За восемь лет Мельников сильно изменился. На борт звездолета «СССР-КС 2» он ступил в возрасте двадцати семи лет, но по внешнему виду ему тогда можно было дать двадцать. Теперь это был тридцатипятилетний мужчина, выглядевший старше своих лет.

Исчезли юношеская округлость щек, веселый блеск глаз. По краям губ, сжатых в твердую прямую линию, появились первые признаки будущих глубоких морщин, на висках серебрилась седина. С левой стороны лба виднелся длинный шрам — память о трагическом случае на Луне, когда метеорит пробил бак вездехода и вызвал взрыв. Он и Пайчадзе чудом спаслись тогда. На левой руке не хватало одного пальца — результат падения в лунную трещину, на его счастье оказавшуюся неглубокой. И в тот раз только случайность сохранила ему жизнь. И много других случаев, всегда смертельно опасных, хранила его память. Природа не любит раскрывать свои тайны.

Машина остановилась в центре ракетодрома. Вокзал и окружающие его здания казались отсюда совсем маленькими. Во все стороны расстилалось ровное желтовато-серое поле. Чугунная решетка, окружавшая ракетодром, четко проступала на самом горизонте непрерывной черной линией. Видное отсюда целиком, поле казалось грандиознее, чем от вокзала.

Оно было пустынно. Только один человек медленно ходил по краю стартовой площадки, где, подобно исполинскому киту, лежал «СССР-КС 3». Это был начальник ракетодрома — инженер Ларин. Как всегда, он последним провожал улетающих с Земли звездоплавателей в их долгий и нелегкий путь.

Мельников заметил неведомо откуда взявшуюся тучу и показал на нее Арсену Георгиевичу.

— Она нас не задержит, — пошутил Пайчадзе.

«Если будет дождь, Оля может промокнуть на крыше», — подумал Мельников.

Но эта мысль мелькнула как-то бледно и тотчас же исчезла. Он любил жену, но и она отодвинулась далеко, в покрытую туманной дымкой даль прошлого, осталась в другой жизни, отличной от той, которая ждала его, не имеющей с ней ничего общего. Находясь еще на Земле, он всем своим существом был уже в космическом пространстве.

«СССР-КС 3» лежал в неглубокой бетонной траншее. Корабль имел в длину около ста пятидесяти метров и метров двадцать пять в диаметре наиболее широкой части. По форме это была металлическая сигара с острым носом и массивной кормой, которая казалась хаотическим нагромождением различного размера труб и раструбов. Идеально гладкая поверхность звездолета не имела ни одного шва, и было непонятно, как скреплялись его части. Только посередине, почти от носа и до кормы, виднелись две параллельные узкие щели — пазы крыльев.

— До свидания, Семен Павлович! — сказал Мельников. — Не задерживайтесь здесь! Уезжайте сейчас же!

— Не беспокойтесь! Счастливого пути!

Мельников, снова последним, вошел в камеру.

— Арсен Георгиевич! — сказал Белопольский. — Возьмите на свое попечение тех, кто летит впервые. Борис Николаевич будет со мной на пульте.

— Хорошо, Константин Евгеньевич! Все, кроме Белопольского и Мельникова, прошли внутрь звездолета.

Обе двери выходной камеры были открыты. Закрыть их надо было с пульта управления, чтобы ввести в действие автоматику, не позволявшую дверям одновременно быть открытыми. На чужих планетах, с иным составом атмосферы, чем на Земле, такая предосторожность имела жизненное значение.

— Я пройду на пульт, — сказал Белопольский. — А вы останьтесь здесь и проверьте, как закрываются двери. Правда, Семен Павлович, конечно, уже проверял, но все-таки… Потом присоединяйтесь ко мне. Не задерживайтесь!

— Будет исполнено! — ответил Мельников.

Белопольский ушел.

Через минуту обе двери с мягким звоном закрылись. Мельников внимательно следил за ходом механизма. Убедившись, что все в порядке, он нажал кнопку. Внутренняя дверь открылась, наружная оставалась запертой. Значит, автоматика работает исправно. Он нажал другую кнопку. Теперь закрылась внутренняя, и через несколько секунд автоматически открылась наружная.

