– И он, конечно же, хочет во что бы то ни стало вернуться на родину?

– Увы!

– Вот и эта девочка Катерина хочет того же.

– Нелепое желание.

– Но это ее желание. Ты бы мог помочь ей?

– Помочь бежать из дома Хайреттина? Нет, не могу. Он мой друг.

– Но уговорить его, чтобы он отпустил ее, ты мог бы?

– Да зачем он станет отпускать свою жену?

– Она не любит его и не скрывает своей нелюбви. И он знает об этом. А твоего Константина он знает?

– Да, конечно.

– Я почему-то думаю, Хайреттин отпустит с ним эту девочку.

– Хорошо, я попрошу его.

– Пусть попросит твой Константин, так будет вернее.

– У тебя, я вижу, все продумано, – Брюс рассмеялся.

– Мне жаль эту девочку.

– По-моему, жалеть ее надо будет, когда она снова окажется в своей любимой России.

– Но это ее желание, Брюс, – серьезно возразила я. – Какой бы странной ни была любовь, это все равно любовь. Каким бы нелепым ни казалось желание, это все равно желание. И все это я поняла, когда твоя сестра влюбилась в своего Андреса.

– Но, мама, было бы странно, если бы она в него не влюбилась!

Я не стала ему рассказывать, что это была за любовь в самом ее начале.

– Так ты поможешь Катерине? – спросила я.

– Раз ты просишь, помогу.

– И мне бы хотелось побеседовать с твоим русским другом. Интересно, похож ли он на Катерину, каковы его мысли, мнения и убеждения.

– Охотно доставлю тебе это удовольствие. Потому что это действительно удовольствие – беседовать с Константином.

Глава сто восемьдесят пятая

Комнаты, отведенные Брюсу, были обставлены европейской мебелью. Мы пригласили Константина Плешакова на чай. В предвкушении удовольствия беседы с ним, я с удовольствием сидела на стуле за столом, подушки на женской половине уже начали утомлять меня, от этого сидения со скрещенными ногами у меня побаливала поясница.

Рюмки и чашки были расставлены. Наконец-то дверь распахнулась, и вошел желанный гость. Судя по нему и по его единоплеменнице Катерине, русские славились своей телесной красотой. Передо мной предстал высокий молодой человек с красивыми светло-карими глазами. Одет он был по английской моде, но без парика. Волосы коротко подстрижены и прелестного золотистого цвета. Лицо выражало ясный и пытливый ум и дружественную открытость. Он отвесил мне изящный поклон. Казалось, вернулись времена моей юности, и я снова в лондонской гостиной среди нарядных и остроумных дам и кавалеров. Брюс украдкой поглядывал на меня, явно наслаждаясь тем впечатлением, которое производил его новый друг.

Брюс представил нас друг другу.

– Константин Плешаков, российский подданный. Леди Эмбер, герцогиня Райвенспер, урожденная графиня Майноуринг. Мама, я правильно называю все твои титулы?

– О, особенно сейчас это имеет такое значение! – сыронизировала я.

Константин едва заметно улыбнулся, наблюдая за нами, затем снова поклонился мне.

– Сядьте же, – обратилась я к нему.

– В присутствии герцогини… – начал он на великолепном английском языке.

– О, все это глупости! Садитесь, не беседовать же нам стоя.

Он снова улыбнулся чуть насмешливо и присел к столу.

– Где вы так хорошо изучили английский язык? – спросила я. – Вы говорите, как настоящий лондонский аристократ.

– Сначала меня обучал в Москве один английский переводчик, служивший в посольском приказе, затем я просто жил в Лондоне, – ответил мой новый собеседник скромно и с приятной простотой.

– Что такое «посольский приказ»?

– Это нечто вроде министерской коллегии, ведающей сношениями с иностранными державами, – учтиво объяснил он.

Я решила по возможности удовлетворить свое любопытство.

– А что означает «боярин»!

– О, это нечто вроде герцога.

Значит, хозяин Катерины был знатного происхождения.

– В России много сословий? – продолжала спрашивать я.

– Я бы не сказал, – теперь он говорил осторожно и несколько стесненно.

