Развивая мысли Брюсова и Франка, следует отметить, что проведение параллели между природой и человеком, замеченный поэтом процесс «космизации души» осуществляется при создании женского образа, что придает особый оттенок поэтической и философской мысли поэта. По этой линии стихотворение включается в ряд таких, как «Cache-cache», «Сей день, я помню, для меня...», «Двум сестрам», «Весенние воды», «Осенний вечер», «Что ты клонишь над водами...», «Я помню время золотое...»; в них женский, девичий образ сливается как бы с самой природой, несет в себе свойства то раннего утра, то весны, то кроткой осени, и поэт навевает мысль о женственной первооснове мира, то, что увидел в стихах Тютчева А.А. Блок. В дневниковых записях 1902 г. он цитировал фрагменты этого стихотворения (17-ю и 18-ю строки и 6-ю строфу целиком), говоря об особом компоненте поэзии Тютчева — «женской душе» его стихов. В связи с цитируемым стихотворением он заметил: «Вот она, опять страстная, но уже всюду царящая, — она объемлет и деву и природу» (Блок. Т. 7. С. 33).

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 20. Л. 2.

Первая публикация — Совр. 1836. Т. IV. С. 34 под общим названием «Стихотворения, присланные из Германии», под номером XVII, с общей подписью «Ф.Т.». Затем — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 5–6; Изд. 1854. С. 7; Изд. 1868. С. 10; Изд. СПб., 1886. С. 102; Изд. 1900. С. 102.

Печатается по автографу.

Записано в автографе под цифрой 2; под цифрой 1 — «В душном воздуха молчанье...» (см. коммент. С. 401). Характерная особенность синтаксического оформления текста — частое использование многоточий; 2-я строка заканчивается восклицательным знаком и дополнительной точкой, как бы незавершенным многоточием; 5-я — вопросительным знаком и многоточием (четырьмя точками), 7-я — многоточием (здесь снова четыре точки), 10-я — многоточием (пятью точками). Это обилие точек в конце строк могло ассоциироваться в поэтическом сознании автора с бегущей струей, движением поэтической эмоции; это и знак недосказанности, широкого внетекста, простора для читательского воображения. В написании стихотворения заметно стремление начинать с прописной буквы слова «Макушку», «Струю», «Струей», «Солнце», «Смеется». Прописные буквы в словах, обозначивших главных персонажей сценки, намекают на аллегорический подтекст образов (мотив девичьей обиды), создают мифологическую подоснову картинки.

В списке Муран. альбома (с. 6) многоточия не воспроизведены, в конце 2-й строки — запятая, в 5-й — только вопросительный знак, в 7-й — запятая, в 10-й — точка. Прописных букв нет.

История публикаций свидетельствует о стремлении приблизиться к автографу в передаче знаков препинания, отражающих движение тютчевского поэтического чувства. Ближе всего к автографу в этом отношении Лирика I.

Датируется, как и стих. «В душном воздуха молчанье...», 1830-ми гг.

Н.А. Некрасов отмечал: «Ничего не прибавляем в похвалу этому стихотворению. Заметим только одно, что, несмотря на всю разность содержания, оно напомнило нам стихотворение Лермонтова «Белеет парус одинокий», которому оно, по нашему мнению, нисколько не уступает по своему достоинству» (Некрасов. С. 208). Он обратил внимание на чувство неудовлетворенности, стремление к чему-то, поиск, связанный с образом движущейся воды. Л.Н. Толстой отметил стихотворение буквами «К. Т.» (Красота. Тютчев) (ТЕ. С. 145).

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 20. Л. 2 об.

Первая публикация — Совр. 1836. Т. IV. С. 35, под общим названием «Стихотворения, присланные из Германии», под № XVIII и подписью «Ф.Т.». Затем — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 25–26; Изд. 1854. С. 50; Изд. 1868. С. 57; Изд. СПб., 1886. С. 72; Изд. 1900. С. 109.

Печатается по автографу.

Входит в «цикл», пронумерованный поэтом (см. коммент. к стих. «В душном воздуха молчанье...». С. 401), под номером 3. В синтаксическом оформлении особенность, характерная для Тютчева, — повтор многоточий в конце строк (1, 2, 8-й). С прописной буквы написаны слова «Жаворонка», «Глас», «Утра», «Смех». В оформлении заметны оттенки тютчевской эстетической эмоции. Многоточия — это паузы, остановки-прислушивания, это бессловесная тишина, позволяющая уловить странности в природе, в ее звуках. В то же время многоточия в конце строк — обычный для Тютчева эффект недоговоренности, недовыраженности душевного потрясения. Прописные буквы в некоторых существительных намекают на символико-аллегорический подтекст зарисовки — как бы увеличение смысла происходящего, его, может быть, мифологической природы.

