, откуда она с ужасом ожидала появления Энни?

«Нет, я была на высоте. Я ведь актриса, разве нет?» Даже неудавшаяся второстепенная актриса вроде нее способна сыграть такую простую вещь, как полное неведение того, куда могли скрыться две девчонки, которых она не видела много лет.

Однако последние слова Руди перед уходом назойливо бились в ее голове, как муха о стекло: «Ты сообщишь мне, когда что-нибудь узнаешь?»

Она ответила: «Да, конечно, можешь не сомневаться».

И только поднимаясь по лестнице к Энни, вдруг сообразила, что он не сказал «если узнаешь». Он сказал «когда».

Не имеет значения? А вдруг имеет?

Как бы там ни было, в тот день, когда коротконогий пройдоха Руди и его зацикленный на самом себе, братец что-нибудь пронюхают, начнется жестокая игра.

8

Джо яростно уставился в кастрюлю со свернувшимся яичным соусом и едва сдержался, чтобы не швырнуть ее об пол. Холт опять оставил соус на огне! И он, как всегда, вскипел!

Один Бог знает, где просидел этот парень два года, когда учился в Кулинарном институте, – в туалете, что ли? Его до сих пор туда тянет в самые ответственные моменты.

Если бы Рафаэль был сейчас здесь! К сожалению, повар по соусам уехал в Пуэрто-Рико – собака заболела. Племенной бультерьер не просто бобик.

Джо не интересовало, куда Рафаэль с братьями девают собак, которых разводят у себя на ферме. Главное, Рафаэль был непревзойденным мастером по приготовлению соусов, будь то беарнэз, сабайон или белый крем.

А сейчас он особенно необходим. Потому что наверху, именно в этот момент, Нэн Уэтерби готовится погрузить свою ложку в суп навако из сладкого картофеля.

Когда она вошла сегодня в салон со свитой в семь человек, безо всякого предварительного заказа, пришлось спешно послать дегустатора на помощь Мэрли накрывать столы. Предполагалось, что ведущая рубрики «Чем нас кормят» журнала «Метрополитэн» будет обедать инкогнито. Но Джо сразу узнал ее лошадиный хохот, тонкие лиши, нарисованные черным карандашом на том месте, где должны быть брови, хотя прошло много лет. Она приезжала тогда к отцу брать интервью для статьи о судьях апелляционного суда штата Нью-Йорк. И даже сфотографировала маленького Джо рядом с отцом. Ему было тогда лет двенадцать. Естественно, она его не помнит.

Она может погубить его одним только словом. И сразу сбудутся многократные предсказания отца. В животе тянуло так, словно он проглотил утюг, сердце теснило, а во рту собиралась горькая слюна.

«Хватит ныть! Я нормально готовлю. Может, не гений, но… В конце концов, все вполне может обойтись». Черт, да он просто должен выкрутиться! Но… соус морни? Уэтерби, как нарочно, заказала красную рыбу. Придется делать заново.

Джо схватил кастрюлю с испорченным соусом, не заметив, что та все еще на огне. Черт! Едва не выпустив кастрюлю из руки, молниеносно перекинул ее на разделочный стол. И сразу сунул ладонь под холодную воду.

Возле холодильной камеры в дальнем конце кухни стояли картонки с яйцами. Он перетащил их в центр. Проворно разбивая и разделяя содержимое, вдруг вспомнил Клоету, их семейную кухарку, вечно склоненную над древним разделочным столом, крытым кафельной плиткой. Вспомнил ее большие, грубые, в цвет красного дерева, руки, разбивающие яйца в желтую миску, затем свои – маленькие, белые и неловкие, пытающиеся делать то же.