Автографы (2) — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 6 и 3 об.

Первая публикация — РА. 1879. Вып. 5. С. 131; тогда же — ННС. С. 31. Затем — Изд. СПб., 1886. С. 85; Изд. 1900. С. 73

Печатается по второму автографу.

В автографах отсутствует правка, отличаются они лишь знаками препинания, не полностью проставленными в карандашном варианте (л. 6). Особенность авторской пунктуации — та же, что в предыдущих стихотворениях (см. коммент. к «Через ливонские я проезжал поля...». С. 390), а именно: повтор тире в конце 2, 6, 7, 12-й строк и завершение обеих строф восклицательным знаком с многоточием. Прописные буквы стоят в словах «Зло», «Смерть», «Судеб», «Земли», что содействует их олицетворению и приводит к возникновению мифологических ассоциаций. Строфы отчеркнуты. «Mal’aria» записано под номером «6», то есть следует сразу после «Альп» и предшествует стих. «Сей день, я помню, для меня...». Возможно, нумерация воспроизводит последовательность написания дорожных стихотворений 1830 г. и отражает маршрут поэта: через Альпы — в Рим.

Датируется 1830 г. на основании пометы в автографе, относящейся ко всему этому «циклу».

Н.О. Лернер, а вслед за ним К.В. Пигарев и другие исследователи считают, что стихотворение навеяно описанием окрестностей Рима в романе г-жи Сталь «Коринна, или Италия» (Лирика I. С. 353). Л.Н. Толстой отметил его буквой «Т» (Тютчев) (ТЕ. С.145) и подчеркнул слова «и это все есть Смерть!..». Н. Овсянников в рецензии на тютчевский сборник писал: «Сама тамошняя малярия поэтична. Это таинственное зло во всем разлитии— в цветах, ручьях, и в самом небе Рима, — это смерть, идущая к нам навстречу вместе с чудесным запахом роз» («Московские ведомости», 1899, 4 авг. № 212. С. 4). К.Д. Бальмонт заметил: «...Удивительное его стихотворение «Mal’aria», которое справедливо могло бы занять место среди лучших стихотворений в «Les fleurs du Mal» («Цветы зла» — фр.), было написано в 1830 году, то есть гораздо раньше, чем Бодлер выступил с такой яркой определительностью» (Бальмонт. С. 83). Указав на то, что Тютчев любит Природу в моменты «разногласия и разложения», он продолжает: «Более того: такие состояния Природы, когда основной элемент Вселенной — смерть — просвечивает сквозь все живущее, особенно дорог душе поэта. Он чувствует глубокое художническое волнение перед величественным зрелищем Мировой красоты, возникающей, чтобы исчезнуть. То, что мы называем злом, исполняет Тютчева ощущением художественной красоты — необходимое следствие всякого глубокого проникновения в сложную душу Природы» (там же. С. 87). В качестве примера Бальмонт приводит полностью «Mal’aria» и далее заключает: «Для поэта, посвященного в таинства Природы, ясно, даже очевидно, что в смерти столько же красоты, сколько в том, что мы называем жизнью, но только нам эта красота кажется ужасной. Если бы в смерти не было красоты, смерть не существовала бы в Природе, потому что Природа цельная сущность, а в цельности все гармонично» (там же. С. 88). Таков философско-эстетический комментарий к стихотворению Тютчева. Имея в виду это же стихотворение, В.Я. Брюсов (Разг. С. 19) согласился с мыслью о том, что «Mal’aria» предвосхищает эстетику символизма: «Странно было бы отрицать и то, что Тютчев, если не первый, то один из первых в русской поэзии, понял, какую красоту и какой соблазн таят в своей глубине зло, грех и смерть («Злой Дух, ужели ты — непонятый учитель великой красоты?»,— писала З. Гиппиус, развивая мысль Тютчева)». Философским комментарием и к этому стихотворению может служить рассуждение С.Л. Франка, связанное со стих. «Альпы» (см. коммент. С. 392).

Автографы (2) — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 5 об. и 3 об.

Первая публикация — РА. 1879. Вып. 5. С. 131, с датой «1830», тогда же — ННС. С. 30. Затем — Изд. СПб., 1886. С. 54; Изд. 1900. С. 79.

Печатается по второму автографу.

