Пролог
— Осторожнее! — тихо выдохнул Мир Кадырбаевич.
Лопаты были отброшены, и в ход пошли ножи... Разверстое зево обнажило погребение. Люди сгрудились у склепа и в тяжелом безмолвии смотрели на результаты своего долгого и кропотливого труда...
“Сколько потрачено усилий и все для того, чтобы откопать истлевшие кости какого-то рядового кочевника! Но ведь такие курганы насыпались для погребения вождей или царских особ? Курган — это труд многих тысяч людей, а в могильнике, кроме истлевшего скелета, ничего нет? Даже конского помета! Безлошадный сак — сак самого низшего сословия, но тогда почему ему оказаны такие почести? Ведь случайно он не мог сюда попасть? Да нет же! Царский курган — нищему саку? Этого не может быть!”
— Мир Кадырбаевич, смотрите, что мы нашли! В руках профессора оказалась золотая подвеска изумительной работы. У археолога удивленно округлились глаза.
— Может быть, еще что-нибудь...
— Мы просеяли землю — больше ничего нет.
“Что же это такое? У нищего сака подвеска, стоящая целого состояния? Ничего не понимаю. А может быть, могильник разграблен? Не-е-ет, не похоже… не тронут. Видимо, у могильных грабителей чутье-то получше, чем у профессора археологии... гм... гм... Невероятно!” — Мир Кадырбаевич задумчиво теребил свою кудрявую бородку.
— Загадки истории... — невнятно пробурчал он и сам же усмехнулся сакраментальности этих слов.
Часть шестая
Камбиз, сын Кира, был здесь царем. У Камбиза был брат по имени Бардия, от одной матери, от одного отца с Камбизом. Камбиз убил Бардию, но народ не знал, что Бардия убит, и, когда Камбиз отправился в Египет, в Персии появился человек, маг по имени Гаумата, который сказал народу: “Я — Бардия, сын Кира, брат Камбиза, призываю — восстань, народ!” — и народ взбунтовался и перешел от Камбиза к нему, и он захватил царство. И было великое зло и в Персии, и в Мидии, и в Вавилоне, и в других странах. Камбиз же, возвращаясь из Египта, умер собственным умиранием.
Бехистунская надпись Дария I
Великая Персия содрогнулась. Происшедшая катастрофа оглушила, словно удар кованой дубиной по голове.
Сначала слухи были робкими, неясными. Передавались на ушко шепотком — слишком невероятным казалось случившееся. И несмотря на то что сатрап Персии Гистасп стремился пресечь их в зародыше самыми суровыми мерами — шептунов хватали, рубили им головы, отрезали языки, вешали, сажали на колья, — слухи все росли, ширились, звучали все громче и громче, обрастая новыми подробностями, и всесильный сатрап оказался бессильным заткнуть всем рот. Нельзя же было перевешать и пересажать на кол все население великой Персии!
Около четверти века тому назад вся Персия — от мала до велика поднялась против ненавистного мидийского ига и свергла его. Это было время небывалого подъема боевого духа персов, пробуждения у них самосознания и патриотизма, и этим умело воспользовалась господствующая верхушка — жречество и знать. Преследуя свои далеко идущие планы, знать и особенно жречество стали усиленно внушать рядовой массе темных и невежественных персов, что они отмечены всемогущими богами и они — персы — люди особой породы, арии (“чистые”), народ, удел которого повелевать другими народами, состоящими из людей низшей расы, удел которых быть рабами ариев. Момент был выбран исключительно удачный — опьяняющая радость освобождения и хмель победы над великой и могущественной Мидией вскружили головы простым персам, доселе честным труженикам — скотоводам и земледельцам, и они поверили! Так из порабощенных персы превратились в поработителей. И так уж случилось, что окрыленный народ выдвинул своим вождем необыкновенного человека - великого Кира! Более двух десятилетий продолжался стремительный взлет до сих пор никому неизвестной Персии, и вел ее от победы к победе ставший легендарным уже при жизни Кир. Он сокрушал царство за царством, покоряя народ за народом, внушая ужас врагам и веру в свою непобедимость. Этот головокружительный взлет и убедил-то больше всего персов в своем превосходстве над прочими народами и что самое страшное — в своей исключительности!
И вдруг! Грозное и могучее войско великого и непобедимого Кира, царя царей, господина четырех сторон света, разбито наголову какими-то никому неведомыми дикарями-массагетами! И куда только девалось высокомерие растерянных ариев — всю Персию обуял панический страх. Уже чудился гул от топота копыт неисчислимой и победоносной конницы царицы Томирис. Казалось, что вот-вот раздастся леденящий душу вой косматых, звероподобных степняков-кочевников.
И великая Персия замерла в тревожном ожидании.
Когда Гобрий, Крез и Гистасп в сопровождении отряда Рухпарвара прибыли из сакских степей в Пасаргады и, явившись к Камбизу, передали ему наказ Кира, своенравный царевич, вопреки всем опасениям, спокойно выслушав вельмож, зевнул и равнодушно сказал: “Ну так выполняйте волю моего отца!” — и, передан этими словами всю полноту власти в государстве сановной тройке, Камбиз отвернулся и стал почесывать за ухом ручного гепарда.
Озадаченные таким смирением своевольного и капризного наследника престола, вельможи переглянулись и, отвешивая поклон за поклоном, попятились к выходу.
Тройка без особых споров распределила между собой обязанности. Крез, с титулом первого визиря (“пати-кшаятия”), занялся государственными делами, а также ведал и внешним сношением. Гистасп стал сатрапом Персии и отвечал за внутренний порядок державы Ахеменидов. А Гобрий принял на себя командование всеми вооруженными силами обширной империи.
Когда, несмотря на самые жестокие меры сатрапа Персии, слухи о разгроме Кира заполнили всю Азию, Гистасп призвал своих соправителей на совет. Подлинные властители великой Персии совещались долго, обстоятельно — положение было трудным и тяжелым. Созданная гением Кира огромная держава из многих стран и народов стала трещать по всем швам. Зашевелились придавленные персидским гнетом народы, которые узнали, что и Кир, оказывается, смертен, как самый обыкновенный простолюдин, а непобедимых персов можно бить и гнать почем зря. На них пахнуло воздухом свободы!
Совсем другим языком заговорили чужеземные правители, переменив подобострастный и заискивающий на твердый и даже, о боги, высокомерный тон. Закапризничали и местные царьки, которым Кир оставил титул и трон, но отнял всю власть и которые до этих пор сидели тихо-тихо на своих местах, не смея поднять голоса.
Рушился авторитет великой Персии.
После совещания триумвират всерьез принялся за дело. Выбор Кира доказывал необыкновенную проницательность и дальновидность этого поистине великого человека, знавшего, кому вручить судьбу своей державы в самый трудный час. Соратники Кира не растерялись в сложной обстановке, когда стоял вопрос о самом существовании империи Кира, и сумели удержать рвущиеся из рук поводья власти.