В списке Муран. альбома (с. 79) изменен характерный синтаксис: многоточия отсутствуют, в конце 2, 4, 6-й строк — вопросительный знак, в конце — восклицание. В названных выше словах прописные буквы заменены на строчные.

Датируется 1830-ми гг.; послано Тютчевым И.С. Гагарину в начале мая 1836 г.

Различия в печатном оформлении: во второй строке «Чу,» — в первых трех изданиях, но в последующих другой вариант — «Чу!». 4-я строка заканчивается запятой в Изд. 1854, но вопросительным знаком в первом издании, в Изд. 1868, Изд. СПб., 1886, Изд. 1900. Как правило, стихотворение не разделено на строфы, но в Изд. СПб., 1886 это проделано. В современных изданиях деления на строфы нет, тютчевские многоточия сохраняются.

Стихотворение можно сближать с «Безумием», обнаруживая в том и другом поэтическое переживание природных аномалий: «улыбка» безумия и «смех» жаворонка в ненастный вечер пугают своей ненормальностью. Знаки «безумия» в природе, видимо, какие-то особые вторжения хаоса в космос.

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 20. Л. 3–3 об.

Первая публикация — Совр. 1836. Т. IV. С. 36, под общим названием «Стихотворения, присланные из Германии», № XIX, с общей подписью — «Ф.Т.». Затем — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 10–11; Изд. 1854. С. 18; Изд. 1868. С. 21; Изд. СПб., 1886. С. 120; Изд. 1900. С. 105.

Печатается по автографу.

В группе стихотворений, пронумерованных в автографе (см. коммент. к стих. «В душном воздуха молчанье...». С. 401), обозначено цифрой 4. Написано на маленьких листах бумаги, как и все эти стихотворения: по две строфы на странице. Многоточия состоят из четырех, пяти и даже шести точек. Художественная эмоция не прерывается, и паузы-многоточия открывают перспективу в недосказанное, которое касается как внешних обстоятельств человеческого и природного бытия (строки 2, 12, 14, 16-я), так и внутренних — духовной жизни (строки 4, 8, 10-я), хотя, конечно, внешнее и внутреннее не строго разделены.

Датируется 1830-ми гг.; послано Тютчевым И.С. Гагарину в начале мая 1836 г.

В Сушк. тетради (с. 14–15) и в Муран. альбоме (с. 15–16) — списки. Нумерация стихотворений автографа здесь не соблюдается. Стихотворению предшествует «С какою негою, с какой тоской влюбленной...», а последующим оказывается «Итальянская Вилла». В Совр. 1854 г. и в следующих прижизненных изданиях, а также в Изд. СПб., 1886 в 7-й строке — «ученый пастырь», но в первом изд. и в Изд. 1900 и в последующих — «ученый пастор».

Первый печатный отзыв о стихотворении — Н.А. Некрасова; он выделил стих. «И гроб опущен уж в могилу...», «Итальянская villa» в особый раздел, отличительным признаком которого является «едва заметный оттенок иронии», напоминающий поэзию Гейне (Некрасов. С. 213–215). Критик заключил рассмотрение словами: «Поэтическое достоинство приведенных нами стихотворений несомненно: оно не утратилось в десять с лишком лет — это лучшая похвала им». Но у рецензента из Отеч. зап. (с. 61) в отличие от Некрасова, указавшего на иронический оттенок, другой ракурс восприятия текста: «Самая мысль о смерти не возмущает ясности взгляда и разрешает гармонию». Критический аспект восприятия у рецензента из Пантеона. Отказываясь от общей оценки, он лишь указал на стилистическую, как ему кажется, неудачу: «Вещает бренность человечью» (Пантеон. С. 6). Л.Н. Толстой отметил это стихотворение буквами «Т.К.» (Тютчев. Красота) (ТЕ. С. 145). В.И. Алексеев вспоминал о пристрастии Толстого к этому стихотворению, выделенному в сборнике произведений Тютчева: «Особенно хвалил и часто декламировал два из них — «И гроб опущен уж в могилу...» и «Silentium!» (Толстой в восп. Т. 1. С. 229). С.Л. Франк так прокомментировал стихотворение: «Нетленно-чистое небо», которое в стих. «И гроб опущен уж в могилу...» противопоставляется и бренной жизни, и столь же бренным умным речам о религии, есть тоже природа, и именно чистейшая природа. В силу этого единства, небесная, горняя стихия, удаленная от земли и противоположная ей, есть все же не какое-либо обособленное от бытия начало, а именно стихия, органически проникающая собою все бытие, а следовательно, доступная и на земле» (Франк. С. 24). Стихотворение рассмотрено в связи с «Над виноградными холмами...» (см. коммент. С. 415). Франк выделил в этих произведениях идею восхождения к небу как к святому храму.