— Клюев, вы знаете, что стало с водителем трейлера, который вы с Шитиковым перегнали в Сухуми?
Клюев довольно искусно изобразил недоумение:
— Да нет… Откуда мне знать… Я же говорил, что не знаю.
— Его убили.
— Что, серьезно?
— Серьезно.
— Надо же… Хотя мужик тот мог. Вполне мог.
— Не знаю, кто мог. Но сами понимаете: у нас есть серьезные основания подозревать в этом убийстве вас. И Шитикова.
Клюев пригнулся, всматриваясь в Рахманова:
— Нас? Но мы-то здесь при чем?
— При том, что убийство произошло там, где остановились «Жигули». У обочины шоссе Ольша — Велиж. Девятого июля.
— Так мало ли кто его убил… Я же сказал: мы сидели в машине. И никуда не выходили.
— Не знаю. Есть факт: в момент убийства вы находились рядом с убитым.
— Ну и что? — Следующую тираду Клюев произнес, довольно точно наиграв невиновность — протяжно, монотонно, жалобным голосом: — Может, тут целая мафия орудует? Что же, мы должны отвечать? На нас свалить легче легкого. Вы найдите этого мужика. И спрашивайте с него…
Выждав, пока Клюев закончит, Рахманов кивнул:
— Постараемся. Пока же, до выяснения всех обстоятельств, вынужден вас задержать.
— За что? Что я такого сделал? Я же дал подписку!
— Подписка была с вас взята раньше. Теперь ее недостаточно. По вашим же показаниям, вы нарушили несколько статей Уголовного кодекса.
— Интересно, какие это?
— Девяносто восьмую и сто девяносто шестую Уголовного кодекса РСФСР использование подложных документов и уничтожение госимущества. Кроме того, как я уже сказал, вы подозреваетесь в совершении более тяжкого преступления — убийства.
— Какого еще убийства? На каком основании?
— На основании фактов. Так что с этого момента вы считаетесь задержанным.
Рахманов вызвал конвоира, и Клюева увели. Через пять минут, ровно в четыре, в кабинет вошел Шитиков. С ним сначала все происходило так же, как с Клюевым. Но как только Шитиков понял, что следственная группа побывала в Сухуми, он тут же заявил о желании рассказать всю правду. До конца. И почти слово в слово изложил уже знакомую Рахманову версию… Во время допроса Рахманов задавал точно такие же вопросы, какие задавал Клюеву. Но, не считая редких сбоев, что было вполне естественно, ожидаемых серьезных противоречий в ответах не было. Каких бы мелких деталей не касались вопросы Рахманова, Шитиков давал на них ответы, в точности совпадающие с ответами Клюева.
На сообщение о задержании Шитиков прореагировал еще спокойней, чем Клюев, что было вполне естественно. Ведь если не удастся опровергнуть выдвинутую версию, оба отделаются сравнительно легким наказанием. Не больше года лишения свободы. Срок, предусмотренный за использование заведомо подложных документов.
После того как Шитикова увели, Рахманов подвел итоги.
Несмотря на почти полное совпадение показаний, он не считал версию Клюева и Шитикова истинной. Но понимал: это лишь его личное ощущение. Ведь он по-прежнему ничего не знает о водителе светло-серых «Жигулей».
И все же кое-какой улов у него был. Во-первых, и Клюев, и Шитиков назвали одинаковый номер светло-серых «Жигулей» — «я 26–14 МО». Судя по показаниям Козлова, запомнившего первую букву «я» и цифры «2», «4» и «6», они не обманывали и не ошибались. Во-вторых, было уточнено имя водителя «Жигулей» — Игорь Кириллович. И внесены новые штрихи в его словесный портрет, совпадающий со словесным портретом, обрисованным Козловым. Это было важно. Уточненный словесный портрет Игоря Кирилловича подтвердил: водитель светло-серых «Жигулей» и Вадим Павлович не могут быть одним и тем же лицом. По показаниям, которые вполне можно считать объективными, выходит, что Игорь Кириллович внешне сильно отличается от Вадима Павловича. К тому же Игорь Кириллович, судя по всему, лет на десять — пятнадцать моложе.
