На пологих волнах покачивались два парусных корабля, похожих на каравеллы Колумба. На мачтах, закрепляя снасти, висели загорелые ребята.

— Ну-с, молодой человек. — Доктор Руш взглянул на меня проницательным, острым взглядом. — Загадка номер один? Так, кажется, именуют тебя сейчас. Очень рад, что загадка сразу попала ко мне. Идемте.

Втроем спустились вниз и вошли в просторный, залитый светом зал.

— Ну-с, загадка номер один. — Доктор Руш приглашающе взмахнул рукой: — Садись сюда.

Я чуть не попятился, увидев сложный агрегат, смахивающий на пыточное кресло Хабора. Сел. К вискам, к запястьям мягко присосались датчики. Антрацитово-черные острые глаза доктора останавливались то на мне, то на экране, занимавшем противоположную стену. Я видел на экране сменяющиеся расплывчатые фигуры, переливы красок, змеистые переплетающиеся нити — непонятную для меня картину моей психической жизни. Но для Веги и доктора Руша экран был книгой, которую они свободно читали.

— Психика в хорошем состоянии, — произнес доктор Руш. — Гибкая, отлично натренированная. Вот только иногда какие-то навязчивые мысли… Но это не болезнь, а результат несколько недисциплинированного богатого воображения. У тебя фантазия поэта-романтика… Ну и еще некоторая импульсивность.

— Говорите прямее. Раздражительность, вспышки необузданного гнева и такой же необузданной радости. Так ведь?

— Импульсивным и, так сказать, художественно впечатлительным ты был всегда, — уточнил доктор Руш. — А раздражительность временная, последствия какого-то длительного шока.

— Следы пребывания в Вечной Гармонии, — понимающе кивнула Вега.

— Теперь насчет памяти. Здесь труднее… — Доктор Руш помолчал, пожал плечами. — Блокада памяти… Тонкая, кружевная, прямо-таки ювелирная работа. Блокада локальная. Определенные ячейки памяти замкнуты. Информация в них не стерта, но основательно подавлена. Память постепенно восстановится. И здесь помогут только отдых и душевное равновесие.

— Ассоциативная память, — подсказала мне Вега. — Стоит вспомнить какую-нибудь яркую деталь или ряд деталей, слов, образов — и в запертых ячейках начнет всплывать информация… Но блокада может прорваться и мгновенно.

— Ну-с, загадка номер один, — улыбнулся доктор Руш. — Попробуем прочитать кое-что из твоих таинственных приключений. Эпизоды, которые удастся выхватить, запишем на микрокристалл. Это по просьбе Совета Астронавтики. Сейчас окутаю тебя «читающим облаком» — клубком излучений. Постарайся думать о таинственном царстве Абсолюта. Может быть, удастся кое-что выхватить из недр…

Опустилась тьма, и я уже не слышал, что говорил дальше доктор. Напрягая память, я пытался штурмовать блокаду. Внезапно ощутил боль в левой скуле и удар. Такой сильный, что перед глазами поплыли радужные круги. Заметил даже очертания огромного кулака, влепившего затрещину — первый привет Вечной Гармонии… Попробовал высветить в памяти весь эпизод, но безрезультатно. В космически непроницаемой тьме роились неуловимые образы. Вероятно, это «читающее облако» последовательно перебирало заблокированные ячейки.

Так продолжалось довольно долго. И вот следующая картина — яркая, объемная. Целый кусок моей прошлой жизни. Правда, началось все не с видимого изображения, даже не со звуков, а с настроения. Захлестнула волна невыразимого горя и отчаяния. И только потом увидел себя бредущим с членами экипажа по лунному космодрому. Мы несли тело погибшего капитана…

Странное ощущение: я был одновременно в кресле и там, в голове печальной процессии. Мои ноги утопали в пыли: космодромом никто не пользовался уже сотни лет. Кругом виднелись следы всесокрушающего времени: упавшие постройки, скелеты поникших зданий.

Мы похоронили капитана на краю космодрома. Поставили памятник с вечным огнем наверху… И вдруг картина оборвалась, погасла вместе с рубиновым вечным огнем. Снова тьма, густая и липкая, с колышащимися неясными образами.

Тьма рассеялась, и я увидел просторный светлый зал, Вегу и доктора Руша, глядевшего на экран.

