— Как бы то ни было, я посоветуюсь со своим адвокатом, что нужно сделать, дабы вы исполнили свой долг, — наконец официальным тоном сказала она. — назовите мне, пожалуйста, способ, каким я могу с вами связаться.

— Я обязательно позвоню. Не веришь? Даже если тебя не будет в отделе универмага, я обязательно оставлю сообщение. В отличие от обычных больных СПИДом, я совершенно не опасаюсь, что обо мне станет известно в обществе. Хорошо, если мне никто не станет препятствовать. Коллектив нынешней театральной труппы, обладая определенными знаниями о болезни, все-таки контактирует со мной. Можно, конечно, меня изолировать от всех. Вот мой друг в Сан-Франциско перед своим концом говорил, что если бы он был предусмотрительным, то умирал бы в доме, где дружно живут такие люди. Я, вероятно, тоже буду умирать, брошенный на произвол судьбы. Поэтому я и не убегаю и не прячусь. Однако почему бы и тебе в данный момент не изменить свою точку зрения?

Фудзио повернулся к Рэйко. В салоне машины было темно, но, глядя на ее лицо, которое на мгновения высвечивалось фарами встречных машин, Фудзио заметил, что она, похоже, охвачена странным возбуждением. Она не подавала голоса, но ее губы, беззвучно двигались.

— Прежде всего, еще неизвестно, заразилась ты или нет. Может, следует начать с этого, а?

— Как ты смеешь издеваться, прощелыга?! — неожиданно заорала Рэйко, перейдя на мужской язык.

— Если у тебя не обнаружится болезни, ты, вероятно, будешь плакать от радости. Тогда твой взгляд на человеческую жизнь, возможно, изменится. Представь, ты, может быть, даже примиришься со строительством центра для детей-инвалидов возле твоего дома.

— Прекрати нести чушь! Убийца!

Внезапно Рэйко, как безумная, попыталась вцепиться в шею Фудзио. Едва не выпустив руль, он с трудом вывернул на обочину дороги и остановился. Слово «убийца» привело Фудзио в ярость, и он изо всех сил ударил женщину по лицу, так что брызги ее слюны долетели до его щеки.

Рэйко начала орать, потеряв рассудок. Чтобы заставить ее замолчать, Фудзио изловчился и под углом, из неудобного положения, что есть силы нанес ей удар под ложечку.

— Вот, получи по заслугам!

Глядя на затихшую женщину, Фудзио вытер со лба пот. Когда он, насколько возможно, опустил спинку кресла, то Рэйко выглядела спящей, как пьяная.

Фудзио понял, что на этом вопрос решен…

…Если по оплошности, как недавно, не выбросить вещи, потом возникнут неприятности. Значит, хорошо бы оставить Рэйко на дороге не безо всего, а с сумочкой. Придя в себя, она поднимется с земли и как-то доберется до дому.

Она говорила, что, вроде бы, собирается подать на его в суд, но Фудзио отметал такую возможность, полагая, что Рэйко этого не сделает, и, значит, беспокоиться ему практически не о чем. Даже если он вдруг встретит эту женщину где-нибудь в районе станции Иокогама, она, скорее всего, будет держать рот на замке. Ведь, стань история о СПИДе известна в обществе, у нее наверняка возникнут неприятности. А вот ужасно перепугавшись, она может отправиться к врачу, и тогда выяснится, что у нее, собственно, ничего и нет. Фудзио как раз и представлял себе развитие событий по такому абсурдному сценарию.

Кроме того, не мешало бы также немного соснуть под дождем… Зима уже позади, значит, от холода не замерзнешь. Сейчас самая подходящая погода, чтобы поспать под шум дождя, — размышлял Фудзио. Конечно, одежда Рэйко будет испорчена, и она, глядишь, вздумает получить за нее компенсацию. Но нет, она напрасно надеется, что ей так запросто удастся задарма разжиться новой одежонкой.

Бросить Рэйко и скрыться, проделать эту работу незаметно — для этого требовалось, как минимум, несколько минут. Надо только выбрать какое-то безлюдное место.

Фудзио, будто повинуясь простому инстинкту возвращения в родное гнездо, погнал машину на юг по полуострову Миура.