Лишь теперь Рахманов позволил себе отвлечься и посмотрел в окно. Дождь давно прошел, стоял светлый сентябрьский вечер. Подумал: звонить домой бесполезно, еще нет семи. Валя, жена, наверняка не пришла с работы. Сын, двенадцатилетний Никита, тоже вряд ли сидит дома. И все же он протянул руку к трубке…
Позвонить не удалось. В дверь постучали, вошел Жильцов.
От тридцатидвухлетнего Жильцова, сухощавого, подвижного, всегда веяло энергией. Вот и сейчас никто бы не сказал, что за два дня майор успел сменить три города, да еще поколесить по Кулундинской степи. Догадаться об этом можно было лишь по тому, как Жильцов сел на стул и как поставил на пол дорожную сумку.
Поймав взгляд Рахманова, майор широко улыбнулся:
— Как вы тут?
— Нормально. А ты? Устал?
— Да… мне ничего не сделается. Я суворовский солдат.
— Что с Алексидзе?
Жильцов крутанул лежащий на столе карандаш:
— Ничего.
— Допросил?
— Два раза. Вчера, как приехал, и сегодня утром.
— Ну и?
— Полный нуль. Уж не обессудьте.
— Выходит, Алексидзе не знает Вадима Павловича?
— Да. Или не хочет выдавать.
— Все же первое или второе?
Жильцов поерошил волосы:
— Андрей Викторович… Что я только не делал. И угрожал, и обещал облегчение. Матерью клянется. Детьми. Всем, чем хотите. Мол, не знаю такого, и все. Еще раз, говорит, встретьтесь с Люкой. Напутал он что-то. Человека, которого вы описали, я не знаю. И все тут.
— А твое мнение? Ты к чему склоняешься? Знает или не знает?
Жильцов пожал плечами:
— Даже трудно сказать. Этот Алексидзе тот еще волк. Что у него за душой, понять невозможно.
— Может, Додон все же знает этого человека?
— Может быть. Но только он нам ничего о нем не скажет. Это уж точно.
— Ладно. Спасибо, Виталий. Езжай домой.
— А вы?
— Я тоже сейчас поеду. Только подправлю протоколы.
Домой Рахманов позвонил через полчаса. Как выяснилось, жена и сын были дома. И с нетерпением его ждали.
Бумажник после командировки, естественно, был совершенно пуст. Тем не менее, спустившись вниз, Рахманов без колебаний отправился к стоянке такси. И как только подошла его очередь, сел в машину.
Новлянская была вызвана к половине десятого. Поэтому на следующее утро Рахманов вошел в свой кабинет ровно в девять.
За полчаса он не спеша подготовил бумаги. Он понятия не имел, что из себя представляет Вера Николаевна Новлянская и как может повернуться разговор. Поэтому позвонил в следственный изолятор и попросил доставить в прокуратуру арестованного Азизова. Азизов должен быть под рукой, на случай, если его показания и показания Новлянской разойдутся.
Новлянская опоздала минут на пятнадцать. Рахманов предполагал, что она опоздает. После подробной информации Инчутина он, как ему казалось, был готов ко всему. Но когда перед его столом на стул опустилась красивая женщина лет тридцати, он невольно покосился на перекидной календарь. Среди набросанных наспех анкетных данных там значилось: возраст — пятьдесят один год. Действительно — чудеса косметологии.
Сделав вид, что не замечает произведенного впечатления, Новлянская протянула повестку:
— Я правильно вошла? Второй кабинет. Вот повестка…
— Правильно. Вера Николаевна Новлянская?
— Да, я Вера Николаевна Новлянская. Простите, а как зовут вас?
— Рахманов Андрей Викторович. Следователь по особо важным делам. Рахманов положил повестку на край стола.
Новлянская улыбнулась:
— Очень приятно…
Очень милая улыбка, подумал Рахманов. Вообще, он вынужден признать: Новлянская действительно красива. Одета просто. Толстый серый свитер. Под стать свитеру спортивные брюки и кроссовки. Никаких украшений. И никакого грима. Разве что чуть подрумянены щеки.
— Я слушаю, — сказала Новлянская.
Начинать надо было сразу, без раскачки. Поэтому Рахманов сразу же и спросил:
— Вера Николаевна, вы знаете такого Азизова? Роберта Арутюновича?
Вопрос Новлянскую не смутил.
— Азизов… По-моему, он живет в Сухуми. Да?