— Саня, где наша не пропадала. Готов.

— Подожди, подожди. Я это только предлагаю. Слышишь, Серега? Если тебе моя идея не понравится, можешь сразу отказаться.

— Ну тогда объясни.

— Идея довольно простая. Заманить Вадима Павловича и сдать в милицию. Понимаешь, каждый раз, когда Вадим Павлович пытался по телефону выяснить координаты Игоря Кирилловича, я ему вешал лапшу на уши — пляжный знакомый, точного адреса не знаю, и в том же духе. Сегодня я ответил ему примерно то же самое. Тут он мне и поставил ультиматум: если до вечеpa не сообщу ему все, что знаю об Игоре Кирилловиче, горько пожалею. Скоро восемь. Он наверняка уже звонил мне домой. Рано или поздно он поймет, что я скрываюсь, и начнет выяснять, где именно.

— Но ведь он может подстеречь тебя на работе?

— Может. Только вряд ли решится на это. Около моей работы слишком людно.

— Значит, он будет искать тебя по всей Москве?

— Зачем? По моим точкам. Если он знает Веру, будет искать эти точки с ее помощью. Если же не знает, попробует выследить самостоятельно. Естественно, не один, а с помощью шестерок. Начнут они с моей машины, тачка у меня заметная, засечь ее нетрудно. Так вот, по моему плану каждый вечер я буду ставить тачку у твоего подъезда. Рядом с твоей. Дом у тебя с галереями. Войдя вместе с тобой в подъезд и перебравшись по галерее, я затем буду незаметно выходить из другого подъезда и возвращаться сюда. Само собой, не на машине. Ну и будем ждать. Ты у себя в квартире, я в мастерской. Понимаешь, почему мы должны ждать в разных местах?

— Чтобы я мог тебе позвонить в случае его появления?

— Да. Но не просто позвонить, а позвонить условным звонком. Вадим Павлович хитер как змей.

— Но он ведь может понять, что я пошел звонить по телефону. Или услышит звуки диска, когда буду набирать номер. У меня дверь не обита. Все слышно.

— Не поймет и не услышит, если сразу после звонка в дверь ты пустишь воду в ванной или выведешь магнитофон на полную мощность. Потом ты подходишь к двери, выясняешь, кто там. И если у тебя возникнет хоть какое-то подозрение, просишь подождать, объяснив, что хочешь убрать шум. Набираешь нужный номер. Сюда или ко мне на работу, в зависимости, когда это произойдет. Услышав мой отзыв, стучишь пальцем по мембране.

— Ясно, — не сразу сказал я. — Ну а дальше?

— Дальше, убрав шум, ты снова подходишь к двери. И как можно дотошней, всячески затягивая время, начинаешь выяснять, кто пришел. Чтобы успела подъехать милиция. План ясен?

— Только разве я смогу удержать его у двери так долго? Милиция раньше чем минут через пятнадцать не приедет. А приедет — начнет расспрашивать. Что говорить?

— Говори все как есть. Скрывать нам нечего.

— И про поездку под Смоленск тоже говорить?

— Про поездку… — Сашка помолчал. — Про поездку пока воздержись. Пока.

— Почему? Ведь все равно выплывет? Рано или поздно.

— Выплывет, будем думать. Пока же особо распространяться не стоит.

— Почему?

— Из-за Вадима Павловича. А также Юры и Жени. Если кто-то из них останется на свободе и узнает, что мы их валим, нас точно прирежут. Без вариантов. Так что лучше рассказать о поездке как можно позже. Когда мы будем знать точно, что их всех взяли. Всех до одного.

Сашка замолчал. Молчал и я, разглядывая мастерскую. Примерно треть помещения занимали приставленные к стене готовые картины. Еще треть — место для работы, с мольбертом и стоящим перед ним на подставке начатым холстом. Из мебели — только составленные углом два плюшевых дивана и стол.

Наконец Сашка встал:

— Ладно, Серый. План у нас есть. В остальном же не будем ломать себе голову. Поедем к тебе? Ты ведь обещал белье.

— Обещал. Едем.

Возле моего дома мы сделали все так, как предложил Сашка. Девятка была поставлена рядом с шестеркой, мы с Сашкой незаметно осмотрелись и, не увидев ничего подозрительного, поднялись ко мне в квартиру.

