— Послушай, такой мелочный разговор тебя не огорчает?

— Да нет, не очень…

— Что значит «не очень»?

— По-моему, хорошо, когда существует определенность.

— Тогда поговорим о расчетах. За суси я уже заплатил, а за ночлег давай заплатим пополам, — немедленно сказал Фудзио.

— Я слышала, что в Европе и в Америке за дела на стороне платит мужчина.

— Но ты ведь, наверное, самостоятельная женщина. Разве эмансипэ плачутся?

— Никакая я не эмансипэ!

— А кто же ты еще?

— Ну, может, и так.

— Я — мужчина, который витает в облаках. Ты — женщина, которая считает деньги.

— А поэты, какие они?

— Как на картинах Пикассо. У него очень хороший набор. Рэйко вновь захихикала. Непонятно было, поняла она сказанное или нет.

— Я хочу сделать тебя своим патроном.

— А что этот патрон должен делать? — спросила Рэйко.

— Веря в мой талант, он дает мне деньги.

— Деньги, это я даю? — спросила Рэйко, неторопливо облизывая палочки для еды. — Я собиралась найти какого-нибудь человека, который заключит со мной договор на каждый месяц с помесячной оплатой.

— Если с помесячной оплатой, значит, ты будешь его содержать?

— Не обязательно содержать. Я могу встречаться только в дни, свободные от моей работы, я ведь работаю. Но думаю, как было бы хорошо, найдись такой человек хотя бы на время…

— Сомневаюсь, чтобы тебе с таким лицом…

— Лицо, в общем, неплохое.

— А квартиру ты недавно купила?

— Пятый год пошел. Рассрочка на двадцать лет.

— До цели далековато. Однако квартиру ты покупала крайне расчетливо, и если она тебе приглянулась, значит, определенно, находится в хорошем месте, верно?

— Да, от станции вроде не так далеко, и довольно тихо — хорошее место.

— Так лучше бы мы не пошли сегодня в этот скучный отель, а отправились к тебе домой!

— Домой? Домой нельзя!

— Почему?

— Я решила не пускать мужчин к себе в дом.

— Вот как, опять излюбленная чистоплотность. Сплетен боишься?

— Сплетни — это еще куда ни шло… Боюсь, если покажешь мужчине свой дом, он потом еще вздумает докучать…

— Какая бдительность!

— Правда, сейчас с домом не все в порядке.

— А что такое?

— Поблизости возводят какое-то сооружение. Все включились в движение протеста.

— Что за сооружение возводят? Дом престарелых? — спросил Фудзио, вспомнив слова Рэйко о том, что она не любит родителей.

— Тренировочный центр для детей-инвалидов.

— Так что может быть лучше?!

— Я — против. Ведь будут неприятные впечатления. Говорят, даже стоимость земли уже явно понизилась.

— Что за люди проводят движение протеста? Ты зачинщица?

— Ошибаешься. Такие, как я, никакого влияния не имеют. Поэтому, когда прозвучал призыв организовать движение протеста, все, по правде сказать, были довольны.

— Кто же считается организатором или лидером?

— Профессор университета, учитель средней школы, жена служащего торговой фирмы — все они стоят в центре движения.

— Интересная компания.

— Все это ведь образованные люди.

— И такие люди называются образованными?

— Все они окончили университеты.

Фудзио от начала до конца готов был играть роль безалаберного человека, но ничего не мог поделать с чувством обиды, которое вскипало в его душе.

— В отличие от тебя, я, напротив, приветствую учреждение для детей-инвалидов. А если бы соорудили зал игровых автоматов, только представь, какой временами стоял бы жуткий грохот! Пусть эти залы делают с полной звукоизоляцией, но ведь невозможно, чтобы звуки не проникали наружу.

— Вот как?

— А еще лучше — тюрьма. Там тихо! Или место для сжигания мусора. Оно в самом деле красивое. Там среди мусора сажают цветы.

— Да? Мне все это отвратительно.

— Тогда где же вообще можно устраивать тюрьмы и места для сжигания мусора? — заинтересованно спросил Фудзио.

— Ну, этого я не знаю.

— Словом, ты беспокоишься, как бы их не устроили рядом с твоим домом, а если устроят рядом с другим домом, то, значит, можно?

