К слову, Дермоту-то я о том случае рассказала. Несмотря на то, что Дермот не имел на меня никаких прав, относился он ко мне как ревнивый собственник, и я хорошо понимала, что как раз он-то мне в данном случае поверит. Он действительно поверил – и с тех пор возненавидел того депутата так, что мало не покажется. А я подумала про себя: боже, что бы началось, если бы он понял, насколько по душе мне «наш друг», как мы с Дермотом между собой называли Ойшина для конспирации! Не иначе как «море крови »!

Наши с Ойшином взгляды на заокеанских «дядюшек» , к моей радости, совпадали совершенно. Насчет «звездно-полосатых» у него не было абсолютно никаких иллюзий- подобных тем, которыми страдал Дермот, не говоря уже о его более высокопоставленных товарищах, которые ежегодно в свой национальный праздник бегали (ой, простите, летали!) с докладом к президенту чужой страны о своих внутренних делах. Мне это напоминало русских князей, которые во времена монголо-татарского ига ездили в Орду к хану за ярлыком на княжение на своей собственной земле. Когда я предложила одному из них пригласить на местный фестиваль с воспоминаниями моего знаменитого однофамильца, тот сначала отнесся к моему предложению с большим энтузиазмом. Ойшин тоже был в восторге от такой идеи. Но «свыше вышла установка», что этого делать нельзя: мотивировали бесстрашные революционеры свое решение тем, что подобное приглашение … «отпугнет спонсоров»! Я, между прочим, не шучу.

Ойшин был разочарован не меньше меня.

– Какие спонсоры; да разве о них речь? Разве этот фестиваль не для народа устраивается? Да столько наших людей о встрече с таким человеком только мечтать могли!

Вероятно, мы с ним просто отстали от требований современного этапа антиколониальной борьбы: считаться с интересами спонсоров…

Как-то речь у нас с Ойшином зашла об оппортунизме, и я подняла тему «волков в овечьих шкурах» в политических партиях и то, как партии эти перерождаются, на примере КПСС.

– Впрочем, зачем так далеко ходить за примерами!- воскликнула я. – У вас и здесь уже таких типов хватает. Среди ваших собственных партийных представителей.

– О ком это ты? – спросил Ойшин, но я не хотела говорить ему, что о Хиллари.- Впрочем, я кажется, и сам знаю. Мы ведь встречаемся с ними со всеми перед тем, как они приступают к должности, и они присягают на верность – что не будут идти против нашей линии. Это ведь женщина, да?

И я была вынуждена подтвердить, что да… Оказалось, он полностью разделял мое о ней мнение. Но изменить что-либо был не в силах: у него был не слишком высокий ранг в армейских рядах. Я так поняла, что средний.

– Я не стремлюсь к высшим чинам, – сказал он мне как-то, – Я человек без амбиций. Меня моя должность вполне устраивает. Главное – приносить пользу делу.

И от этого он стал мне еще симпатичнее.

Я заметила, что он задает мне одни и те же вопросы по нескольку раз – словно проверяет, отвечу ли я ему во второй или третий раз то же, что и в первый. Но я не обиделась – наша пословица гласит: «Доверяй, но проверяй». А уж в таком-то деле и подавно.

С Ойшином у нас оказались многие местные общие знакомые. Например, наш деревенский толстяк Джерард – когда я видела его, я всегда пыталась представить себе, как он с такими габаритами мог помещаться в маленькой тюремной камере. Он был большой умница, судя по тому, как он разрабатывал у нас на месте предвыборную кампанию. Ойшин сидел с ним в тюрьме в одном блоке. Естественно, я не могла упомянуть в разговоре с ним, что я знакома с Ойшином. Никто не должен был этого знать.

– Вообще я советую тебе держаться подальше ото всех наших собраний, маршей и прочих мероприятий, – посоветовал мне он. – Даже лучше будет, если ты совсем прекратишь участвовать в работе вашей местной ячейки. Ты настолько заметная в нашем окружении личность, что непременно вызовешь интерес у кого не надо. Лучше будет потихоньку лечь на дно. Слишком на многое поставлено в нашем с тобой деле.

И я со всей горячностью человека, которому не терпелось себя доказать, пообещала ему «лечь на дно»…

Место встреч время от времени приходилось менять. Мы встречались то в парке, то в сквере, то в кафе, то в лесу, то в пабе, то даже как-то раз на пляже (но об этом речь еще впереди), в самых разных уголках города.

Однажды мы разминулись с ним самым нелепым образом: договорившись встретиться в одном пабе на южной стороне Дублина. Я, как обычно, приехала раньше него и ждала его внутри. В пабе было темно как у африканца в желудке, как довольно глупо шутил в свое время кто-то из моих одоклассников. И почти не было посетителей: ну какой дурак пойдет в паб с утра, когда все его завсегдатаи еще отсыпаются от предыдущего проведенного в нем вечера?!

Изнутри мне хорошо было видна улица. Ойшин, как обычно, запаздывал. На этот раз даже больше обычного. Когда я уже начала нервничать, я неожиданно увидела его через оконное полузатемненное стелко: почему-то он быстрым шагом шел мимо места нашей встречи, не глядя на него, и лицо его при ‘том было искаженным какой-то нелепой гримасой. Я подождала еще минут пять, ожидая, что он вернется, но он все не возвращался. И тогда я решила выйти на улицу, чтобы посмотреть, где он.

Вышла – и чуть было не напоролась на фермера Фрэнка! Вот уж действительно мир тесен – а в Ирландии в особенности! Хорошо, что он сильно хромал, и поэтому в толпе его было видно издалека. Не знаю, что он делал в тот день в Дублине, но я моментально нырнула обратно в дверь: если бы он только заметил меня, не избежать бы мне расспросов в стиле «А что это вы тут делаете?» Да еще причем громко, на всю улицу! С него станется.

Ситуация была почти комическая, но мне было не смешно. Было очевидно, что Ойшин прошел мимо вовсе не из-за фермера Фрэнка. Тогда из-за чего? Неужели за нами была слежка?

Я прождала его еще почти час. Но он так больше и не появился.

И тогда я галопом побежала на автовокзал. Скорее вернуться домой, скорее связаться с Дермотом!

Естественно, говорить о том, что произошло, по телефону, мы не могли.

– Дермот, мне нужно срочно тебя увидеть! – сказала ему я. – Если я завтра с утра подъеду к тебе в город на полчасика, у тебя будет время?

До его города от моей деревни было больше 3 часов езды.

Он по моему тону понял, что что-то произошло, и мы договорились о встрече.

В ту ночь мне долго не удавалось заснуть. И вовсе не потому, что я боялась слежки. Просто я наконец-то осознала, до какой же степени я боюсь, что Ойшин навсегда исчезнет из моей жизни. Вот так, как он исчез в тот день из виду, метеором пролетев по дублинской улице мимо меня…

К счастью, он не исчез, и через несколько недель мы с ним возобновили контакт – благодаря Дермоту. Но он так никогда и не рассказал мне, что случилось с ним в тот день, и почему он пробежал мимо. Если бы это была слежка, наверно, рассказал бы, ведь правда?

****

…Перед поездкой домой – моим первым серьезным тестом – я здорово нервничала, хотя и старалась не подавать виду. Мы с Ойшином еще раз прошлись по всем пунктам того, что предстояло сделать, и синхронно встали со своей лавочки в скверике.

– Ну, пожелай мне ни пуха, ни пера!- сказала я ему и потянулась губами к его щеке: это было для меня залогом того, что все будет хорошо. Поцелуй в щеку – дело дружеское, и я не думала, что это Ойшина обидит. Этот поцелуй нужен был мне как Илье Муромцу – студеная водица из ковшика, выпив которой, он впервые за 30 лет и 3 года научился ходить.

Но ничто не могло подготовить меня к тому, что произошло дальше.

Вместо того, чтобы подставить мне щеку, Ойшин покраснел – и потянулся губами к моим губам…

Он уже давно ушел, а я все еще стояла у входа в скверик, не в силах сдвинуться с места. Мне хотелось петь, прыгать на одной ножке и плакать одновременно. То, что произошло, было почти такой же несбыточной сказкой, как быть принятым в ряды определенной организации. Таким, о чем я и мечтать-то не осмеливалась!

На этот раз я не спала всю ночь. А к утру, подобно гоголевской Оксане, осознала, что никуда не денешься от факта : как ни старалась я отодвинуть это в своей голове на задний план, я была вынуждена признаться самой себе, что влюблена в Ойшина не меньше, чем Оксана – в кузнеца Вакулу…