Беседу прервало появление главного казначея фараона, который пал к ногам своего повелителя, и Амасис вынужденно остановился.
— Что тебе надо, Схотипиебр? — с недоумением спросил фараон.
— О ваше величество, сила и здоровье Та-Кемта, величие и слава обоих Египтов...
— Довольно! — прервал Амасис. — Говори, что тебе нужно?
— Оо-о... — снова затянул Схотипиебр, но, спохватившись, запнулся, а затем продолжил: — ваше величество, вы подняли меня из праха, из простого звания до вершины. Но люди, окружающие подножие вашего трона, люди знатные и родовитые, смеются надо мной. Я умоляю вас, мой господин, пожаловать мне титул, а я увеличу ваш непобедимый флот на один боевой корабль.
— Да? Это хорошо. Но я не знаю, какой тебе титул дать... Знаешь что, давай-ка перечисли мне твои звания.
— Номарх, князь, главный заведующий казной Его Величества, господина Нижнего и верхнего Египта, высокий в чине, правитель Дома ножей, правитель двора Двух собак, Судья-страж, министр двора, единственный царский друг...
— Постой, постой! — прервал Амасис. — "Единственный друг?" Когда это я дал тебе такой титул?
— Здоровье и Сила, этим титулом вы удостоили меня после того, как я из своих скромных средств снарядил полк копейщиков для вашей доблестной армии...
— А-а-а... полк копейщиков? Полк копейщиков это неплохо. Ты заслужил свой титул моего единственного друга. Молодец! Да, средства, говоришь, скромные? Гм... гм... действительно скромные, Да-а-а... Ну а теперь, что же тебе еще надо?
— Ваше величество, титул вашего единственного друга носят еще восемь придворных, а этому скопидому, вашему врачу Хнумбра, вы дали этот высокий титул просто ни за что! Всего-навсего тридцать лучников поставил он для вашей славной армии, этот скуподер несчастный! А вы, величие обоих Египтов, дали ему за это такое звание...
— Ну ладно, ладно, впрямь прогадал с этим Хнумбром, чтобы ему не попасть на счастливые поля Осириса! Да уж ладно, пусть будет единственным, раз так получилось, зато я заставлю его излечить триста тридцать три надуманных болезни у моих жен — дорого он заплатит за обман своего господина! Ну а ты, ты-то чего еще хочешь? Давай, перечисляй дальше!
— ... начальник писцов, начальник храма Пта в Мемфисе, начальник вечерней дворцовой стражи, вельможа, глава людей, вот и все, Ваше Величество.
— Все-е-е?! "Номарх, казначей, князь..." дальше я уже не помню, забыл, да-а, "единственный друг!", ну я прямо не знаю, что тебе еще дать? Может, сделать тебя своим сыном? Хотя нет, ты же старше меня! Тогда отцом, что ли?
Вельможа, уткнувшись лицом в ноги фараона, приподнял руку и отчаянно замахал.
— Ну вот, ты и сам понял, что это невозможно. А больше мне на ум ничего не приходит. Так корабль, говоришь? — Амасис задумчиво обвел взглядом зал и вдруг оживился. — Нашел! Хочешь стать начальником этого зала?
Казначей страстно замычал и стал смачно чмокать одетые в сандалии не совсем чистые ноги фараона.
— Довольно, довольно! — сказал, отдергивая ногу, Амасис. — Я жалую тебе этот титул и подпишу указ после того, как ты мне покажешь два своих корабля.
— Один, Сила и Здоровье, один... — промычал Схотипиебр.
— И ты торгуешься со своим господином? — строго спросил фараон.
— Нет-нет, ваше величество, два, конечно, два корабля. Но тогда позвольте мне приписать — "любимого", начальник и вельможа залы, лю-ю... нет-нет,- "почитаемого во дворце и любимого царем". Вот так, мой господин.
— Ну хорошо, хорошо. Иди!
После ухода Схотипиебра фараон долго молчал, а потом с горечью сказал:
— А каким был скромным, честным, работящим. Когда успевают? Ну не успеешь возвысить человека, как он гибнет прямо на твоих глазах. Воздух в царском дворце гнилой, что ли? Настоящая отрава, я тебе скажу! Ну просто не знаю, на кого опереться, кому верить? — повернулся к Фанету. — Вот тебе можно верить?