— Не знаю. Думать о таких вещах — дело политиков, наверное. Например, почему не устроить их на отвоеванных у моря участках земли, где нет жилой застройки…

— Даже если их можно строить только на засыпанных участках прибрежной полосы, думаю, к алчным людям, вроде вас, не обратишься ведь со словами: «Очень вас просим», или «Поймите, пожалуйста»…

— Во всяком случае, мы обладаем свободой, чтобы защитить собственную жизнь. Это основа демократии.

— Вот оно что? А для поэта демократия — это враг. Ведь что такое демократия? Это когда все должны довольствоваться малым. Я уже это проходил.

Рэйки недовольно молчала.

— Ну, не возбуждайся так. Прибереги свое возбуждение для другого дела, — хитро засмеялся Фудзио. — Я сейчас пойду принять душ, а ты тем временем почисти зубы. Иначе со своим пахучим ртом все поцелуи испортишь. Я ведь — поэт, и к таким вещам чрезвычайно чувствителен.

— Ладно.

Фудзио в ванной комнате повернул кран. Он считал, что это захудалый отель, но напор в душе был превосходным.

Ниже рукоятки жестко закрепленного душа находилось пластиковое сиденье, и под струями упругой воды Фудзио лениво наслаждался ощущением тепла. Страшный ливень, бушевавший снаружи, вплетался в звуки падающей воды, и временами ему даже казалось, что он сидит под дождем. В таком состоянии ему представилось бесконечно далеким и то, что семья Ёко Мики отчаянно ее разыскивает, и то, что обнаружено тело Томоко Симады, и то, что полиция дала делу ход — все это, вместе взятое, на время было забыто.

И тут в голове у Фудзио сложился невероятный план, как наказать эту бесстыдную тварь. Как только контуры плана окончательно обозначились, он в приподнятом настроении, накинув кимоно, прошел в спальню.

Фудзио всегда осознавал, что в любовных делах его презрение к людям и страсть к разрушению является опорой его мужской силы. Поэтому, держа в своих объятиях Юкико, он даже бессознательно не мог решиться на то, чтобы дать волю своей страсти. Отсюда и конфуз.

Поговорив с Рэйко, Фудзио утвердился в ненависти к ней. У него не было особого желания изображать из себя гуманиста. Взять хотя бы ее рассказ о детях с ограниченными возможностями, для которых открывается центр, где они будут учиться преодолевать свои физические недостатки. Центр, видите ли, не нужен, потому что, если его построят рядом, то снизится стоимость земли. Еще куда ни шло, если бы такая мысль на миг возникла в глубине сознания. Но чтобы так, открыто, без зазрения совести!

В отличие от других, Фудзио доводилось успешно справляться с довольно большим числом «близких женщин», поэтому он полагал, что владеет искусством производить впечатление. Когда хотел, он мог ублажить. Однако ублажать эту жадную тварь — ни за что на свете, увольте!

С этой мыслью Фудзио целенаправленно приступил к делу…

…По-прежнему шумел снаружи дождь. Грубое костистое лицо без косметики и разметавшиеся по подушке короткие волосы Рэйко вызывали отвращение. Фудзио поспешно отодвинулся от женщины и, с чувством облегчения, вытянулся, перевернувшись на спину.

— Господин, вы говорили, что часто встречаетесь с женщинами. И что, у вас всегда вот так? — спросила Рэйко, придя в себя.

Эта женщина, обращаясь к нему, неизменно говорит просто «господин». А ведь он назвал ей свое, хоть и вымышленное, имя. Потом, чего доброго, она еще потребует и оплаты за услуги

— Да. Я ко всему в жизни безразличен, — отозвался Фудзио.

— Думаю, не так уж безразличны. Не больше, чем нормальные люди.

Понятное дело. А эта дура торжествующе болтает об очевидном. Фудзио сложил руки за головой и уставился в потолок.

— Не заинтересовала, вот и не получилось.

— Не может быть, чтобы так разочаровала.

— Тебе хорошо критиковать…

— Но у нормальных людей накапливается опыт. В определенной степени.

— Сегодня я хотел здесь приятно провести время, но с тобой мы, кажется, не сходимся характерами. И раз уж нет смысла тут оставаться, давай вернемся домой.