Женщина не подняла головы и не повернулась к нему.

– Это не очень много, верно?

– Но это не так уж и плохо, – ответил мужчина, словно обороняясь. – Все дело в том, что эта дрянь неважно расходится. Большинство людей по-прежнему покупает стандартные марки, а эти баночки стоят себе на полках. Когда кто-нибудь покупает хоть одну – это большое событие. Вроде рождества. И они помнят, кто у них это купил.

Он вздохнул, словно сбрасывая с плеч ношу.

– Конечно, это немного, – досадливо сказал он. – Это даже значительно меньше, чем кажется. Если яд куплен свыше месяца назад, все пропало: тогда они не вспомнят. Но что я ещё могу? Я тебе уже говорил: я не Дэрроу. Я просто чертовски настырен. Я делаю всё, что могу, инструментами, которыми располагаю, а всё, чем я сейчас располагаю – это баночка с ядом. Так я разнюхаю, откуда он взялся, насколько можно основательнее, а если это не пройдёт, попробуем что-нибудь другое. Если бы я только смог придумать, что же ещё попробовать.

– Одиннадцать лавочек – это уже сложно, – заметила женщина. Она выпрямилась, счищая с юбки пыль и траву. – Если даже в одной из них и продали яд Майклу, они могут ничего и не вспомнить.

«Так это – Сандра, – поняла Лора. – Так это – жена Майкла». Она подошла поближе к женщине и воззрилась на неё, неосознанно пытаясь увидеть Сандру не столь красивой.

Она осмотрела нежное остренькое личико, выискивая хоть пятнышко на коже, желая, чтобы серые глаза были поменьше, а нос покрупнее. Лора стояла к Сандре настолько близко, насколько когда-либо стояла женщина к женщине и, невидимая, казалась себе откровенно безобразной по сравнению с ней.

– Они там с тобой нормально обращаются? – спросил мужчина. Он ссутулился, пока тут стоял. Время от времени он посматривал в упор на изящную женщину рядом с собой и делал попытку распрямить согнутые плечи.

– О да, – сказала женщина, – очень хорошо. Они безупречно вежливы, – она рассеянно улыбнулась, глядя на могилу. – Интересно, а что бы подумал Майкл, если бы узнал, что я – в тюрьме. Майкл всегда так любил всех защищать.

– Угу, – сказал мужчина. – Я сразу подумал, что драться с ним на вечеринке не было дьявольски хорошей идеей. Окружной прокурор вызовет в суд каждого, кто там был, и я не очень много что смогу тут сделать. Напрасно ты не потерпела до возвращения домой.

Женщина медленно повернулась и взглянула на него.

– Он был пьян. Ты не знаешь, как это вышло. Он был пьян и свалял полнейшего дурака перед президентом факультета. Он острил, пел, затевал с президентом какие-то дурацкие споры. Все женщины смотрели на меня, поскольку я – его жена, а я не могла его остановить. А все мужчины прикидывали, как они могут втереться в окружение президента, приняв его сторону против Майкла. Всё, над чем я трудилась, вылетело в тот вечер в трубу. Нам только и оставалось, что перебраться куда-нибудь и начать всё сначала. А когда случается нечто подобное, они пишут соответствующие письма. Я знаю, что это так. В конечном счете, Майкл мог бы…

Мужчина перебил её с нарочитой грубостью.

– Теперь поняла, почему я тебя никуда не выпускаю до главного заседания? Ты всё это проигрываешь на подобный манер, а звучит это так, как если бы ты вполне могла кого-то убить. Будь спокойней. Если ты станешь разумно вести себя в суде, ты подкинешь прокурору крепкий орешек. Давай, по крайней мере, заставим его немного поработать.

– Ты все ещё веришь, что я могла бы убить Майкла, – в голосе женщины было мягкое и спокойное достоинство, которое восхитило Лору, хотя Лора отлично знала, что та играет. Женщины куда лучше умеют изображать невинные жертвы, чем мужчины, как подумала она: женщина чувствует, в чём драматизм роли, мужчина же только и видит, что происходящие с ним несправедливости и воет.

– Думаю, ты бы могла это сделать, – сказал мужчина, – я здорово уверен, что ты этого не совершила, но я никогда по-настоящему ни в чём не уверен.

– Это, должно быть, печально.

