Когда же он попытался ехать, подняв машину над дорогой, то есть лететь на «нулевой высоте», возникли новые проблемы. Движение стало гораздо увереннее, но внешний вид мог вызвать подозрения. «Москвич» двигался бесшумно, и колеса не вращались. Первый же гаишник это заметит. По уму, надо бы сделать звук работающего двигателя. Но как? Может, воспроизводить его обычным магнитофоном? Или проще вернуть двигатель на место? И путаться с педалями, чёрт… Что делать с не желающими вращаться колёсами, ясности не появлялось.

Весь день Боб тренировался, гоняя от одного поста ДПС до другого, и ухитрился ни разу не попасться на глаза инспекторам. Для управления применял не педали, а джойстик, привезённый из Москвы. Лазеры показывали ему просвет между колёсами и дорожным покрытием; он с помощью магнитных силовых линий кидал машину вперёд, достигая скорости в 150 км/час, потом выключал эквиполь и ехал по инерции, вцепившись в руль. Повороты при таком методе управления выглядели, по крайней мере, естественно. А вот поворот на подъёме, когда силой инерции было не обойтись, производил жуткое впечатление: передние колёса жили собственной жизнью, а машина двигалась влево или вправо боком. Никакая программа не спасала.

Приближаясь к постам, Боб, убедившись, что его никто не видит, уходил вправо от шоссе, затем в лесах и полях разворачивался в полёте, быстро перелетал дорогу, вставал на другую полосу и ехал обратно. В общем, за полный день он набрался достаточного опыта, чтобы вернуться в деревню обычным путём, как все жители. Свернул с трассы в сторону села, и вот тут-то нарвался на инспектора!

Капитан с брезгливым выражением лица, конечно, обладал намётанным взглядом. Он бы и внимания не обратил, проезжай мимо него хоть целая колонна запылённых «Москвичей» 1956 года выпуска с надписью «В ремонт» на лобовом стекле. Ему последние два дня было не до местных нищих с их ржавым утилём: жирные москвичи шли таким косяком, что работать приходилось по-стахановски, без обеда. Но в стиле движения именно этого «Москвича» было что-то подозрительное, а потому капитан – скорее всего, даже не поняв, что конкретно тут подозрительного, – махнул жезлом в сторону обочины.

Боб отключил эквиполь и схватился за руль. Машина, твёрдо встав всеми четырьмя на грешную землю, по инерции проехала несколько метров и встала. Мысли изобретателя метались: надо было исчезнуть с глаз капитана любым способом.

Капитан подошёл, небрежно махнул ладонью возле уха, будто осу отгонял, представился:

– Инспектор дорожно-патрульной службы капитан Степанов. Документики попрошу, – и отвлёкся буквально на секунду. Левой рукой он снял фуражку, а правой вытер широкую залысину. И за то время, пока рука его проходила перед глазами, «Москвич» исчез. Вот только что был, и – дуновение ветерка – нет его.

Боб, конечно, действовал инстинктивно. Он сам удивился, обнаружив себя на высоте тридцати метров. А, обнаружив, быстро сдвинул машину на запад, чтобы оказаться для капитана незаметным на фоне заходящего Солнца. Высунул голову в окно: капитан внизу разводил руками и озирался по сторонам, а к небу от него поднимались всякие разные слова, из всего многообразия которых великий пролетарский писатель Максим Горький рискнул бы позаимствовать для своих литературных опытов разве что слово «мать».

4.

Джон Фрумкин, спецкорр журнала «World’s geography», прибыл в Москву всего полгода назад, но уже успел прославиться, опубликовав (почему-то не в своём журнале, а в английской газете «Mirror of the world») разоблачительную статью про матёрого русского шпиона, продававшего военные тайны Ирану. Статью немедленно перепечатали ведущие демократические газеты России, потом на неё обратили внимание в США, возник дипломатический скандал, прокуратура РФ завела уголовное дело, Штаты проявили озабоченность деятельностью академического НИИ, в котором работал шпион, НИИ пустили в приватизацию, а шпиона посадили в тюрьму.

