Кто-то может сказать, что высокоточная война в реальном времени, ставшая возможной с помощью ППБ, представляет собой идеальный способ «достать Бен-Ладена» с минимальными потерями среди гражданского населения. Это явно более тонкое орудие, чем массированные бомбардировки. Но Бин Ладен до сих пор жив-здоров, а товарища Рейеса нет! ППБ испытывается на другом конце планеты – в Колумбии, и это доказывает, что Пентагон хочет использовать эту модель на разных контрповстанческих театрах боевых действий. Тот факт, что Буш заявил, что эта война ведётся не только с Аль-Кайедой, и что она «бесконечна» – прямая угроза того, что ППБ будут использованы снова и снова в разных региональных конфликтах. Увы, мало кто из антильцев даже догадывается об этих вещах. И одна из наших задач(наших – это моих и товарищей из боливарийского кружка, большинство из которых – антильцы) – в том, чтобы просвещать людей насчет этого. Но главное – нам нужна информация об американских планах в регионе.

Я молчала, пытаясь переварить все, что услышала. Многое из этого было для меня действительно новым. Дело было гораздо серьезнее, чем представлялось со стороны.Серьезнее – и неотложнее…Тут уже будет не до анекдотов.

– Я работаю с янками вот уже год. Кое-что удалось узнать, кое-какую информацию удалось переправить. Например, в мае этого года, когда американский самолет с Кюрасао вторгся в венесуэльское воздушное пространство…

Тем временем мы дошли до развалин соседней плантации – Зоргфлид.

– Вот, посмотри, – и Тырунеш кивнула мне на заросшие колючками останки места для наказания рабов и развалины дома тамошнего бомбы- надсмотрщика, – Мой народ, к счастью, избежал этой гнусной участи в своей истории. А сегодня из него пытаются сделать надсмотрщика над другими народами… Так же, как и из антильцев.

– Здесь, на этих развалинах поклялась я себе, что мои дети и внуки никогда не станут надсмотрщиками для «золотого миллиарда»,-тихо добавила она.

На обратном пути пришел мой черед рассказывать ей о себе. Не сказала я только о детях и о Корее. Не надо ее сюда впутывать. Я приехала на Антилы по своей доброй воле. Мне никто не платил и никто не посылал меня сюда. Жанна Д'Арк была права тысячу раз, говоря: «Если не я, то кто же?». И тем не менее один вопрос не переставал меня интересовать:

– Но почему все-таки именно мы? Что мы можем сделать такого, чего не можешь сделать ты?

– Вам они больше поверят, вы европейцы, – просто сказала Тырунеш. – Ты можешь даже случайно выведать у них что-то такое, о чем мне они никогда не проговорятся.

За разговором мы и не заметили, как вернулись на Савонет.

– Тырунеш! Саския! – услышали мы издалека голос Арлона, – Вашему мужу плохо! Вызывайте «скорую»…

…«Скорую» вызывать не понадобилось, Ойшин быстро пришел в себя, но по-прежнему не мог как следует передвигаться. Когда он вставал на ноги, его шатало. У Ойшина был тепловой удар.

– Дайте мне мокрое полотенце!- воскликнула я, – Скорее, хоть какое-нибудь…

****

…Он лежал на постели без движения – на животе и тихо, почти неслышно постанывал в подушку как раненый. Спина его была такого оттенка, что казалось, погаси свет – и она будет освещать комнату вместо лампы накаливания. «Красный фонарик при самом входе, тут ошибиться трудно, сеньор!»- вспомнилось мне. Бедняга! По себе помню, каково это.

– Кефир у нас есть? – спросила я Ойшина.

– Что?

– Ну, йогурт, только несладкий. Безо всяких фруктовых добавок. А то еще и пчелы налетят.

– Должен быть…- непонимающе почти простонал он.

– Лежи тихо, не двигайся.

И я побежала к холодильнику…

Когда я начала натирать ему плечи йогуртом, Ойшин чуть не вскочил с постели – и от боли, и, наверно, оттого, что опять вспомнил тот злополучный весенний день в ирландской бухте Киллайни.

