– Ты принесла этот пунш для нас? – спросил Тимоти, подходя ближе и втягивая в нос чудесный аромат.

– Да, в этой девушке что-то есть, – заметил Сэм Ловаж. – Как ты считаешь, Фред?

Фред кивнул. Он изо всех сил сжимал зубы, чтобы они не так сильно стучали. Взяв горячую кружку в руки, он стал дышать прямо в нее, чтобы немного отогреть лицо в горячем пару, одновременно внимательно посматривая, как Бет подает кружку Джессу.

– Джесс еще слишком молод, чтобы пить, – сказал он. – Парень может сразу опьянеть.

Фреду было шестнадцать, и он был всего лишь на год старше Джесса, но он любил повоображать. К тому же был ревнив.

– В твоей, кружке есть ломтик лимона? – спросил он, пытаясь заглянуть в кружку Джесса.

– Да, и я тебе его не отдам, – ответил ему Джесс.

– Как называется этот напиток? – спросил Джордж Хопсон, глядя на Бет.

– Наверное, это – пунш, – ответила Бет.

– Я бы назвал это – коньяк с пряностями, – заметил Тимоти Роллз.

– А я – тодди, – вклинился Лини, пильщик.

– Это поссет,[3] – заметил Джордж. – Просто поссет, вот и все!

– Что бы это ни было, Джордж, напиток помог тебе разговориться, – заметил Берт Минчин. – Виданное ли дело, за две минуты целых два высказывания.

– Это совсем не посеет, – заметил Стив Хьюиш. – Поссет делают из творожной сыворотки.

– Это называется бишоп, – заметил Боб Грин. – Я пил это в Хауселлз-Холле.

– Эй, – сказал Фред, протягивая свою кружку Бет. – Ну-ка, повтори!

– Вы закончили крышу? – спросила работников Бет.

– Да, мы все сделали, – ответил Тимоти. – Единственная дырка, которая там осталась, это отверстие для печной трубы.

– Ой, чуть не забыл, – сказал Фред. Он взял молоток и стамеску отца, потом залез на стул и начал что-то выбивать на новой балке под потолком.

– Фредди, что ты там делаешь?

– Ради Бога, не вали крышу на нас еще раз.

– Вот, – сказал Фред. Он высоко поднял лампу и показал всем, что он вырезал на балке дату окончания работы: 15 января 1892 года.

– Ну как? – спросил Фред. – Я, может, и не такой хороший резчик, как Кит Меддокс, помяни Господи его душу, но я хорошо вырезал эту дату, не правда ли?

Сэм ничего ему не ответил, да и все остальные примолкли, потому что в дверях появился дед Тьюк.

– Бог ты мой! Что здесь происходит? Такой дух, что можно упасть замертво.

– Хозяин, – медовым голоском начал Тимми. – Мы так быстро закончили крышу, что молодая мисс посчитала, что это следует отметить. Понимаете нас, мастер?

– Да, и вы слишком быстро заливаете себе в глотку мое бренди.

– Вы правы, мастер, и я никогда прежде не пробовал ничего лучше.

– Ну, если я вам не помешаю, – заметил, иронически улыбаясь, дед Тьюк, – может мне будет разрешено разделить вашу компанию.

– Конечно, конечно, вот ваша кружка. Хозяин, вы тоже должны выпить за новую балку, чтобы она стояла как можно дольше и была крепкой. Чтобы под новой крышей работа шла полным ходом и на долгие времена.

Старик казался довольным и с удовольствием выпил. Но он все еще хмурился на Фреда Ловажа, который упомянул имя Кита Меддокса всуе.

– Фред! – быстро прошептал ему на ухо Сэм Ловаж. – Давай, скажи ему что-нибудь приятное, чтобы подмаслить старика!

– Мастер! – воскликнул Фред и громко икнул. Он высоко поднял вверх свою кружку. – За ваше драгоценное здоровье, и черт бы вас побрал! Аминь!

После этого события каждый год в январе работники всегда напоминали Бет о дате и говорили:

– Не пора ли праздновать, мисс, а?

И Бет каждый год готовила им пунш. Дед Тьюк неизменно ворчал по этому поводу, но на самом деле ему нравилось, что у них сложилась такая традиция, и он сам старался не пропустить «празднование». Это показывало, что дела идут у него хорошо. Дед Тьюк весьма ценил проявление стабильности и традиций. Ему также было приятно продемонстрировать работникам свою щедрость. Так было весной 1894 года, когда Тимоти Роллз обратился к нему с просьбой повысить зарплату работникам.