Мнение директора НИИ и заявления шпиона, что никаких тайн шпион Ирану не раскрывал, а просто поделился с коллегами научными выводами, сделанными им в докторской диссертации десять лет назад и опубликованными тогда же в сборнике работ Академии, ни одну газету не заинтересовали. Всем всё было ясно.

А журналист Джон Фрумкин «проснулся знаменитым». Отныне к его мнению прислушивались властители новых свободных стран бывшего СССР, а в научных кругах, если он появлялся вдруг на какой-нибудь конференции, возникала паника. Может, он стал бы ещё более знаменитым, если бы кто прознал, что на самом деле он кадровый сотрудник Управления стратегического влияния, созданного после сентября 2001 года при Пентагоне, но Джон за славой не гнался и никому о своём истинном статусе не говорил. Он просто делал свою работу: выявлял, какие из ведущихся в России научных исследований могут представлять угрозу военным интересам США, и создавал условия, при которых сами власти были вынуждены эти исследования сворачивать.

Ради достижения цели Джону и прочим сотрудникам Управления было позволено писать и делать всё, что угодно. Им установили только одно ограничение: запретили публиковать заведомую ложь в американских СМИ. Штаты, как жена Цезаря, должны быть вне всяких подозрений. Выдумал чего-то для пользы дела – будь добр, публикуй в любой влиятельной газете, выступай в любой телепередаче (тебе помогут), но чтобы ни газета, ни телекомпания не были связаны с Америкой…

…В один из первых дней своего пребывания в России Фрумкин беседовал с депутатом русского парламента по фамилии Упырь. Звали Упыря Сергеем Евсеичем.

– Мы заняты укреплением национальной валюты, рубля, – важно вещал Упырь, залучив себе в собеседники не абы кого, а иностранца. – Укрепив рубль, мы снизим инфляцию, то есть рост цен. А из причин инфляции важнейшие – засилье монополий и отсутствие конкуренции, а также рост мировых цен на нефть.

– Так, так, – отметил Фрумкин. – Значит, причина роста цен в росте цен.

Депутат помигал, подумал, и продолжил, изредка заглядывая в бумажку, спрятанную в не до конца задвинутом верхнем ящике стола:

– Если люди тратят деньги на покупку товаров, то цена на них растёт. Надо, чтобы они не тратили деньги на товары, а вкладывали их в банки, в акции, облигации.

Упырь попытался по виду собеседника понять, как тот воспринял его глубокую мысль, но не понял, и решил пояснить:

– Тогда будет развиваться экономика, а рост цен замедлится!

– Понятно, – отреагировал Фрумкин. – Людям нужные вещи, но если их купить, то цена вырастет, и они не смогут их покупать. Поэтому они не должны покупать вещи, а должны отдать деньги в банк. Тогда рост цен на эти вещи замедлится, но люди всё равно не смогут их купить, потому что отдали деньги в банк.

– Мистер, вы же цивилизованный человек! Банк с выгодой инвестирует полученные деньги, и люди получат больше денег и тогда смогут купить эти нужные им вещи!

– Так, так. У людей слишком много денег, и они должны отдать их в банк, чтобы взамен получить ещё больше денег.

– Это же естественно! – вскричал Упырь. – Иначе отечественная промышленность не сможет обеспечить товаром богатеющую страну!

– Хотелось бы получить подтверждение, что ваша страна богатеет. Мне это важно.

– А вы знаете, как быстро растут наши золотовалютные резервы?

– Вот как? – удивился Фрумкин. – Страна богатеет, потому что из-за высокой цены на нефть, рост которой, как вы мне сообщили, вызывает инфляцию, увеличиваются запасы долларов?

– Да. А разве это не так?

– Вам виднее.

– Позвольте! – удивился депутат. – Вы разве не из фонда «Eurasia-Future»?

– Нет, я сам по себе. Позвонил в секретариат комитета вашей Думы по науке и технике, попросил организовать встречу с кем-либо из членов комитета. Они назвали вас.

– Ах, простите меня за невнимательность! Мы ждали человека из фонда «Eurasia-Future», насчёт инвестиций, а он как раз американец. Я решил, что вы и есть он!

– Так-так…