Карандашный автограф (л. 5 об.) — на листе со стих. «Песок сыпучий по колени...». Чернильный автограф (л. 3 об.) под номером «7» входит в «цикл» стихотворений 1830 г. (см. коммент. к стих. «Через ливонские я проезжал поля...». С. 385). Что означает нумерация? Может быть, последовательность написания стихотворений, связанных с дорожными впечатлениями, и тогда «7-е» получается итоговым — в нем изображена встреча после разлуки. Особенность оформления: повтор тире в конце строчки или протяженность последней буквы в строке, что начинает напоминать тире; так написаны слова «меня» (1-я строка), «заря» (5-я строка), «ея» (9-я строка) и явное тире — в конце 6-й строки.

В автографе, написанном чернилами, тире стоит в конце строк 2-й и 4-й, но в 6-й строке вместо тире — восклицательный знак, которым в обоих автографах заканчивается стихотворение. 9-я строка завершается многоточием.

Датируется 1830 г. на основании пометы в автографе. К.В. Пигарев считает, что стихотворение, по-видимому, написано во время пребывания поэта в России, полагая, что Тютчев имеет в виду ту же юношескую «погибшую любовь», что и в стих. «Двум сестрам».

С.Л. Франк обратился к этому стихотворению, разъясняя свою мысль о «космизации души» в поэзии Тютчева: «Любовное признание есть «золотое солнце», исторгающееся из груди девушки» (Франк. С. 10. См. также коммент. к стих. «Не то, что мните вы, природа...». С. 448). Действительно, оно дополняет ряд тютчевских стихотворений с женским образом, как бы сливающимся с самой природой, выявляющим ее как бы «женскую душу».

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 16. Л. 2 об. — 3.

Первая публикация — Совр. 1836. Т. III. С. 19 под общим заголовком «Стихотворения, присланные из Германии», под номером XIV, с общей подписью «Ф.Т.». Затем — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 19; Изд. 1854. С. 37; Изд. 1868. С. 42; Изд. СПб., 1886. С. 98; Изд. 1900. С. 95.

Печатается по автографу. На обороте небольшого листа, на котором — «О чем ты воешь, ветр ночной?..» (см. коммент. С. 396), строфы отчеркнуты, как обычно у Тютчева (поэт внимателен к ритмической организации стихотворения); в конце строк — повтор тире (в 4, 12, 14-й), в конце стихотворения — восклицательный знак, означающий повышенную эмоциональность, пафосное утверждение бессмертной жизни ключа. Получилось парадоксальное сочетание слова «шепот» с восклицанием, которое следует осознавать не как громкое и внешнее, а скрытое, внутреннее, наполненное позитивным чувством провозглашение. В Сушк. тетради, Муран. альбоме — списки.

Прижизненные издания слабо сохраняют тютчевские знаки (тире, восклицательный знак в конце стихотворения). Значительно приблизил текст к автографу Г.И. Чулков (см. Чулков 1935).

Датируется первой половиной 1830-х гг., как и «О чем ты воешь, ветр ночной...».

С.С. Дудышкин (Отеч. зап. С. 70) увидел в стихотворении образец уравновешивания «мысли со своим образом». Критик полностью процитировал его и прокомментировал с теоретико-литературной точки зрения: «Мысль идет здесь вровень с образом: иной сказал бы, что это лишь простое сравнение. В самом деле, поэтическое произведение иногда не идет дальше того, что называется «сравнением». Но всмотритесь в его построение, и вы увидите, что мысль не совлекается совершенно своего покрова, даже там, где хочет прямо говорить вашему уму: «и внятно слышится порой ключа таинственного шепот». В этом состоит тайна поэтической прелести. То же самое найдете вы в искрометном «Фонтане» (с. 70). Л.Н. Толстой отметил стихотворение буквой «Т» (Тютчев) (ТЕ. С. 145).

Глубоко свойственный стихам Тютчева параллелизм природного и человеческого, который С.Л. Франк назвал «космизацией души», проявился в этом стихотворении, как и во многих других («Еще земли печален вид...», «Фонтан», «В душном воздуха молчанье...», «Восток белел. Ладья катилась...» и др.), но оно напоминает и «Silentium!» идеей глубинного, тайного как святого, скрывающегося в душе — образом «чистых ключей», бьющих из душевных глубин; чтобы услышать «шепот» ключа, конечно, следует молчать. Стихотворения сближаются в едином поэтическом переживании.