– И каковы они?

– Дворяне, мещане, купцы, крестьяне. Чувствовалось, он не желает вдаваться в подробности.

Я решила не выспрашивать. Возможно, он сам происходил из бедных дворян. А возможно, просто не хотел распространяться о том, что крестьяне на его родине – рабы своих господ. Я поспешила перевести разговор на другое.

– Каковы ваши впечатления от Англии? Это моя родина, хотя я давно не была там и не знаю, вернусь ли.

Может быть, эта откровенность в моем голосе побудила и его к откровенности.

– Англия прекрасна! – искренне произнес он. – Особенно я люблю Лондон. Это удивительный город. Его невозможно забыть!

– И тем не менее, ты не хочешь там остаться, – заметил Брюс.

Константин чуть нахмурил брови.

– Я не могу. Не имею права. Брюс пожал плечами.

– Вы твердо решили вернуться на родину? – спросила я.

– Да.

– Могли бы вы взять с собой одну вашу молодую единоплеменницу, Катерину?

На лице юноши выразилась досада.

– Катька дура! – сердито пробормотал он. – Мало ее пороли, еще захотела!

– Катька?

– Кэт, Кэти.

– Вы полагаете, ей не нужно ехать?

– А как можно полагать иначе!

– Но возможно она неравнодушна к вам и именно это побуждает ее…

– Она?! Ко мне?! К плетям она неравнодушна, любит, когда ее бьют!

Я вспомнила Теодоро-Мигеля и замолчала.

– Простите, – произнес Константин, – я был резок.

Я улыбнулась и решила пока не возвращаться к вопросу о Катерине.

– Я слышала мнение, будто русские являются первыми христианами, хотя, судя по всему, они явно заимствовали свою веру у греков.

Константин снова нахмурился.

– О России бытует много различных мнений, – проговорил он сдержанно. – Некоторые считают нас дикарями, но это полная чушь и ересь. В России много образованных людей. Есть монастырские библиотеки. Что же касается вопроса о первенстве, то совсем недавно обнаружены неоспоримые доказательства того, что апостол Андрей действительно…

Да, русский характер не походил ни на один из ведомых мне характеров.

Примерно, минут через десять Константин покончил с апостолом Андреем. Причем, Брюс жадно слушал своего русского друга. Затем я позволила себе вернуться к вопросу об отъезде Катерины.

– А почему бы вам не поехать в Россию, в Москву, – вместо ответа предложил Константин, обаятельно улыбнувшись. – Ведь наша столица не уступает Лондону по красоте, вы увидите!

– Мама не поедет, Константин, не трать слова понапрасну, – вмешался Брюс.

Но Константин продолжал с жаром уговаривать меня.

– Ведь сегодня скончалась госпожа Горсей, – заметил Брюс.

Я не знала эту женщину. Но мне стало грустно. Умерла в одиночестве, среди чужих людей. Быть может, и меня ожидает подобная смерть.

Константин между тем убеждал Брюса и меня, доказывал, что путешествие в Россию будет необычайно интересным…

– Но чем я могу помочь вам? – воскликнула я. – Ведь я ничего не смыслю в повивальном ремесле, я уже говорила Брюсу.

– О, герцогиня, тут вам не о чем тревожиться! Вас ведь попросту не допустят к царице. Ведь вы не православной веры, и бояре не допустят, чтобы ребенка русской царицы принимала заморская еретичка.

– Но если вы так уверены, что английскую повивальную бабку не допустят к царице, то не все ли равно привезете вы ее или нет?

– Разумеется, не все равно! Во-первых, во дворце достаточно сильна партия реформаторов, и они, конечно, сделают все возможное… А во-вторых, даже если повитуха и не попадет к царице, важен сам факт, что я привез ее.

В таком роде мы проговорили около получаса. И чем же вы думаете все кончилось?

– Хорошо, я согласна, – произнесла я. – Но только с условием, Катерина поедет с нами.

– Если Хайреттин ее отпустит, – уклончиво заметил мой русский искуситель.

– А этого добьетесь вы! – заявила я, очень довольная, что хотя бы в этом частном вопросе победа осталась за мной.