Все было как следует.

Мельников закрыл наружную дверь и, когда так же автоматически открылась другая, вошел в круглый, как труба, коридор. Он был освещен лампами, прикрытыми толстыми выпуклыми пластмассовыми пластинами.

В десяти шагах первый люк был закрыт. Значит, Белопольский, готовясь к старту, уже запер все двери и все люки на звездолете.

Мельников подошел к стене, осторожно ступая по мягкой обивке. Открыв дверцу лифта, он забрался в узкую кабину. Она освещалась маленькой лампочкой, дававшей достаточно света, чтобы различать кнопки на щитке. Мельников нажал одну из кнопок. Кабина двинулась вперед и помчалась по стальной трубе. Через несколько секунд вспыхнула на щитке зеленая лампочка, потом желтая. Кабина остановилась. Он почувствовал, как она вместе с ним повернулась, встав почти вертикально, и стала подниматься. Снова загорелась зеленая, затем желтая лампочка. Кабина приняла горизонтальное положение, прошла небольшое расстояние и остановилась. Он открыл дверцу и вышел.

Автоматический лифт звездолета работал точно, и Мельников оказался там, где хотел, — на командном пункте, расположенном почти в носовой части. Впереди была только обсерватория.

Белопольский сидел перед огромным пультом. На трех экранах, расположенных в его центре, были видны стены стартовой площадки. Два боковых были темными.

Мельников окинул взглядом длинные ряды лампочек. Они горели зеленым светом. Это означало, что все помещения корабля готовы к старту.

Он сел рядом с Белопольским.

Часы, вделанные в пульт, большие часы с секундной стрелкой, бегающей по всему циферблату, показывали без пяти минут двенадцать.

— Проверьте экипаж! — приказал Белопольский.

Сам он быстро нажимал различные кнопки, и разноцветные лампочки, вспыхивая и погасая, давали ему ответы на эти немые вопросы, обращенные к стенкам корабля, двигателям и приборам автоматики.

Мельников включил правый боковой экран, и на нем появился светлый прямоугольник. Потом он увидел внутренность одной из общих кают. В ней находились шесть человек. Они лежали в мягких кожаных «люльках», прикрепленных к стенам резиновыми амортизаторами. Пайчадзе стоял возле своей «люльки» и смотрел в экран.

— Готовы? — спросил Мельников.

— Готовы, — ответил Пайчадзе. Остальные четверо находились в другой, общей каюте, появившейся на экране, как только Мельников нажал нужную кнопку.

— Экипаж готов, — доложил Мельников.

— Поднимайте корабль!

Мельников повернул окрашенную в синий цвет ручку. Тотчас же он почувствовал, что нос звездолета начал приподниматься. Это было заметно по экранам и изменению направления силы тяжести.

Мощные моторы медленно выдвигали две «лапы», которые, упираясь в дно стартовой площадки, немного поднимали переднюю часть корабля для облегчения взлета, тогда как корма оставалась в прежнем положении.

Мельников подумал, — с каким волнением наблюдают за тем, что происходило на площадке, все собравшиеся проводить экспедицию. В бинокли, должно быть, хорошо видно, что нос корабля поднялся, а это означает, что через несколько минут звездолет оторвется от земли и в ужасающем грохоте своих двигателей, ослепляющем пламени дюз, со все увеличивающейся скоростью прочертит огненную траекторию и меньше чем через минуту скроется с глаз в голубой бесконечности.

— Приготовиться!

Во всех помещениях звездолета прозвучал звонок, предупреждающий о старте.

Белопольский уверенно и спокойно переставил стрелки на круглых циферблатах; одну — на цифру «2000», другую — на «20». Потом он повернул красную ручку и включил автопилот.

Оставалось нажать кнопку пуска — и звездолет отправится в путь с ускорением в двадцать метров и через две тысячи секунд, то есть через тридцать три минуты и двадцать секунд, полетит по инерции со скоростью сорок километров в секунду.

— Готов! — отрывисто сказал Белопольский.

— Готов! — ответил Мельников.

Стрелки часов показывали двенадцать и три минуты.

Белопольский нажал красную пусковую кнопку.