VIII
Скоро мы в гости пойдем, скоро мы купим орехи.
Скоро напьемся слегка и, признаваясь в любви,
Глянем на облак летящий, такой же кораблик,
Скажем тихонько себе, чтобы не слышал никто:
Ну и что, что из этих предметов, увы…
Медленным взором своим я слежу
Опадание листьев, гусиную невскую кожу.
Тихо стучит сердечко, колокол тихо звенит.
Я поднимаю очешник, снова роняю.
Девочка с киской бежит, мальчик ругается матом.
Утки и чайки летят, крякая важно «да-да».
IX
1
Вообразился я в косом раю.
Скажи мне, ангел, где они
Те переулочки глухие, кривые,
Где булки розовеют, мякоть задохнулась,
Тепло, и голос не звучит?
Я сам себе приснился? Наяву ли?
Уж булки розовеют, мякоть слышит,
Тепло, и голоса не дышат.
Тепло, и голос не звучит.
Так где же переулочки косые, кривые,
Где булки розовеют, мякоть задохнулась
И голос по-особому молчит?
Скажи мне, ангел.
2
Толкает твердь, толкает воду,
Кровотеченье чудное томится
И возвращается, чтоб влагу остудить,
Чтоб позабыть свою природу.
Спаси меня, веселье терпкое, спаси,
Пусть красный привкус виноградин
От площади немолодого сердца
В сырой груди у города сочится:
Суровое мерло глотают губы
И нам знакомы первые удары
Осколка Исаакия в груди…
1997 — 1998
Адаптированный Гораций
I
У рябины вкус, у забора цвет,
Дальше жизнь и улица сходят на нет,
Здесь и я поселюсь, давши грусть в обет
И на семь ответ;
Замерзая, листва шелестит, и летит
Монах в переулок, за ним скорей,
Там озноб-загрей ледяных кровей,
Загрустил дружок,
Захлебнувшись, свивается желтый отток
Дровяной дали в голубой мешок
И клокочет синь за усталым ртом,
Вот и все, глотнем —
Ка еще, задохнув выпрямляюща,
В улиц ряд ты выходишь, тихо дыша,
За тобой, как всегда, ясень с ликом Христа
И моя душа
Осторожно летит, за тобой, сквозит
Чистый шиферный воздух, и грусть не разгрызть
Если светлая ночь на распутье стоит
И не может уйти.
II
Из русской поэзии
Фальшивым голосом пою
Приди, красавица, ко мне.
Приди в ночи, густой тиши
И трам-пам-пам с тобой, мой друг.
Шепчу, осипши, ангел мой,
Одна из сладостных наяд,
Чья красота как взгляд назад,
А я халву люблю, мой друг.
У рыбы клацает губа,
Молю у юности тепла,
Молю, русалка, скрась досуг,
Молю любви твоей, мой друг.
III
Трудно спорить с водой, западая в Оку
С ключевой водицей в груди, в цвету
Красных ягод, где глухо вороны орут
Словно глаз клюют;
Церкви тонут в листве, доносится всплеск,
Придержа разгон разлитых небес,
Чтобы в синей петле лицевых степей
Причастить земле;
Там в одной сельпо и в углу кивот,
В алтаре за мясницким секатором поп
Расчленяет тельца, угощает народ,
Свет, и служба идет;
С околотка богов и святых слободы
На покос гуськом семенят упыри,
Матерятся иконы, и черной зари
Пьют глотком фонари;
В барахолке пространств, запылив леса,
Покатилась из рук, зазвеня, коса,
И в глазах кузнеца поллитровая пся
В черных жилках вся.
IV
Der Tod und das Mädchen
Минута медлит, кончена страница.
Часы стоят и не глаголит слово.
Ушли гуляки; замолчи, певица.
Поет петух, но это нам не ново.
Ленора плачет, проклинает Бога,
Летун сигает, молния сверкает,
Зашлась природа глухо, у порога
По косяку, рыдая, мать сползает.
Мертвец несется по пустыне,
Ленору сжав, он корчит рожи,
А та, любя его и ныне,
Гнилую лобызает кожу.
Ты получила все чего хотела.
И в чистой вере лежа на кровати
Кончается единственное тело
В узле тугих небытия объятий.