– Не шевелись!- предупредила я его, – Для тебя же стараюсь. Это старинное наше народное средство от солнечных ожогов. Правда, у нас для этого пользуются кефиром, а йогурт хоть и похож по вкусу, но не знаю, поможет ли так же…

Поражает меня эта удивительная беспомощность «цивилизованных» граждан в медицинских вопросах. Нет, никто не призывает их накачиваться до полусмерти таблетками без рецепта, но они же не знают совершенно элементарных вещей: того, что привязанным к нарыву кусочком алоэ можно вытянуть из него гной; того, что на порез можно привязать чистый лист подорожника, чтобы быстрее остановить кровь; того, что горло можно вылечить горячим молоком с медом и маслом или, наконец, того, что от тошноты вовсе не обязательно покупать таблетки «Rennie», а достаточно проглотить чайную ложку питьевой соды (а с похмелья – выпить рассольчику.) И самое главное – что это вовсе не знахаркины басни и суеверие – кстати, в боженьку-то многие из них верят как в старые добрые средние века!- , а самые что ни на есть проверенные веками, действенные народные средства. Принца Чарльза чуть не съели за «предрассудки», когда он начал рекламировать гомеопатию. Если б не был принцем, наверно, сожгли бы его на костре.

Ни один врач здесь не знает лечения народными средствами, которое у нас так гармонично дополняет фармацевтику: западные врачи верно стоят на страже интересов международной фаркомафии. Чем больше дорогих таблеток и мазей, тем лучше. Может, им за это еще и премиальные дают?…

– Интересно, а чем лечились в прошлом ваши собственные прабабушки и прадедушки – особенно, когда не было NHS? И главное – почему это они не передали свои знания внукам и правнукам?…- приговаривала я, натирая Ойшина йогуртом. – У нас вообще медицинская образованность населения намного выше – если отбросить веру во всяких Кашпировских, являющуюся нашей национальной традиционной реакцией на трудные кризисные времена. У нас больной советуется с врачом о применении тех или иных средств почти что на равных – и никого это не удивляет. А у ваших врачей глаза лезут на лоб – от такого бессовестного посягательства на их непререкаемый авторитет. А сами только недавно наконец-то выяснили, что такое банки и что рыбий жир полезен для здоровья… »Эксперты»!

Я ворчала, а он помалкивал.

Я уже не испытывала к Ойшину того трепетного благоговения, которое так долго еще не давало мне покоя после апрельского фиаско 5-летней давности. Наверно, для этого достаточно было пару раз услышать, как предмет твоих прежних воздыханий храпит, говорила я себе в шутку. Но не в храпе было дело. Просто, говоря словами поэта, “я пережил свои желанья, я разлюбил свои мечты…» Наконец-то. Благодаря Корее…

Прежние чувства всколыхнулись в моей душе только в первый момент, когда я увидела его после 5-летней разлуки. Но уже через пару дней, в Португалии, они улеглись на дно подобно осадку в пробирке с химическими реактивами. «Поезд давно ушел», -любил говаривать ядовитый Володя Зелинский…И когда я закрывала глаза, то перед моим мысленным взором вставал теперь не Ойшин, а далекий мой корейский сердечный друг. Без него мне, наверно, тяжелее далось бы пережить такое неожиданное для меня деловое сотрудничество…

И все же какое-то смутное, досадное смущение в глубине моей души оставалось. Время от времени оно отравляло нормальную, дружескую атмосферу между нами – как, например, теперь. И в такие моменты мне изо всех сил хотелось поскорее эту неловкость развеять.

– Не дергайся, а то еще больнее будет!- в сердцах сказала я Ойшину, забившемуся было в моих руках как пойманная рыбка, покрывая его спину сплошной белой массой.

Ойшин перестал вырываться и закусил угол подушки зубами.

– Ты знаешь, а и правда легче!- радостно поделился он со мной минут через двадцать.

– Лежи, отдыхай. Поспи, что ли, если сможешь. Я кондиционер на полную включу. Как спина подсохнет, я тебе еще живот намажу.

– Ой, не надо живот!- испугался Ойшин.

– Ну хорошо, намажешь сам. А я пойду в «Эсперамос » – а то так мы никакого йогурта не напасемся. И так уже наши стратегические запасы подходят к концу…

…Ойшин страдал от своих ожогов недели две. Кожа сходила с него полосками.