Фрэнк умер в Португалии. Он отродясь не ездил отдыхать по европам, а тем летом вдруг почему-то решился. Наверно, его уговорила новая подруга – зажиточная вдова. Еще в дублинском аэропорту он почувствовал себя плохо. Но со свойственным ему упрямством все равно решил лететь… В непривычно для него жарком Лиссабоне его прямо с трапа самолета увезли в реанимацию. Сердце. Когда я узнала об этом – случайно, в интернете – мне чуть не стало дурно. Я закрывала глаза – и видела Фрэнка перед собой живым и так, казалось, и слышала его: «Wait till I tell you, Missus!»…

Ужасная несправедливость того, что он умер, едва дожив до 60-и – умер и никогда уже не увидит объединенной Ирландии, которой он посвятил всю свою жизнь, – разъедала мне сердце. Как это ни странно, но именно его смерть вернула меня, как сказал бы Ри Ран, в объятья партии. Хотя сама партия об этом так и не узнала. Просто я вспоминала, как Фрэнк ругал своих партийных товарищей за их оппортунизм – и в хвост, и в гриву, – но тем не менее никогда даже не помышлял выходить из их рядов. Значит, он все -таки продолжал считать их своими товарищами!… И в память него продолжила считать их таковыми и я. Закусив губу.

Финтан уже знал о смерти Фрэнка и был расстроен ею не меньше моего. Он сильно похудел и постарел за те годы, что я его не видела. У меня просто сердце сжалость при виде того, каким он стал. Хотя его и выручили из беды, но ото всех дел отстранили. Он больше не обучал молодежь – ему оставалось только писать мемуары. Они с Вайолет в одночасье превратились в отставных почетных ветеранов национально-освободительной борьбы.

Мы молча обнялись. Я не хотела его расспрашивать, что он там делал в джунглях и не могла ему рассказать, что скоро и сама отправлюсь почти туда же. Мне вспомнился старик Том с его пьяненьки-драматическим «На его месте должен был быть я!» , которым он пытался произвести на меня впечатление когда Финтан томился в застенках «лучшего друга американского слона». Вот уж где действительно – «напьешься – будешь!»

– Уезжаешь, Женя? – спросил Финтан.

– Уезжаю.

– Насовсем?

– Как получится.

Мы помолчали.

– Да нет, мне придется еще вернуться! – попыталась разрядить обстановку я. – Ведь Вы еще не сказали мне, как решить самый главный вопрос – что делать с общиной, которая не хочет «to be empowered»? Что делать с людьми, которые не хотят сами решать свою судьбу? Которые не хотят жить и трудиться для общего блага? Что делать с людьми, которым все до лампочки?

– Если бы я это знал, – рассмеялся Финтан, – Мне можно было бы давать Нобелевскую премию мира.

– 

– А вот тут Вы и неправы – возразила я, – Потому что ее дают только прозападным мерзавцам. Которые делают мир «мирным» на западных условиях.

– Давай лучше пить чай…

Мы встретились с ним в пабе «Козлиная голова». Я не могла пересилить себя и сказать ему, что я думаю о современной политике партии и о том, в какой потребительский тупик зашли мы под ее чутким руководством. Это было бы для него оскорбительно – даже если в душе он и был бы со мной согласен. Это означало бы фактически, что он зря прожил свою жизнь. А уж кто-то, а он-то точно прожил ее не зря! И поэтому я оставила свои мысли при себе.

Если я не вернусь в Ирландию, я никогда больше Финтана не увижу. Потому что он теперь не может ее покинуть – в другой стране его могут арестовать и экстрадировать в Латинскую Америку. Но возвращаться в Ирландию на этой стадии моей жизни было выше моих сил. Может, пройдет, если немного отлежаться?

– Вас узнают на улицах теперь? – поинтересовалась я у Финтана.

– Да, бывает….

– Ну и как, какие у людей реакции?

– Враждебных не было ни разу еще. А иногда подходят и пожимают мне руку.

Точно так же мне теперь хотелось бы пожать руку в Корее Джо Дресноку …

– Я уже не успею съездить на могилу к Фрэнку перед отьездом, – сказала я Финтану, – Отвезете ему от меня букет цветов?

Я покидала Ирландию не в поисках легкой жизни, а в поисках товарищей по борьбе. Вот чего мне не хватало там для счастья. Соратников. Чтобы их были не только героические единицы.

Мысли о Финтане и о Фрэнке не выходили у меня из головы и на следующий день – такой же жаркий и солнечный, когда Ри Ран и Чжон Ок повезли нас с мальчиками в Детский Дворец в Мангэнде.