У меня Сашка пробыл недолго. После того как мы выпили кофе, он захватил белье и вышел через другой подъезд. Минут через пятнадцать он позвонил и сообщил: до мастерской ему удалось добраться без приключений.

Мысль, что Новлянская все же как-то связана с Вадимом Павловичем, не оставляла Рахманова после ее допроса.

На следующее утро он укрепился в ней еще больше. Но прежде чем разбираться с Новлянской, надо было выяснить истинную роль Лотарева. Поэтому на следующий день после допросов Рахманов выехал на Сенеж — проверить алиби Лотарева лично.

В машину, «уазик» ГУВД, заказанный на весь день еще с вечера, он сел лишь в начале одиннадцатого. Узнав, что водитель бывал на Сенеже, уточнил задачу: нужно не просто доехать до озера, но еще и найти одну, а может, и несколько точек на его берегу. Сказав, что на месте они наверняка разберутся, водитель тронул машину. Ведомый опытной рукой «уазик» вывернул на улицу Горького, затем без помех добрался до Ленинградского шоссе, а еще минут через сорок свернул к Сенежу.

В поисках базы «Рыболов Сенежья» Рахманов хотел было руководствоваться лишь показаниями Лотарева, но в конце концов пришлось несколько раз останавливаться, чтобы выяснить маршрут у встречных. Наконец, выехав из редкой приозерной поросли и прокатившись метров сто по поляне, они остановились у базы. Рахманов спрыгнул на землю, и тут же раздался яростный собачий лай. Натягивая закрепленную на проволоке длинную цепь, крупный молодой пес, угрожающе рыча, бросился на металлическую сеть. Упругая сеть его отбросила, и он опять кинулся на нее, заливаясь лаем.

Чмокнув собаке, отчего она залаяла еще свирепей, Рахманов крикнул:

— Эй! Есть кто-нибудь?

Собака продолжала лаять и метаться, явно пытаясь сорваться с цепи. На призывы Рахманова, повторенные несколько раз, никто не ответил. Но судя по затянутым холстиной лодкам у причала, подметенным дорожкам, аккуратным кучам палых листьев, база покинутой не была.

Обойдя забор, Рахманов нашел ворота. Крикнул что было сил:

— Эй, люди! Отзовитесь!

На этот раз его услышали. В среднем домике стукнула дверь, заскрипели шаги по гравию дорожки. Наконец из-за домика вышел невысокий худощавый человек, одетый в свитер грубой вязки и джинсы. На вид ему было около шестидесяти. Остановившись, приказал собаке: «Дик, молчать! А ну, кому сказали!» Та, рыкнув еще раз для порядка, замолчала, улеглась на землю.

Человек посмотрел на Рахманова:

— Вам что?

— Простите, можно кого-нибудь из служащих?

— Я служащий. По какому вопросу?

— Я из прокуратуры. Мне нужно с вами поговорить.

Человек подошел ближе; блекло-серые глаза стали настороженными.

— Интересно, что это может у нас понадобиться прокуратуре?

— Ничего особенного. Просто мне нужны ваши свидетельские показания.

— Свидетельские показания?

— Да. Вы выйдете или я зайду? Как вам удобней?

Человек взглянул на машину, снова посмотрел на Рахманова. Склонил голову набок:

— Пожалуйста, заходите.

Пройдя в калитку около ворот, Рахманов показал развернутое удостоверение:

— Рахманов Андрей Викторович. Следователь прокуратуры.

— Голиков Николай Иванович. Работаю здесь сторожем. — Человек кивнул в сторону причала: — Там скамеечка. Сядем?

— Сядем.

Они прошли к скамейке. Присев, Рахманов посмотрел на Голикова:

— Значит, вы здесь работаете сторожем?

— Точно. Правда, сейчас еще и завом, по совместительству. Наш зав в отпуске.

— Вообще, тут большой штат?

— Да нет. Зав да я. Вот и весь штат.

— Вы что, прямо здесь и живете?

— Угадали. Прямо здесь и живу.

— Понятно. — Рахманов достал фотографию Лотарева. Протянул: Посмотрите. Может, вы видели когда-нибудь этого человека?

— Ну-ка… — Взяв снимок, Голиков отвел руку подальше, прищурился, изучая снимок. Примерно через полминуты неохотно сказал: — Лицо вроде знакомое. Где-то я его видел.

— Не ошибаетесь? — Спросив это, Рахманов подумал: кажется, алиби подтверждается.