В квартире первым делом полез в холодильник, достал бутылку молока, яблоко, сел за стол и только сейчас заметил лежащий на газетах серый листок.

Налив полную чашку молока и сделав глоток, подумал: газеты были сложены, вот и не увидел листка. Что это? Обычно так выглядят уведомления о посылках или телеграфных переводах. Подтянув бумажку к себе, вчитался. Ну и ну… Такого я еще не получал. Повестка в прокуратуру, куда я должен явиться завтра в качестве свидетеля.

Нажал кнопку стоящего на столе «Филипса» и нашел музыку. Не спеша отпивая молоко, стал изучать бумажку. В ней сообщалось: завтра в четырнадцать ноль-ноль мне, Лотареву С.Л., надлежит явиться в Прокуратуру РСФСР, к некоему «след. Рахманову А.В.». То есть к следователю.

Повестка меня не обрадовала, но и не вызвала особых опасений. Перебрав все, что произошло со мной за последние полгода, я вспомнил два более-менее серьезных происшествия, случившихся на моих глазах: драку в ресторане и автокатастрофу. Мелькнула мысль о поездке в Смоленскую область с Юрой и Женей, но я постарался отогнать ее подальше. Не может быть, чтобы вызывали из-за этого. Ведь прошло больше двух месяцев. Стал вспоминать подробности драки в ресторане и автокатастрофы. Но опять подумал: вдруг вызов связан с той поездкой. Снова успокоил себя, но на всякий случай набрал Сашкин номер. Трубку никто не снял. Решив позвонить позже, я прихватил «Филипс» и перешел в темноту комнаты. Сел в кресло. Знакомая музыка наконец отвлекла от тревожных мыслей, и я сразу же вспомнил Алену. Со мной происходило что-то непонятное. Я так долго считал Алену лишь увлечением, не более, а теперь вдруг осознал: без Алены я не могу. Хочу увидеть ее как можно скорее, хочу, и все тут. С июля, когда я получил неожиданный гонорар, мы почти не расставались. Сначала побывали в Дагомысе, потом перелетели на Рижское взморье, потом довольно долго жили у Сашки на даче. Черт… Какие же это были дни! Какие прекрасные дни… В последний день августа я отвез Алену домой. Было около часа ночи, когда она поцеловала меня на прощание, вышла из машины. У самого подъезда обернулась, махнула рукой и исчезла. Тогда я подумал: вот и хорошо, мы должны отдохнуть друг от друга. И как только хлопнула дверь, с легким сердцем развернул машину. А вот теперь, теперь не могу даже представить, как дотяну без нее эту неделю.

Вспомнив про листок, опять набрал Сашкин номер. На этот раз после третьего гудка мембрана щелкнула и сонный Сашкин голос спросил:

— Ал-ла… Кто это?

— Сань, извини, это я.

— А… Что-нибудь случилось?

— Не знаю. Может, случилось, может, нет. Мне пришла повестка в прокуратуру.

— В прокуратуру?

— Да. На завтра. На два часа дня. Вот я и решил позвонить.

— Там написано, в качестве кого?

— Написано. В качестве свидетеля.

— Подожди, дай соображу. Надо встретиться.

— Давай встретимся.

— Вот только когда? Сейчас уже ночь. Давай завтра утром? Часов в десять? Устроит?

— Конечно.

— Тогда завтра к десяти подходи к нашему месту, у булочной. Я буду на своей машине. Договорились?

— Договорились.

— Значит, до завтра. — В трубке раздались гудки.

Утром, в десять, я подошел к булочной. Девятка стояла на привычном месте. Я сел рядом с Сашкой, тот подмигнул мне:

— Повестку захватил?

Я протянул листок. Сашка изучил, вернул:

— Понятно. Как ты вообще?

— В каком смысле «как»?

— Не паникуешь?

— Почему я должен паниковать?

— Ну мало ли.

— Да нет. Не паникую.

Мы посидели молча. Наконец Сашка потер шею:

— Правильно. Паниковать нечего. Но с другой стороны… У тебя ведь не было серьезных происшествий? За это время?

— Вроде нет. Если не считать, что на Рижском взморье мы с Аленой были свидетелями большой драки в ресторане.

— Сам-то ты в ней не участвовал?

— Нет. Но потом туда приехала милиция и записала нескольких свидетелей, в том числе и нас с Аленой.

— Драка в ресторане. Да нет. Не будем обольщаться. Драками занимается милиция. Вызов же у тебя в прокуратуру.