Знаменитый Детский Дворец в Мангэнде (у нас бы его назвали Дворцом Пионеров) – это действительно Дворец, в полном смысле слова! У входа в него высится «Цветочная повозка счастья», бронзовая скульптура, изображающая счасливое детство корейских ребят. Повозка, запряженная 2 лошадьми, в которой раньше разьезжали только короли, везет в себе 11 детей, символизирующих (в Корее все символизирует что-нибудь, здесь ничего просто так не делается!) 11-летнее обязательное всеобщее образование. К зданию примыкает огромный крытый бассейн. Дворец состоит из 6 восьмиэтажных зданий, с несколькими сотнями залов для занятий самыми различными интересными делами – от игры на национальном музыкальном инструменте каягым до художестенной вышивки и таеквондо. Здесь же имеется зрительный зал на 2000 мест, каток для роликовых коньков и даже площадка для обучения автовождению. Ежедневно во Дворце занимаются 5000 детей, с ними работают 500 преподавателей. Занятия бесплатны и открыты для всех желающих.

Сначала мы прошлись по различным залам, поражаясь таланту и трудолюбию корейских детей. А потом они выступили перед нами с неповторимым концертом, которыи трудно даже описать словами…

Всем известно, что в Корее охотно демонстрируют посещающим ее иностранцам, какие здесь талантливые, артистичные и спортивные дети. Практически невозможно посетить эту страну без того, чтобы стать свидетелем того или иного детского концерта. «Ну, это, конечно, только в столице такое бывает! Здесь отбирают самых талантливых и создают для них все условия!»- говорят циничные иностранцы, задетые за живое тем, что дети в этой маленькой «бедной» стране легко декламируют стихи, танцуют, поют, играют на музыкальных инструментах, рисуют или занимаются акробатикой в таком возрасте, в котором их собственные «цивилизованные» дети еще ходят в памперсах и с соской во рту и едва только начинают говорить (я не преувеличиваю, это действительно так!)

Но циничные иностранцы ошибаются. В сельских детских садах КНДР дети встретят вас такой же красочной и разнообразной программой, как и в столице. И по уровню своего развития сельские дети ничуть столичным не уступают! А больше всего западных гостей поражает то, что детей в Корее учат доверять людям. Там , откуда они приехали, детям сейчас уже стало опасно просто играть на улицах, а уж о том, чтобы доверять незнакомцам, не может быть и речи. Даже на коленях у Деда Мороза на рождественские праздники теперь сидеть нельзя: есть шанс, что Дед Мороз – переодетый педофил… Грустная картина современной «цивилизации», приобщить КНДР к которой так мечтают Буш Co. ….

Если кто-нибудь еще помнит, у нас в советское время тоже в любой торжественный концерт непременно включалась детская часть. Пионерки с бантиками и бравые пионеры читали стихи (литературный монтаж), пели хором и танцевали. Но у нас это была только часть концерта – не целый концерт. И выглядели дети наши все-таки милой самодеятельностью (за исключением очень профессиональных пионерских хоров), а вот дети корейские были в полном смысле слова настоящими профессионалами высокого класса. Все без исключения из выступавших и во всех жанрах, в которых им доводилось выступать.

Я видела, какой гордостью засветилось лицо Ри Рана, когда на сцене в составе ансамбля каягымисток оказалась Хян Чжин и как вдохновленно она ударяла по струнам. А когда на сцену озорно выбежала малышка Ген Ок в красном платьице и с кувшином на голове, я почувствовала, как у меня защипало в глазах. Она так напомнила мне мою Лизочку – то, какой она была до проклятой болезни, изуродовавшей ее жизнь!…

Иностранные гости смотрели на сцену все полтора часа на одном дыхании, не отрывая глаз: так высок был артистический уровень корейских школьников, многие из которых были не старше 8-9 лет. А потом, когда в конце представления они вышли на поклон, а на заднем фоне вдруг появился огромный портрет товарища Ким Чен Ира, окруженного цветами, такой натуральный, словно это сам он стоял перед нами, я вдруг увидела, как бурно зааплодировала ему одна из группы западных гостей, остановившихся в нашей гостинице, которой еще вчера казалась довольно скучной «вся эта говорильня о Любимом Руководителе». На глазах у нее стояли слезы. «Вот и еще один человек «попался на удочку северокорейской пропаганды»! – улыбнулась я. А Че вдруг встал со своего места и завопил по-английски на весь зал: