— Внизу ваша запись?

— Моя. Он заказывал десять минут. Говорил же — меньше трех. Пришлось исправить.

— Он, это кто?

— Дядечка, который сюда приезжал.

— Девятого июля?

— Ну да. Вот же штамп на квитанции. Девятого июля.

— Номер телефона тоже дядечка написал? Своей рукой?

— Кто же еще. Он. Длительность разговора тоже он написал. Десять минут. Потом я исправила, когда он закончил.

— Понятно. — Жильцов посмотрел на девушку. — Вас зовут Галя?

— Галя.

— А вас? — посмотрел на женщину.

— Тименкова. Любовь Трофимовна. Завотделением.

— Очень приятно. Моя фамилия, как вы уже видели, Жильцов. Зовут Виталием Евгеньевичем. Майор милиции, старший оперуполномоченный. Повернувшись, посмотрел на старика, который давно уже перестал писать. Товарищ, я могу попросить вас быть понятым?

— Чем, чем? — переспросил старик. — Не понял.

— Понятым. Мне нужен свидетель при производстве выемки документа. Много времени это не отнимет.

Услышав звонок междугородной, Рахманов снял трубку:

— Слушаю. Привет, Виталий. Что там у тебя? Что-нибудь нашел?

— Кое-что. По описаниям телефонистки и свидетелей, девятого июля Медновой звонил Игорь Кириллович.

— Интересно. А Лотарев? Был он там?

— Лотарева здесь никто не видел. Я на всякий случай оставил несколько фотографий, люди обещали посмотреть.

— Какие-нибудь следы Игорь Кириллович оставил?

— Квитанцию с записью.

— И что же он там написал?

— Номер Медновой и количество минут — десять.

— Ручкой?

— Шариковой ручкой, синего цвета.

— Что, там ни подписи, ни фамилии?

— Да. Ни подписи, ни фамилии.

— Надеюсь, квитанцию изъял?

— Конечно.

— Ну а насчет опознания по голосу?

— С телефонисткой я поговорил. Обещала: она его опознает.

— Понятно. У тебя есть еще дела в Бараново?

— Нет. Все документы я оформил.

— Тогда скорей возвращайся. Ты нужен здесь.

— Понял. Только буду не скоро. Дорога тяжелая. Часа через четыре, не раньше. Как?

— Давай через четыре. Мы будем здесь до упора. Давай! Ждем.

— Хорошо. Еду.

Рахманов положил трубку. Посмотрел на Инчутина и Саенко:

— Слышали?

— Слышали, — сказал Инчутин. — Медновой звонил Игорь Кириллович?

— Точно. Игорь Кириллович собственной персоной.

Саенко отодвинул бумаги. Побарабанил пальцами по столу:

— Ну и ну. Вот тебе и стипендиатка.

В комнате наступило молчание. Наконец Саенко спросил:

— Что делаем?

Рахманов смотрел в окно. Он теперь не понимал, кто же в действительности звонил из Бараново. Сказал, обращаясь к Саенко:

— Интересно, завтра Меднова еще будет на картошке?

— Ну, гарантий нет. Но вообще-то должна быть.

— Значит, завтра с утра поедешь за ней.

— Завтра? Может, лучше сегодня? Для верности.

— Ни в коем случае. Если ты привезешь ее сегодня вечером, она за ночь сговорится с Лотаревым.

— Понятно.

— Ты должен привезти ее завтра, между двумя и тремя часами дня. Лотарева мы вызовем на два. Так что сговориться они не успеют.

Саенко некоторое время разглядывал стол. Сказал:

— Хорошо, Андрей Викторович. Постараюсь завтра привезти Меднову точно в два тридцать, по часам.

Шло третье утро после того, как Сашка переехал к Глинскому. Только что проводив Сашку, я работал над найденным дома незавершенным натюрмортом, как вдруг позвонили в дверь. Я отлично знал, что сам я никакого интереса для Вадима Павловича не представляю, и все же, выведя на всякий случай звук магнитофона на полную мощность, подошел к двери и пригнулся к глазку. Мне достаточно описывали Вадима Павловича. Вглядевшись, я понял: похоже, что сейчас за дверью стоит именно он. Стоящий был высоким, с седой прядью, зачесанной на лысину, при этом он выглядел каким-то тертым, затрапезным. На человеке был серый плащ, в правой руке он держал бумажку. Магнитофон ревел во всю мощь, и, стараясь перекричать его, я завопил:

— Кто там?

