Богомольный Псамметих мог делать хорошо только одно дело — молиться, что он и делал денно и нощно. Оборона Египта была возложена на бездарного Петиса лишь только потому, что он носил звание главного военачальника его величества, хотя это звание Амасис дал представителю египетской знати как уступку, притом насмешливый фараон выбрал из среды вельмож самого тупого и трусливого сановника, так как не воспринимал эту комедию всерьез. Судьба сыграла злую шутку, превратив комедию в трагедию!

Растерявшийся Главный военачальник его величества не знал, с какой стороны подступиться к своим, совершенно ему непонятным обязанностям. Ну и, как водится, враз появилось множество советников, возомнивших себя великими стратегами. Они своими советами — самыми противоречивыми, а зачастую просто нелепыми совсем заморочили и без того слабую на здравую мысль голову "главнокомандующего". Он, стараясь не показать того, что просто из него выпирало, то есть свою непроходимую глупость, сделав, по его мнению, умное выражение лица, важно поддакивал и соглашался со всяким и каждым, издавал самые дикие приказы, рассылал бессмысленные указания, которые были или невыполнимыми, или же настолько вопиюще глупыми, что командиры священных корпусов (носивших имена египетских богов), командиры полков, начальники наемных отрядов, совершенно одурев от этих бестолковых и дурацких распоряжений, махнули на все рукой и делали все по-своему, каждый как умел и мог.

Созданная и взлелеянная Амасисом прекрасная бесподобная армия в один миг превратилась в неорганизованный сброд. А враг подходил все ближе и ближе, вопреки ожиданиям, преодолевая гибельный Синай почти без потерь.

И вот дозорные на крепостных стенах Пелусии увидели вдали темное пятно, которое все ширилось и ширилось и вскоре застлало весь горизонт. Это неисчислимое воинство Камбиза, вздымая пыль к самому поднебесью топотом сотен тысяч ног, шло грозовой черной тучей на страну большого Хапи.

Персы обложили крепость плотным кольцом, после того как первый штурм, затеянный с ходу нетерпеливым Камбизом, был отбит. Уставшие от длительного марша по раскаленным пескам Синая персы дрались вяло, неохотно и после неудачной стычки отступили.

К удивлению греков, пренебрежительно относившихся к египетским воинам, те дрались отчаянно, ни в чем не уступая и грекам, и персам. Вот на это и рассчитывал умный Амасис, зная о глубокой и какой-то трепетной любви египтян к своей земле. И кто знает, как повернулись бы события, будь жив этот фараон, умевший лихо воевать.

Когда был отбит и пятый штурм, Камбиз впал в транс. Ему становилось ясно, что мечты превзойти своего великого отца в качестве полководца смешны и нелепы. Пелусия далеко не Вавилон, а он, уложив вдесятеро больше сарбазов под этой по сравнению с Вавилоном — крепостишкой, не смог овладеть хотя бы одним бастионом. Неуравновешенный Камбиз быстро переходил от одного состояния в другое — от эйфории к подавленности духа. Положение осложнялось еще и тем, что в отличие от общительного, находившегося в постоянном окружении людей Кира, Камбиз поставил себя над всеми, и о каком-то совете ему со стороны приближенных не могло быть и речи. Да и кто бы решился на подобное самоубийство? Даже опытные военачальники боялись раскрыть рот, хотя им-то было что сказать своему верховному горе-полководцу. В отличие от Петиса Камбиз был умен, но нарушать установленный им же самим порядок был уже сам не в силах. Придворные обращались к Крезу, носившему звание советника царя царей, с просьбой в осторожной деликатной форме намекнуть на истинное положение дел, но старый лис дал себе зарок никогда не соваться с непрошеными советами к Камбизу, а тот просить кого-то о чем-то не имел привычки.

Вот так, как отверженный в своем собственном лагере, сидел в полном одиночестве в роскошном шатре Камбиз и мучительно думал — что делать дальше? В шатер без спроса вошел Дарий и пал ниц.

