Это бы их город, они всегда будут, растить и защищать его.
Да, подумал он, его пристальный взгляд охватил покрытые соломой крыши, это была милая деревня. Века назад, сотни человек обосновались в богатой долине защищаемые Кельтарами. По-прошествии веков, сотни превратились в тысячи. Достаточно в отдалении, что бы к ним не заходило много путников, и все же достаточно близко к морю, что бы торговать. В Баланохе было четыре церкви, две мельницы, торговцы свечами, дубильщик, ткачи, портные, гончары, кузнецы, оружейник, сапожник, и всякие другие мастера.
В первую очередь они пошли к золотых дел мастеру, так что Драстен проверил замысловатый золотой листок, которым талантливый мастер украшал один из драгоценных фолиантов Сильвана.
Когда они въехали на окраину деревни, Драстен наблюдал за Гвен настолько беспристрастно насколько мог, что было очень сложно, когда она сидела прямо между его бедер. Он боялся сажать ее на свою лошадь, но просто других возможностей не было. Было ясно, девушка до этого никогда не сидела на лошади.
Сдерживая свои похотливые мысли, он изучал ее. Она вытягивала шею туда-сюда упиваясь видами.
Они оставили позади лавки дубильщика и мясника, чьи магазины были за внешним периметром города, где запах от навоза, которым обычно смягчали шкуры, рассеивался намного легче и капли с только, что освежеванного мяса могли стекать беспрепятственно. Дальше по дороге были пышущие жаром печи кузнецов, расположенные дальше от спокойных торговцев, так что грохот металла о металл не мешал спокойным делам торговли.
Дома и лавки, построенные из камня с покрытыми соломой крышами и широкими ставнями, стояли фасадом на улицу. Самую оживленную улицу заселяли торговцы свечами, тканями, портные, сапожники и другие. Верхние ставни, которые открывались горизонтально, были подняты и подпирались палками, создавая навес, в то время как нижнюю ставню опускали, и товары раскладывались в соблазнительные выставки. У деревни был свой собственный совет, который неукоснительно следовал законам, установленным Кельтарами, регулирующим работу, отдых, и другие вопросы торговли.
Ее удивило. Словно раньше она никогда не видела такого города, подумал Драстен, словно она пытается посмотреть во все стороны сразу. В тот момент, когда они въехали в город, она начала сыпать вопросами. Очаровал ее, кующий красно-горячую сталь, и заставляющий разлетаться искры, кузнец. Она вытаращила глаза на молодого подмастерью, который делал щипцами, через отверстия шаблона, рисунок на горячем металле.
Мясник вызвал тошноту, и она отказала себе в покупке куска соленой оленины. Когда они проехали дубильщика, она увидела пар поднимающийся из нескольких неглубоких чанов, и попросила его остановиться, так что она могла посмотреть как торговец обрабатывает двуручным кожевенным ножом.
Его глаза сузились. Она была самой убедительной маленькой актрисой, которую он когда-либо встречал. Ее сумасшествие, казалось, единичным случаем, очевидно проявляющемся редко, хотя эффектно. До тех пор пока она не говорила о том, что была из будущего, или не делала заявлений о нем, она казалась лишь необычной, не сумасшедшей.
Когда она откинулась назад и прижала руку к его затянутому в кожу бедру, каждый мускул в его теле сократился, и нога под ее ладонью стала твердой. Он закрыл глаза, повторяя себе, что это была просто рука, конечность, абсолютный пустяк, что бы довести его до бесчувственного возбуждения, но вожделение громыхала сквозь его вены с тех пор как он усадил ее на лошадь. Тепло ее маленького, великолепно изогнутого тела между его бедер держало его в постоянном состоянии возбуждения. Когда она была рядом, его сознание ослабевало, его тело окаменело, и он стал пригоден только для одного.
Игры в кровати.
Ему хотелось бы обернуть его кулак в ткань ее платья и разорвать с переди до подола, ради своего удовольствия открыть все эти цветущие изгибы. Она заставила его чувствовать себя первобытным, как его древние предки, которые брали женщин так же грубо, и не прося извинений, словно завоевывали королевства. На краткий миг его затопило странная мысль, что он имел право переспать с ней.
Он бы поспорил, что она не сопротивлялась бы слишком, мрачно подумал он. Если вообще бы сопротивлялась.
-Ты шил свои …э штаны? – Она указала на дубильщика.