Человек давно уже видел, что я его разглядываю. Услышав мой крик, сказал спокойно:

— Телеграмма.

Мне показалось, что в его голосе прозвучала особая интонация, нечто среднее между уверенностью и безразличием. Может быть, почтальоны ведут себя именно так, но мне эта интонация не понравилась. Чуть выждав, я спросил:

— Телеграмма кому?

— Лотареву.

Откуда он знает мою фамилию? Узнал у соседей? Или у Веры? Вдруг я понял: меня охватывает страх. Липкий подсасывающий страх за свою жизнь. В том, что это Вадим Павлович, я уже не сомневался.

— Подождите! — крикнул я. — Я ничего не слышу! Сейчас уберу звук!

Вадим Павлович не отреагировал. Собственно, он и не должен реагировать, подумал я, ведь он играет роль почтальона. Вернувшись в комнату, я снял трубку. Вдруг, набирая номер Сашке на работу, почувствовал: мое сердце колотится, как сумасшедшее. Хорошо бы он был на месте. Хорошо бы. Он бы все понял. Все до конца. Если Вадим Павлович узнал, что это я был Игорем Кирилловичем, он запросто может меня сейчас пришить. А что? Наверняка он пришел не один. Им ничего не стоит выломать дверь и прирезать меня, пока Сашка будет раскачиваться со своей милицией.

Наконец трубку сняли, спокойный Сашкин голос сказал:

— Вас слушают.

Я осторожно щелкнул по трубке пальцем. Тут же услышал ответ:

— Серега, все понял. Постарайся подержать его подольше хотя бы минут десять. Не бойся, все будет в порядке. Держись.

В трубке раздались гудки. Выключив магнитофон, я прислушался: на лестничной площадке тихо. Вернувшись к двери, прильнул к глазку.

Вадим Павлович стоял на том же месте. Да, точно: он определил, что я и есть Игорь Кириллович. Продолжая смотреть в глазок, я спросил:

— Товарищ, вам что нужно?

Вадим Павлович приподнял руку с бумажкой:

— Вам телеграмма, распишитесь. У меня нет времени.

Сашка прав, вид у Вадима Павловича самый что ни на есть заурядный. Впрочем плевать я хотел на его вид, я должен его перехитрить, и только.

— Подождите секунду, а не одет. Сейчас оденусь и открою.

— У меня нет времени. Пожалуйста, поскорей. — Вадим Павлович сказал это с абсолютно точной интонацией — именно так говорят почтальоны.

Отойдя к кухне, посмотрел на часы: начало одиннадцатого. Крикнул:

— Подождите, я сейчас!

Подошел к двери, посмотрел в глазок. Никого нет. Попытался заглянуть вбок, забыв, что в смотровой глазок можно смотреть только прямо. Наконец позвал:

— Эй почтальон! Почтальон! Где вы?

На лестничной клетке стояла мертвая тишина. Черт! Неужели я его спугнул? Плохо. Впрочем, Вадим Павлович и те, кто с ним пришел, могли просто-напросто затаиться, рассчитывая ворваться в квартиру, как только я открою дверь. Что ж, пусть ждут, милиция должна вот-вот приехать.

Минут через пять гробовая тишина на площадке сменилась звуками. Сначала я услышал, как едет лифт, потом из галереи донеслись мужские голоса. Приложившись к глазку, я увидел двух людей, вышедших на лестничную площадку, одного в милицейской форме, второго в штатском. Милиционер что-то сказал человеку в штатском, тот кивнул и побежал наверх. Открылась дверь лифта: из нее вышли Сашка и еще один милиционер.

Я открыл дверь.

— Ну как? — спросил Сашка.

— Никак. Если ты о нем, он ушел.

— Плохо. — Сашка чуть отодвинулся, пропустил к двери молодого приземистого лейтенанта.

— Участковый инспектор Шубин, — представился лейтенант. — В отделении мне сказали — у вас тут что-то происходит. Правильно?

— Ну, вроде бы.

— К вам кто-то приходил?

— Да. Якобы почтальон с телеграммой, но он тут же ушел. Вы, может быть, пройдете в квартиру?

Шубин посмотрел на второго милиционера и человека в штатском, который уже спустился. Сказал им:

— Ребята, можете идти. Я справлюсь один.