— Не-е-е знаю... — растерянно протянул грек.
— Вот то-то! А за ответ спасибо — не вилял! Скоро увижу тебя в бою, и, верю, не подведешь. А война предстоит тяжелая, да ты и сам знаешь. Персы!
— Царь, теперь, когда нет Кира, будет легче. Камбиз тебе по зубам.
— Вот то-то и страшно, что Кира нет. Победил бы Кир, сменился бы царь, а Египет остался. А если победит Камбиз? Мне за мою страну страшно становится... Не-е-ет, я буду драться с Камбизом до последнего издыхания, драться, пока моя рука будет в состоянии держать меч и в жилах останется хоть капля крови. До последнего смертного вздоха! А для вас, мои греки, я ничего не пожалею. Еще ни один царь вам столько не давал, сколько дам я. И не потому, что не знаю цену деньгам и мне некуда их девать, нет, я им цену знаю и каждый грош вырывал зубами, наживая себе смертельных врагов. Но если я проиграю войну, то зачем оставлять столь трудно нажитое добро врагу, а если выиграю, то у меня будет все награбленное персами золото — хоть купайся в нем! А семью ты все-таки привези, Фанет.
И хотя Фанет не обиделся на недоверие Амасиса, фараон все же добавил:
— Иония и Кария принадлежат Персии, и Камбиз не пощадит твою семью, так что привози, здесь ей будет спокойней.
В Пасаргадах
Пасаргады погрузились в траур. Приближался торжественный кортеж с прахом великого Кира. Спешно был приготовлен временный склеп, и в то же время тысячи рабов, не зная отдыха, сооружали мавзолей для вечного успокоения беспокойного в жизни царя.
По велению Камбиза было объявлено, что похороны продлятся сорок дней, поминки — год, траур — три года.
Камбиз восседая на троне и вперив свои пронзительные глаза в Гобрию, слушал его.
— Царицу в отсутствии гостеприимства не упрекнешь, но приняла она нас сдержанно. Выдать прах покойного согласилась сразу, но, криво усмехнувшись, сказала: «Царь персов, посол, пошел на нас войной, а поэтому, прости, что голова отделена от туловища. В бою мы не различаем, где царь, а где просто воин, и в том и в другом мы видим врага и уничтожаем его!» Мы узнали, мой повелитель, что у Томирис сейчас война с Зогаком — царем тиграхаудов. Она вышла замуж за Скуна и поддерживает Сакесфара — своего свекра, брата покойного царя Кавада и дяди богатыря Рустама и самого Зогака...
— Ну это понятно! — нетерпеливо перебил Камбиз. — А вот надолго ли завязла царица в тиграхаудской трясине?
— Нет, великий царь царей, не надолго. Когда мы уезжали, как раз возвращались массагеты царицы из похода на тиграхаудов. Мы узнали, что разбитый Зогак скрылся с кучкой воинов в горных ущельях и новый царь тиграхаудов Сакесфар, отправив войска Томирис домой, решил справиться с племянником собственными силами. Далеко метит царица Томирис, великий царь царей, Сакесфар уже не молод, а Скун, муж Томирис, его наследник... Но Томирис на Персию сейчас не пойдет...
— Почему ты засоряешь наши уши ложью? Зогак свергнут, и руки Томирис развязаны! Мало того — царица может бросить на нас объединенные силы массагетов и тиграхаудов!
— Разве я осмелюсь, о великий, засорять твое золотое ухо грязью лжи — скорее вырву себе язык! Нет, царица не пойдет на твою великую державу — неспокойно у нее во владениях. К нам в посольский шатер наведывались некоторые вожди... кое-кто ищет дружбы с нами, мой повелитель.
— Кто?
— Вождь тохаров Сухраб и вождь усуней Михраб, великий царь царей. Правда, и сама царица сказала нам, что не войны она хочет с нами, а мира, но я подумал, это просто слова...
— Глупец! — Камбиз вскочил с места, — Вместо того чтобы отнимать наше драгоценное время всякими разговорами о дядьях, племянниках и каких-то вонючих вождях, ты бы сразу передал нам слова царицы! Вот что главное, а остальное... — Камбиз пренебрежительно махнул рукой и, сев на место, продолжил: — Теперь мы спокойны. Царица Томирис, подобно нам, подлинный повелитель на троне, и мы верим нашей сестре.