— Что тебе? — раздраженно спросил Камбиз, а это был плохой признак, грозящий непредсказуемыми последствиями.

Дарий не смутился и спокойно ответил:

— Великий царь, мой повелитель, я видел в бою Фанета. Помнишь — военачальник твоего отца?

— А-а-а, грек. Ну и что? За кого воюет, за египтян?

— Ты прозорлив, мой повелитель.

— Продался, значит...

— А если перекупить? Прикажи переговорить с ним, мой повелитель.

Камбиз оживился.

— Напомни ему о благодеяниях нашего отца и добавь, что наши милости будут несоизмеримо большими...

Во время очередной вылазки и ожесточенной схватки Фанет увидел, как, сокрушая все на своем пути, к нему пробивается рослый перс из "бессмертных". Удивившись такому интересу к себе, Фанет приготовился к рукопашной, и вот этот перс пробился-таки к греку, и они оказались лицом к лицу.

— У меня к тебе послание, грек, — выдохнул запыхавшийся сарбаз.

— Покажи! — сказал Фанет и с этими словами вонзил свой меч в сердце перса.

Воин так и умер, сохранив на лице удивленное выражение, а Фанет, прикрывшись щитом, нагнулся и, обшарив убитого, нашел послание.

В крепости Фанет прочел написанное — всего три слова: "Надо поговорить. Дарий". Легко сказать! Да и надо ли? Фанет понимал, что означали эти слова Дария, не мальчик. Знал и то, что дни Египта сочтены. Но здесь, в Пелусии, находилась его семья, и если ему, опытному воину, перейти трудно, но все-таки возможно, хотя бы во время вылазки, то перетащить свою семью на виду у всех в стан персов, конечно, невозможно. Так стоило ли рисковать? Если бы жив был Амасис, то Фанет, наверное, пошел с ним до конца, настолько ему нравился этот бесшабашный фараон. Но Псамметих... этот дурень Петис... а главное, отвратительные отношения с греками-военачальниками, которые приняли Фанета более чем сдержанно. Тут была и ревность к новому пришельцу, особенно после того, как Амасис назначил Фанета командиром ударных войск с правом набора в свою штурмовую группу воинов из наемных отрядов, вызвав крайнее раздражение среди прежних командиров греческих отрядов наемников. Столь стремительное возвышение бывшего каменотеса было воспринято с острой обидой, но при Амасисе, хотя и с большой неохотой, они вынуждены были подчиниться воле фараона Верхнего и Нижнего Египта. Теперь же, воспользовавшись полной неразберихой в руководстве армией, командиры наемных отрядов самовольно отозвали своих воинов из ударного отряда Фанета. Пример подал вождь спартанцев Архелай. Фанет, привыкшей к железной дисциплине персидской армии, болезненно воспринял подрыв своего авторитета, оставшись военачальником без войска. В армии Кира наемники составляли небольшую часть великого и несметного воинства, и они знали, что Кир не потерпит никакого своеволия и, если понадобится, без всякой жалости подавит любой бунт. В египетской же армии при фараонах XXVI династии состав наемных войск был весьма значителен и настолько, что мог противостоять всем вооруженным силам Египта в течение продолжительного времени. В египетской армии соперничество между воинами из коренного населения и наемниками было острым. Такая армия без твердого и крепкого руководства была обречена на поражение.

Шум снаружи привлек внимание Дария, и он звучно крикнул:

— Эй, в чем дело?

В походный шатер копьеносца царя ввалились сарбазы. Они с трудом удерживали рвущегося из рук человека.

— Фанет? — изумился Дарий и обрадовано воскликнул:

— Да отпустите же вы его, ослы!

Когда сарбазы выполнили приказ и отпустили Фанета, тот пошевелил плечами, болезненно сморщился, а затем влепил по звонкой оплеухе и сарбазу справа, и сарбазу слева. Дарий закатился смехом и, махая руками, едва проговорил каким-то плачущим фальцетом: