Целый день старатели Эврики и Бейкери-хилл ждали, что солдаты снова придут проверять лицензии, но все было тихо, поэтому никто не мешал им действовать. Из Мельбурна как раз прибыло первое подкрепление вместе с оружием и боеприпасами. Когда багажный караван проезжал по Главной улице мимо Эврики, старателям удалось отцепить последнюю подводу. Возницу избили, а молодого барабанщика ранили в ногу. Теперь уже не было осторожности – осталось лишь осознание того, что вызов войскам брошен, а значит, необходимо оружие, чтобы дать им отпор. Лейлор собрал людей на Эврике, разбил их на группы и стал обучать военной дисциплине и тактике. Среди старателей нашелся немецкий кузнец, который взялся мастерить пики для тех, у кого не было ружей; он делал их из любого куска металла, что бы ему ни принесли. Люди тренировались даже с метлами в руках вместо ружей, рассчитывая впоследствии что-нибудь себе добыть.

По всему городу были разосланы обращения к жителям с просьбой оказать содействие оружием и деньгами. В Александр-хилл, Кресвин и Клунс направили всадников, чтобы те созвали побольше народу на Бейкери-хилл. А на Эврике начали строить форт – укрепление в виде частокола, набранного из досок, которыми обычно крепят шахты. Забор расположили буквой «П», оградив участок площадью в один акр. Говорили, что это временно, только до завтра. Открытой стороной форт, служивший площадкой для тренировок, выходил на наш лагерь. Но нам еще повезло – другие попали внутрь самого ограждения.

После обеда мы стали свидетелями необычной картины – несколько сотен бородатых мужчин в пальмовых шляпах и грязных молескиновых брюках торжественно маршировали взад-вперед прямо под палящими лучами солнца. Глядя на них, мы едва сдерживали улыбку – слишком уж смешно они шагали, спотыкаясь и постоянно путая команды. В их рядах был и наш Син. Он разыскал ружье и теперь гордо носил его на плече. Сейчас он удивительно напоминал Пэта, хотя уже и не был его тенью, как раньше.

В конце дня Лейлор собрал всех для присяги. По этому случаю женщины сшили из шелка флаг, который теперь развевался на восьмифутовом флагштоке. Флаг у них вышел на славу: на темно-синем фоне красовался белый крест, в середине и на концах которого ярко выделялись восьмиконечные, тоже белые, звезды. Он выглядел величественно. Всем сразу захотелось подойти поближе и рассмотреть его, даже тем, кто не поддерживал Лейлора и не собирался принимать участие в его вражде с полицией.

Лейлор взобрался на подобие постамента из большого пня и горделиво встал на нем, уперев себе в ногу приклад ружья. Легкий ветерок колыхал флаг над его головой. Уже смеркалось, в лагере начинали зажигать костры, и огни засверкали в наступающей темноте, окрасив белую часть флага красным отсветом. Люди, подняв головы, во все глаза смотрели на это чудо, и их лица тоже озарялись огнем.

Лейлор поднял руку, попросив тишины.

– А теперь всем вооруженным отрядам подойти к флагштоку и выстроиться вокруг. Тех, кто не намерен давать присягу, попрошу немедленно покинуть митинг.

В полной тишине люди прошли вперед и разбились на группы. Те, кто только наблюдал, и я в их числе, отошли немного назад, но все же совсем не уходили. Затем Лейлор спустился с пня и, обнажив голову, встал на колени. Почти что пятьсот человек, стоящих у флагштока, сделали то же самое; среди них был и Син. Лейлор поднял правую руку. Он начал говорить, а все повторяли его слова хором:

– Клянемся Южным Крестом честно стоять друг за друга в борьбе за наши права и свободу!..

У нас просто в голове не укладывалось, что Син сегодня ужинает не с нами, а за забором форта.

– Комедианты, – ворчала Кейт, – взрослые люди, а ломают комедию, разыгрывая из себя вояк. Чего только они добиваются? А Сину вообще пора в кровать, а не на ихнюю идиотскую караульную службу. В войну они, понимаете, решили поиграть…

– Ничего, – сказал Дэн, – завтра же я вызволю из тюрьмы Пэта – завтра уж точно. Сегодня они еще отговаривались – мол, нет судей, чтобы рассмотреть их дела, но, я думаю, они не осмелятся держать их и завтрашний день. Только если кто не заплатит штраф…

– Пусть Пэт останется в тюрьме, Дэниэл Магвайр. Там он в гораздо большей безопасности, чем здесь, на воле. Он не причинит вреда ни себе, ни другим. Так что пусть остается.

– Прикованный к бревну? Это не совсем то место, где бы я хотел видеть своего сына.

– Значит, ты просто не знаешь своего сына. Может быть, именно там он поймет, что восстание – это вовсе не такая приятная вещь, как пытаются ее всем представить. Немного лишений ему не повредит. Я ходила к нему сегодня, и ему передали от меня еду и одеяло. В камерах там настоящий свинарник, так что уж лучше пусть побудет на воздухе. – Она встала и принялась зажигать свечи, после чего раздала их нам. – А теперь все идите спать – завтра у них наверняка все развалится. Хоть бы у них там кончились еда и виски – в этом их дурацком форте. Да, впрочем, они и без этого завтра же вернутся домой – потрусят к своим половинам, как ягнята!

Она засыпала золой последние тлеющие угольки в костре, и вместе с ними исчезли очарование и романтика, которыми мы прониклись, увидев сегодня реющий над Эврикой флаг. Мы смиренно отправились по палаткам.

Когда Кейт заглянула к Кону, обычно ночующему вместе с братьями, я услышала, как он говорит ей, уже почти засыпая:

– Завтра мы с Томми О'Брайеном начнем собирать наше собственное войско… Завтра же…

Но к утру оказалось, что Кейт была права. С восходом солнца мы увидели, что форт пришел в плачевное состояние, как будто подтверждая ее слова об игре в войну. Сразу же после завтрака, когда Лейлор начал учения, обнаружилось, что по сравнению со вчерашним днем число бойцов уменьшилось чуть ли не вдвое.

– Ну вот, образумились, – удовлетворенно сказала Кейт, – не удивлюсь, если сейчас Син явится в поисках чего-нибудь съестного, и на этом великое восстание закончится.

Ближе к полудню, когда старатели вышли из шахты, чтобы сделать перерыв на чай, выяснились новые подробности происходящего.

– Некрасиво получается, – сказал Дэн, – вчера вечером некоторые умники именем Комитета форта Эврики реквизировали у населения деньги, еду и патроны. Наверняка большая часть награбленного никогда не дойдет до ворот форта, а просто осядет у кого-то в карманах.

– Конечно, а что ты хочешь? Разве тебе неизвестно, что бунтовщики всегда наполовину состоят из тех, кто не прочь полакомиться на дармовщинку?

Подготовка к восстанию с каждым часом обрастала все новыми слухами. Поговаривали даже, что одна из групп форта намеревается захватить городскую казну. Наверное, эти сплетни дошли и до комиссара Реде, поэтому к банку подоспело подразделение полиции и принялось обкладывать здание мешками с песком.

– Ну уж тут он перегнул палку! – сказала Кейт. – Англичанин, да и только! Достаточно посмотреть на их жалкие подобия ружей и пик… К тому же здание каменное.

Лейлор послал в тюремный лагерь делегацию с требованием освободить заключенных, взятых во время вчерашней проверки. Реде воспринял это как ультиматум. Но все мы, и даже старатели, находящиеся вдали от форта, считали освобождение унизительным. Весь день удача то сопутствовала Лейлору, то грубо поворачивалась к нему спиной. Обращения за помощью в соседние «золотые» города начали, было, приносить первые плоды. Но те, кто пришел, ожидали найти здесь до зубов вооруженный и укрепленный форт, хорошо снабжаемый и едой, и виски. Посмотрев же на то, чем он был на самом деле, и не обнаружив у себя никакого боевого задора, большинство добровольцев вернулись обратно. А вслед за ними разбежались и многие воины из самого Балларата – даже те, кто давал присягу. Но это, как оказалось, пошло форту только на пользу. Там остался лишь костяк из самых решительных и серьезно настроенных бойцов. Учения у них проходили лучше, да и оружия хватало. В общем, несмотря ни на какие отсрочки, дело пахло войной.