III
Соленый мед с асфальта соскребая
Немая муза ветру подвывает.
Фальшива ты, зеленая, звуча
Глухим лученьем темного луча.
Поминка той снежинки, что растает,
Желает полой быть, как ночь густая.
Кузнец, паяц, слепая поводырка,
У них веселье, тесная пробирка.
Какой раствор! Есть город и зима,
Мороз вчерашний, теплая чума.
Вранье течет: огромные каналы,
Мосты мерцают, хлюпают пеналы,
Соборы врут, треща колоколами,
Водичка, лгунья, льдышку оправдала.
Один скрипит, всех более наглец,
Второй страдает, падает венец.
Но лишь вода сама того хотела
Когдамест льдина вычернила тело.
IV
Из Горация
1
Порезвившись, прощалась славянка,
Мы же встретили тотчас Семита
В узких улочках за чертою
Что уходят, как жизнь, под воду.
Я дышу углеродом кислым,
Чешуя моя серебрится,
Кожу лопая, тянутся перья.
Поздно мнить себя человеком.
Ибо рыбы кричат впустую,
Ничего в полуметре не слышно.
Видно, правда, как лязгают жабры,
Но бессмысленно это удушье.
Подождем покамест потопа,
Нам утопшие будут друзьями
И святая дрожащая муза
Щелкнет клювом прощай де, родимый.
Я глаза закрываю и вижу
Как кричит немая славянка,
Потихоньку струится зеленка
И никто ее, вроде, не слышит.
2
Черным телом боясь изумруда
Что по улице тихо струится, снедая свидетелей,
Льет в глаза свои, и оттуда
Усмехается тем, что остались, де зря вы заметили;
В черном небе, в соседнем проулке
Я кого-то молю об умершем тепле, но соленая
Ядовито мерцая и гулко
Претворяет молитву в похлебку с червями зеленую;
В светлой теми, где боль умирает
В зеленце сладковатой и кислой, в глухом безразличии,
Тем, кто в этой ночи замерзает,
Кровь мерцает моя то ясней, то тусклей, без различия.
3
Где крыланки, крича, уже не летают
Льдом холодным дыша, где совсем хорошо,
Где оттаялась вся водичка мерцая,
Набежав солонцой на ребристый пятак,
Носом зелень глотнув, ладья травяная
У которой стучит за ребром молоток,
Корабельщик утоп, одним из сердечек
Пьет волну, находя то уток, то поток;
Захлебнулась вода, и глубже, чем в тверди
Облак, легкий вечор, синий снег разбросав,
Тормозя по низам, забывшися вчерне,
Льдом холодным дыша, закрепил паруса.
V
Из Яна Стейна
Пойдем, немая муза, в кабак что ли.
Вокруг струясь, летает глухой ветер.
Он в этот дикий холод оглох, бедный.
Прекрасный город я прохожу мимо,
Довольно мне друзей и блядей хватит.
Пойдем со мной в кабак, где текут вина.
А лучше не пойдем, нам и здесь кисло.
Там рок-н-ролл дурацкий звучит тошно.
Зимою говорят: береги уши.
Куда же нам идти, а кабак рядом.
Там сыто и тепло, хорошо очень.
И если очень худо — еще полста.
Немая муза, плача, стакан просит.
Бери же свой стакан, веселись, муза.
VI
Оставь, Катулл, забудь свои притязания,
Твоему горю уже ничто не поможет.
Не нам исправить ни жизнь, ни Лесбию,
Осталась только печаль тихая.
Смотри, вокруг встает из пепла Отечество,
Лишь визжат, жалобно воя, враги как свободы,
Так демократии, тупость дряхлая.
Но не вернуть никогда Лесбию.
Смотри, вступает в жизнь девичество новое,
Так юны, так хороши, так прекрасны они, что
Забыл бы все, что они не видели.
Но нет меж ими, увы, Лесбии.
VII
Что ни явись позорной страсти плодом,
Будь то Ахилл и Агамемнон вкупе,
Елена, вожделенная данайцам
Иль Зевса неопознанная смена,
Сей плод равно — плод блуда и разврата,
Покуда боги управляют миром
И им еще до девок дела нету.
Давай теперь на божество ссылаться,
Минутные оправдывать влеченья.
Все страсти вне закона, потому-то
Они равны в постыдности счастливой,
Влюбленные грешны и непорочны.
Не ревность старца водит нас по кругу,
Но жизнь души, покинувшая душу,
Сама с рабом немым блудя сравняла
И пустота меня переполняет.
Я дед внучка! Убийственно известье
Благое это. Десять лет хотел я
Твой плод назвать и так, и по-другому.
И счастье, и позор твои ужасны.
Скажу тебе, что сука ты, Даная.
Пусть сбудется пророчество глухое,
Твою любовь к богам я утоляю.
Умерь, Кронид, перунов громыханья,
Меня минуло и испепелило
Былой любви увядшее страданье.
Что мне до сроков: разорвутся нити,
И смерть в истоке восторжествовала,
Летят по небу солнечные диски,
Застыл в броске какой-то юный мальчик.