– Это удерживало меня от того, чтобы жениться и быть убитым или лишиться права адвокатской практики. Печально – когда думаешь, будто есть в мире что-то несомненное, и приходится его искать. А без этого всё, в общем-то, – весьма неплохо. Удерживаешься от того, чтобы проводить много времени в местах вроде этого.

– Майкл был моим мужем, – пробормотала женщина. Взгляд её стал сонным и самодовольным. Такой взгляд часто появляется у женщины, которая только что родила… – Мне пришлось сюда прийти. Я бы себя как-то не так чувствовала, если бы не пришла сюда сегодня.

– Почему? Если ты надеешься произвести впечатление на сыщиков окружного прокурора, забудь об этом. Они ждут снаружи. А если ты пытаешься убедить меня, что любила мужа – так я и без этого отвезу тебя домой, как только ты будешь готова.

– Я любила его настолько, насколько могла, – женщина смотрела на могильный холмик. – Иногда я думаю, а способна ли я вообще любить. Не уверена, что это так. Майкл не покончил бы с собой, если бы я его любила по-настоящему.

– Ты выбрала себе весьма выигрышную позицию, – заметил мужчина. – Писатели прежде частенько сочиняли книжки о бабах, которые спят с ледяными истуканами, так как этих баб переполняет любовь к человечеству, и им требуется с чего-то начать. Теперь – совсем иная история: всем жаль женщину, которая никого не способна полюбить. И теперь она спит с ледяным истуканом, стремясь погубить себя. Для ледяного истукана разница чертовски невелика. И в любом случае, я не чувствовал бы себя шибко скверно из-за того, что не люблю твоего мужа. Он не любил тебя.

Женщина повернулась к нему так стремительно, что сломала розу.

– Это не так. Майкл любил меня. Если он хоть что-нибудь в мире любил-так это меня. Он мне об этом говорил по десять раз в день. Меня это пугало, ведь я знала, что не заслуживаю подобной любви. Нередко я предупреждала его, чтобы он не любил меня так сильно, – её нежный голосок зазвучал выше, узкое лицо было совершенно бледным. -Ты и заикаться не смей, что Майкл не любил меня! Ты ещё очень многого не знаешь ни о Майкле, ни обо мне.

– А разве это не правда?- дружелюбно сказал коренастый мужчина. – Не пора ли нам идти?

– Нет ещё, – сказала женщина. Она овладела собой так же быстро, как и вышла из себя, но её руки все ещё были сжаты в кулаки и уперты в поясницу. – Я хочу просто постоять здесь с минуту. Не говори ничего. Мне не следовало позволять тебе идти со мной. Помолчи.

– Но сперва – леди, затем джентльмены, – пробормотал мужчина, -такова национальная традиция.

Женщина взглянула на него со спокойным отвращением и, отвернувшись, принялась смотреть на могилу. Голова Сандры была склонена, а ладони, теперь раскрытые, казалось, выражали тщетность любых усилий. Ветерок играл белокурым локоном, выбившимся из прически, а Сандра даже не поднимала руки, чтобы поправить волосы. Вся её сексапильность исчезла в этот момент. Сегодня вечером её можно было принять и за монахиню. И даже мужчина с массивными плечами казался до некоторой степени потрясённым.

Увидев, как губы женщины шевельнулись, произнося имя Майкла, Лора подумала: «Сандра, вдова Майкла, ты – лицемерка. И столь же запросто можешь оказаться и убийцей. Надеюсь, что ты убийца. Прости меня за это. Прости мне зависть к золотым равнинам твоего лица, но я надеюсь, и потому что я надеюсь, поверь мне – это ты убила своего мужа. Пойми меня, пожалуйста. Лично против тебя я ничего не имею за исключением того, что тебе приходилось предупреждать его, чтобы он тебя так сильно не любил. Это мне кажется тратой естественных ресурсов – мне, девушке с прямыми унылыми волосами, которая танцует, словно памятник Вашингтону. Моё отношение к тебе может показаться несправедливым и неразумным, но ты бы меня поняла, если бы мы познакомились, пока я была жива. Будь я присяжным на твоём суде, я боролась бы за твое освобождение, но я знаю, что ты виновна. Именно так работает моя мысль, или, по крайней мере, я помню, что именно так она работала. Я должна признать тебя виновной, ибо я недостаточно бесчестна, чтобы признать тебя безобразной. А я должна тебя невзлюбить, чтобы удержаться от желания стать на тебя похожей. Если бы ты меня знала, ты бы меня поняла.