— Небогато, — сказал он, обернувшись ко мне. — Небогато. Всего две картинки… Не поискать ли нам еще между этими двумя эпизодами. Попробуем…

И снова удар в скулу и круги в глазах… Немного погодя чудом перенесся из тьмы на солнечную, покрытую изумрудной травой поляну. В середине ее — небольшое овальное озерко с прохладной и чистой водой. Мы, члены экипажа, с наслаждением плескались в нем, ели бананы и ржали от удовольствия. Даже наш строгий капитан вел себя как мальчишка.

Опять черный провал, густая, клейкая тьма. Затем в клубящемся тумане начали медленно проступать какие-то очертания. Внезапно почувствовал, что сижу не в мягком кресле, а на жестковатом сиденье у пульта управления вездехода. Рядом — члены экипажа. Перед нами расстилались унылые, наводящие тоску ландшафты. Плоские, как стол. Какие? Трудно сказать, потому что наше внимание поглощено многотысячным, может быть даже многомиллионным, войском. Солдаты изумительно правильными рядами двигались прямо на нас, четко печатая шаг. Чем ближе, тем явственней вздрагивала земля: туммм… туммм…

— Капитан! — услышал я голос Ивана Бурсова. — Капитан! Что они? Взбесились?..

— Не знаю… Попытка вступить в контакт? Не похоже.

Капитан, наморщив лоб, размышлял.

— Не бойтесь, — произнес он наконец. — Мне кажется, они решили просто попугать.

— Попугать? — Иван пытался улыбнуться. — Феноменально…

А солдаты все ближе и ближе. Они шли, встряхивая землю чугунным топотом: туммм… туммм… На плечах — ружья с расплюснутыми на концах стволами. По неведомо кем поданной команде солдаты взяли оружие наперевес.

— Капитан! — Иван был не на шутку встревожен. — Капитан! Это же психическая атака! Они же сотрут нас сапогами… Разрушитель! Я пущу в ход биологический разрушитель. Превращу их в атомную пыль!

— Никаких эксцессов! — приказал Федор Стриганов. — Слышите? Никаких эксцессов! Кажется, я начинаю понимать, в чем дело. Их не уничтожить никаким разрушителем. Они бессмертны, потому что давно мертвы…

— Капитан! — перебил планетолог. — Сейчас не до шуток.

— Я не шучу. Уверен: они не причинят нам вреда. Это не входит в их задачу. Пока не входит… Может быть, все же контакты? Нет, не то… Не сметь включать разрушитель! — Стриганов, сдвинув брови, предостерегающе поднял руку.

А солдаты — вот они, в двух десятках шагов. Мы видели их бессмысленные физиономии, покрытые капельками пота. Солдаты разевали рты, задыхаясь от жары. И вдруг все они пропали, будто провалились. Исчезновение было полным и ошеломляющим. Еще не осела пыль, поднятая сапогами, а их уже не было.

Капитан с облегчением опустил руку.

— Так и есть! Это просто парад. Парад мертвецов… Не спрашивайте, братцы. Сам толком не знаю. Одно ясно: с планетой случилось что-то страшное.

На этом все оборвалось. Густая, как нефть, тьма прочно завесила память. Но вот тьма рассеялась, и я увидел светлый зал, Вегу и доктора Руша.

— … Ну и ну! — развел руками доктор. — Вот уж действительно загадка.

— Сережа, — утешающе ласково сказала Вега. — Ты не расстраивайся. Я убеждена, что это не наша планета.

— А может… это был просто бред? — со смутной надеждой спросил я доктора Руша.

— Нет, не бред! — строго возразил он. — Не бред. Ячейки памяти объективны, как фотоаппарат. Они сфотографировали реальную картину… Но расстраиваться и в самом деле не стоит, — добавил он, положив руку на мое плечо. — Ученые разберутся. А ты пока отдыхай.

Мне ничего не оставалось делать, как последовать этому совету.

Наш дрейфующий город медленно двигался на север. Днем далеко на западе проплыл встречный аквагород. Мелькнул сверкающими шпилями, тонкими иглами причальных мачт и утонул за горизонтом. Мы находились на широте Гавайских островов. Было очень жарко. Я купался, ныряя прямо с веранды, загорал. Много читал, пополняя знания и словарный запас.

Вечером услышал в комнате сигнал вызова. На засветившемся экране возник Орион Кудрин. Он лениво сидел в кресле, закинув ногу на ногу.