– Повысить зарплату! Бог ты мой! Вы и так получаете больше всех остальных в округе. Ну, вы и шустрые. А бесплатная растопка для печи? А сливы и яблоки из моего сада каждую осень? И каждый год Бет вам готовит пунш. Хватит, я больше ничего не желаю слышать о повышении зарплаты!

Тимоти вышел, а дед Тьюк сидел и ворчал на Бет, которая отмечала проделанную работу каждого плотника. Он схватил карандаш и начал его затачивать резкими быстрыми рывками. Кусочки карандаша рассыпались у нее на странице гроссбуха.

– Ты что молчишь? – обрушился он на Бет. Его злило ее молчание. – Ты, конечно, считаешь, что я должен был дать им эту прибавку.

– Если вы не можете себе это позволить, то, конечно, – нет, – спокойно заметила Бет. – С моей точки зрения, это было бы глупо. – Она сдула очистки карандаша и перевернула страницу. – Я только думаю, что нам могут повредить слухи, что дела ваши идут так себе.

– Мои дела? Кто тебе сказал, что у нас ненадежны дела? Я тебе никогда не говорил об этом! Черт тебя побери, ничего подобного.

Старик замолчал и уставился на ящичек, где хранил наличность.

– Если дела идут хорошо, – пробормотал он через некоторое время, – то все прочно и надежно!

Он встал и вышел, и Бет слышала, как он разговаривал с Тимоти Роллзом.

– По поводу прибавки, ты скажи работникам, что мне нужно подумать об этом.

В следующую субботу, когда они пришли, чтобы получить свою зарплату, дед объявил, что взрослый работник теперь станет получать восемнадцать шиллингов, а каждый подмастерье – семь шиллингов и шесть пенсов. Потом он нахмурился и начал тщательно отсчитывать кучки монет.

– Я так и думал, – заметил Тимоти. – Когда дела идут хорошо, хозяин всегда позаботится о своих работниках.

– Мастер, – заметил Сэм Ловаж, глядя, как дед Тьюк отсчитывает ему деньги, – наверное, дело перейдет к Бет после вашей смерти?

– Все зависит от того, кто станет ее мужем.

– Фред, – сказал Сэм, – сынок, тебе представляется шанс!

Он подтолкнул парня к столу, где Бет записывала выданную зарплату.

– Я же знаю, как тебе нравится молодая мисс. Дед Тьюк наклонился вперед и сунул Фреду его деньги в руки.

– Если ты сговоришься с ней, она – твоя, – сказал он. – И я дам вам свое благословение!

Когда все ушли, Бет с грохотом захлопнула книгу.

– Вы же знаете, что мне наплевать на Фреда Ловажа, зачем вы подаете ему ложную надежду?

– Меня это смешит, – ответил ей старик. – Особенно, когда я вижу, каким телячьим взором он смотрит на тебя.

– Мне он просто надоел! – сказала ему Бет.

Фред все время старался помочь Бет в саду или по дому.

– Я вытрясу тебе половики, – говорил он. – Я приду и полью тебе картофель.

Но как-то Бет попросила пособить ей с пчелами, которые, как сумасшедшие, летали по саду, и Фред не выдержал.

– Нет, нет, я не умею справляться с ними!

Как-то в другой раз Бет захотела, чтобы кто-то помог вывести крыс из сараев, и Фред снова испугался.

– Крысы? – сказал он. – Я даже не знаю, с чего начать.

Бет начала издеваться над ним.

– Ну и неумеха ты. Придется мне просить помощи у Джесса Изарда.

– Он только на это и годится – крыс выводить, – презрительно заявил Фред. – Плотника из него не выйдет. Мы зовем его Джесс-Неумелые Ручки. Он ничего не умеет делать и плохо соображает.

– Но он не боится крыс, – заметила Бет. – И не боится, что его может ужалить пчела.

Джесс действительно был плохим плотником. Он пошел в Уолтера, и, как сам говорил, все руки у него были – правые, а пальцы – только большие.

Он плохо разбирался в размерах и как-то, пытаясь изготовить мешалку для белья, выстругал тонкую спицу для вязания.

– Фред прав, – говорил он. – Я всегда останусь только бродячим плотником, который ходит от фермы к ферме.