-Да, – грубо сказал он, отталкивая ее руку.
-Прости мне, что дотрагиваюсь до твоей важной персоны,– холодно сказала она: – Я просто задумалась, такое же твои штаны мягкие, как выглядят.
Но сдерживал свои губы, что бы скрыть улыбку. "Важной персоны", действительно. Где она набралась таких слов?
Мои штаны мягкие, девушка, подумал он, но то, что в них – нет. Если бы ее рука скользнула немного выше, она бы нашла, что приготовила себе.
-Я могу получить пару штанов?
-Кожаных штанов? – возмущенно сказал он.
Она повернула голову, что бы посмотреть на него, и ее губы остановились в дыхании от его губ. Его сердце беспорядочно колотилось, а он остался неподвижным. Так он не мог бы сделать какой-либо униженной глупости, например вкусить эти сладкие, лгущие губы.
-Они кажутся удобными, Драстен, – сказал она: – Я не привыкла носить платья.
Казалось, его пристальный взгляд застрял на ее губах, и он не расслышал ее ответ. Такие губы как у нее, имеют только ведьмы – горячие и сочные, влажные и чрезвычайно поцелуе-способны. Слегка приоткрытые, показывающие прямые белые зубы и кончик розового язычка. Секунду он рассматривал движение ее губ. Но не мог расслышать, ни слова их того, что она говорила. Они сотворили ужасную неразбериху в его голове, и заставили ее голос отойти назад.
-И я всегда хотела штаны, но в моем доме – ха! – мои родители убили бы меня, если бы я когда-нибудь надела черные кожаные штаны.
-Какие же тогда они были бы хорошие родители, если бы позволили соей дочери надеть такие штаны. Если бы он бросил быстрый взгляд на ее великолепную круглую попку затянутую в уютно-облегающие черные кожаные штаны, от того он чуть не забыл, кто он такой и, что вскоре собирался жениться.
-Пожалуйста? Только одну пару. Ай, ну давай. Какой это может причинить вред.
Он моргнул. В первый раз с того времени как он встретил ее, ее голос звучал как у нормальной женщины, но она не выпрашивала красивое платье, своевольная девчонка хотела мужскую одежду.
-Где твое чувство приключения? – настаивала она.
Сосредоточено на твоих губах, раздраженно подумал он, со всеми моими другими проклятыми чувствами.
Образ ее, одетой в черные кожаные штаны и больше ничего, только золотые волосы скользят в диком беспорядке по ее полной обнаженной груди, вырисовывался в его сознании.– Определенно Нет,– прорычал он, пришпоривая лошади дальше и кивая в прощальном жесте дубильщику.-И отвернись. Не смотри на меня.
-Хм, теперь мне даже не разрешается смотреть на тебя? – фыркнула она и сердилась всю дорогу до ювелира, но он заметил, что это не обуздало ее любопытство. Нет, это лишь значило, что она выпятила такую сладкую нижнюю губу, заставив его неприятно поерзать в седле.
Когда наконец, они приехали к ювелиру, он спрыгнул с лошади, отчаиваясь проложить расстояние между ними. Он собирался постучать в дверь, когда она надменно прочистила горло.
Он с опаской оглянулся.
-Ты не собираешься снять меня с этой штуки? – сладко сказала она.
Слишком сладко, понял он. Она замыслила что-то недоброе. Она была ведением, одетая в один из плащей его матери бледно-лилового цвета, ее блестящие золотые волосы скользили по плечам, а глаза светились.
-Прыгай,– холодно сказал он.
Она нахмурила глаза. – У тебя было мало девушек, не так ли? Иди сюда и помоги мне. Это чудовище выше, чем я. Я могу сломать ногу. И тогда ты засядешь, везя меня обратно, только Бог знает как на долго.
Девушки? Он ломал голову над этим словом несколько секунд, дробя его на основные части и рассматривая их. Хм, она имела ввиду связь с женщиной. Вздыхая, он посчитал вероятность, того, что она могла просто не спешиваться и дать ему немного покоя, затем вспомнил цель, ради которой он привез ее сюда. Он хотел, что бы жители деревни увидели ее, в надежде, что кто-нибудь узнает ее. Он был уверен, она должна была остановиться в деревне прежде чем идти в замок. Чем скорее кто-нибудь узнает ее, тем скорее он положит конец ее прибыванию рядом с ним.