глава 13. Пустота

Когда у Томоко случались выходные дни, у Юкико Хаты появлялись дополнительные хлопоты, и тогда у нее возникало чувство, будто она замужем. Но это даже нравилось Юкико. В этом была своя рациональная прелесть.

При Томоко Юкико продолжала работать. Но несмотря на то что сестра никогда подолгу не задерживалась в ее комнате, где были разложены шитье и швейные принадлежности, Юкико старалась следить за порядком. Да, в комнате просто негде повернуться, и саму Юкико весь этот бедлам ничуть не смущал, но она понимала, насколько это неприятно для стороннего человека.

— Старею, наверное… Как засижусь на службе допоздна, так наутро просто подняться не в силах, — пожаловалась проснувшаяся около десяти утра Томоко. Она сидела за кухонным столом и курила сигарету. Перед ней на столе дымилась чашка с кофе. Прежде Юкико заранее интересовалась, будет Томоко завтракать или ограничится чашкой кофе, — словом, придавала значение утреннему ритуалу.

Однако с недавних пор она как-то перестала беспокоиться о подобных пустяках. Если Томоко выражала желание поесть, Юкико быстренько накрывала на стол. Она научилась понимать, как тяжело сестре выходить из состояния утреннего стресса, — и не сон, и не бодрствование, а какое-то неприятное ощущение помраченного сознания.

— Во сколько ты вчера вернулась?

Юкико помнилось, что она проснулась, когда сестра вошла в дом, но, побоявшись, что уже не заснет, даже не взглянула на часы.

— Где-то в половине третьего ночи.

— Не так уж и поздно. Можно даже сказать, что рано.

— Я просто места себе не находила от беспокойства. Сама не знаю почему. Вот и зашла к Мицуко Каная. В общем, все у них тихо-мирно, ладят между собой. Поговорила с ее муженьком. Тот сказал: «Мне очень жаль Мицуко. Думаю, я должен о ней заботиться. У нас ведь ребенок…» Просто замечательно сказал, и тогда я решила спросить, разобрались ли они в себе после случившегося. А Мицуко разрыдалась.

— Но не от счастья? — уточнила Юкико.

— Сначала решила, что она плачет от радости, но потом поняла, что ошиблась. Они ведь муж и жена, вот и пытаются как-то уладить ситуацию. Так мне, во всяком случае, показалось.

Муж Мицуко совсем замкнулся, слова от него не дождешься. Поговорив с Томоко, он вдруг умолк, словно воздух из него выпустили, и, даже не попрощавшись с гостьей, удалился в соседнюю комнату. Лег — и сразу заснул, хотя было только девять часов вечера. Томоко знала, что прежде он страдал бессонницей, но вскоре из соседней комнаты донесся громкий храп…

— Наверное, очень устал? — предположила Юкико.

— Я тоже так подумала. Вообще-то, в таких случаях принято извиниться. Но господин Каная, по всей видимости, не относится к числу людей, которые придают значение формальной вежливости…

…Когда муж заснул, Томоко неожиданно успокоилась, и ей даже захотелось посидеть у Мицуко подольше. Квартирка довольно тесная, слышен каждый звук. Наконец храп стих, и Томоко подумала, что настал благоприятный момент для того, чтобы сменить тему.

— Послушай… Я вот подумала… — начала она.

— О чем? — переспросила Мицуко.

— Извини, но меня иногда посещают странные мысли. Тебе не мешает храп?

— Если я начну скандалить по этому поводу, что тогда выйдет?… Юкико живо представила себе ситуацию, прямо как картинку из

комиксов, и ее разобрал смех.

— У меня, наверное, дурной характер, вот я и затеяла этот разговор…

И Томоко подробно поведала сестре о беседе с Мицуко Каная. После несчастья с Мицуко ее муж, казалось, не переменил своего отношения к жене. Во всяком случае, не предлагал развестись.

— Но если дело именно так, значит, все в порядке? Это ведь как серьезная травма. Человек не может сразу оправиться. Значит, нужно просто выждать время — и все утрясется. Я прямо так и сказала Мицуко.

— Я полностью согласна. Человеку свойственно забывать о неприятном, — кивнула Юкико.

Однако в семье Каная все шло не так гладко. Мицуко мучило другое — отсутствие у мужа какой бы то ни было реакции на произошедшее. Он ни в чем ее не упрекал, не сказал Мицуко ни одного резкого слова, он просто перестал разговаривать.