— И что это значит?

— Это значит, здесь что-то серьезное.

— Серьезное?

— Да. Понимаешь, что я имею в виду? Очень серьезное.

Я сидел молча, разглядывая пустой переулок. Серьезное… Надо уточнить у Сашки, что же он все-таки имеет в виду. Впрочем, вспомнив ту поездку, можно и не уточнять. Серьезное, именно серьезное, вполне могло быть. Юра и Женя запросто могли убить водителя того трейлера. Так что получается: девятого июля я подвез двух убийц. Черт… Но может, я все это придумал? Посмотрел на Сашку:

— Саня, давай поговорим начистоту. Ты имеешь в виду трейлер? И Юру с Женей?

Сашка усмехнулся:

— Именно. И Юру с Женей.

— Ты считаешь, что они…

Сашка медленно провел ладонью по баранке:

— Не знаю. Хотя все могло быть. В этом же замешан Вадим Павлович.

Вадим Павлович. Человек, угрожавший Сашке. В принципе, неплохо бы выяснить, что он из себя представляет. Ведь теперь это касается и меня. Я опять посмотрел на Сашку:

— Саня, может, все же скажешь, кто такой этот Вадим Павлович?

Сашка всем корпусом повернулся ко мне:

— Кто такой? Блатняга, от которого можно ждать всего! Знаешь, как я с ним познакомился?

— Не знаю.

— Сделал ему пластическую операцию. Левую! За бабки! Ну и… попал. Этот Вадим Павлович держит теперь меня мертвой хваткой. Страшно жалею, что впутал тебя в это дело. Но если эти ребята кокнули водителя, нашей вины здесь нет. Ни твоей, ни моей. Мы ведь понятия не имели, чего они хотят. Понимаешь?

Я не ответил. Мне нужно было осмыслить все, что только что услышал.

Объяснив мне все, Сашка немного успокоился, снова откинулся на сиденье, устало сказал:

— Ладно, давай не будем гадать. Если вызов в прокуратуру не относится к той поездке, хорошо. Если же относится, старайся говорить им правду.

— Правду?

— Да, за исключением одного дня. Того самого. Девятого июля.

— Почему?

— По простой причине. Каждое твое показание все равно будет проверено. Что же касается девятого июля… Если парни действительно убили водителя и залетели, ГАИ наверняка сразу же начала искать твою машину — по настоящим номерам, которые запомнил тот гаишник. И нашел, если тебя вызывают в прокуратуру. Но у тебя есть алиби. Восьмого вечером ты уехал на Сенеж. На этюды. Машину оставил в Москве. Вернулся утром двенадцатого, на электричке. Понимаешь, зачем нужно твое алиби?

— Что тут не понять. Чтобы не впутываться в историю.

— Это в общем. Если говорить об этом точней, все гораздо серьезней.

— В смысле?

Сашка потер нос. Скривился:

— В смысле… В смысле, что тебя не должны связывать с Вадимом Павловичем. У тебя угнали машину и, использовав, вернули. К Вадиму Павловичу ты не имеешь никакого отношения. Даже теоретически. Но к этому выводу прокуратура придет лишь в одном случае. Понимаешь, в каком?

— В каком?

— Если в твоих показаниях не всплыву я. Именно поэтому ты и должен сказать, что двенадцатого вернулся в Москву на электричке. И на Сенеже жил не у меня на даче, а просто на свежем воздухе. Причем пару ночей провел на базе «Рыболов Сенежья». Если с Юрой и Женей замели Вадима Павловича, прокуратура выйдет и на меня. Из-за пластической операции. Но совсем с другого бока. Так что ты здесь будешь ни при чем. Ну а я… Как-нибудь отобьюсь.

— Что, я вообще не должен говорить, что знаю тебя?

— Зачем? То, что мы знакомы, все равно ведь не скроешь. Спросят в лоб скажи, что знакомы. Еще по школе. Изредка встречаемся. И все. Тебя ведь вызвали на два?

— На два.

— Тогда я еду на работу. С тобой же давай встретимся часов в шесть, у «Форума». Расскажешь, что и как. Лады?

— Лады.

Сашка подставил ладонь, я ударил по ней кончиками пальцев, подставил свою для ответного удара и вышел из машины.

Прокуратура РСФСР оказалась старым кирпичным зданием, стоявшим в глубине такого же старого московского двора. Въезд во двор был с Петровки.