Царь Ашшурбанипал совершил и снарядил множество походов, но чем дальше, тем труднее давались ему победы и тем менее прочными они были – восстание следовало за восстанием. Война как будто перестала вдохновлять ассирийцев, как раньше: портретное изображение великого царя вопреки традиции представляет его не на боевой колеснице, а в образе священного строителя – с корзиной за плечами – восстановителем храма Мардука в Вавилоне. Своей столицей Ашшурбанипал вслед за дедом и отцом избрал древний ассирийский город Ниневию, где основал невиданное для Древнего мира предприятие – библиотеку, повелев копировать и сохранять в ней все сколько-нибудь важные клинописные тексты – от литературных до медицинских рецептов.

Эту древнейшую библиотеку иногда называют «вавилонской». Даже Борхес – возможно, сознательно – не избег этой ошибки, представив себе эту первичную библиотеку в виде Вселенной, в которой уже содержатся все знаки и письмена и, следовательно, все книги, которые были и будут написаны. Однако эта протогалактика книжности была создана не в Вавилоне, а именно в Ниневии. Сам Ашшурбанипал был Великим Библиотекарем, знавшим в совершенстве давно позабытый язык шумеров. При нем в Ниневии был воздвигнут дворец, способный соперничать с прекраснейшими постройками Вавилона. В самом Вавилоне и в Уруке – на родине легендарного Гильгамеша – им были заново отстроены роскошные храмы.

Разумеется, Ашшурбанипал много воевал. Ассирии, выросшей из небольшого города-государства, так и не удалось сделать завоеванные провинции соучастниками в строительстве империи. И именно это обстоятельство оказалось роковым. Очередной мятеж Вавилона, на троне которого сидел брат Ашшурбанипала, потряс всю державу. Отпал Египет. Тут же самым неожиданным образом сказались плоды реформ, когда-то проведенных Тиглатпаласаром III, создавшим огромную и непобедимую ассирийскую армию. Не знавшая поражений на протяжении столетия, она стала утрачивать прежнюю мощь. В летописях VII века до н. э. о военных походах чаще всего сообщается, что царь такой-то «пришел и разорил» взбунтовавшуюся провинцию или отдаленные земли, но нигде не говорится, что «посадил наместника». Это значит, что походы ассирийцев больше не приносили им мира: непокорные были, разумеется, разорены и усмирены, но оставались, по сути, неподвластными и ждали лишь часа для очередного непокорства.

Вселенная, созданная пассионарным взрывом ассирийцев, начала в

осставать против Ашшура. И когда в конце VII века до н. э. на исторической арене появились скифы, налетевшие из глубин Азии, громадная ассирийская армия, раздираемая собственными «политическими» конфликтами, вовлеченная в борьбу за власть и в результате полностью утратившая былую боеспособность, не смогла противостоять им. Скифы десятки лет спокойно гуляли по коренной Ассирии, не говоря уж о присоединенных царствах. Выступление против Ассирии двух крупнейших из них – Мидии и Вавилона – довершило картину разгрома. Все крупные ассирийские города – Ашшур, Ниневия, Харрасан и Каркемиш – были попросту стерты с лица земли, ассирийская знать истреблена, население же Ассирии разбежалось по соседним землям, смешавшись с другими народами. Часть ассирийцев бежала на запад и даже пыталась основать там новое царство, но отвратить гибель уже не могло ничто. Вавилоняне добили ассирийцев в 609 году до н. э. История Ассирии свершилась.

Благодаря колоссальному письменному наследию об истории древней Месопотамии известно очень многое. Однако, обращаясь к этой истории, надо иметь в виду, что древние ассирийцы и вавилоняне представляли себе совсем иную картину мира, чем современный человек. Магия пронизывала сознание древних обитателей Междуречья насквозь. И даже наука – та же астрономия, которой так славились цивилизации Ассирии и Вавилона, – в древней Месопотамии собственно наукой не была, ибо служила прежде всего магическим целям. Считалось, что звезды и более крупные, то есть близкие к нам, светила – это не просто физические тела, а видимые, материальные тела божеств. Планета Венера считалась материальным телом богини любви и плодородия Иштар (в этом своем «мифическом» значении она и вошла потом в нашу культуру, только под римским названием). Как узнать волю богини? Проследить за тем, как движется ее небесное тело, и на основании этого пытаться истолковать ее поведение и делать какие-то выводы. Подстроить свой ритм жизни под ритм жизни светил, или богов.

Кстати, само понятие о божестве со времен Ассирии и Вавилона претерпело колоссальные изменения. Месопотамия не знала еще абсолютных божеств, как Бог иудаизма, христианства или ислама. Богов был сонм, и все они являлись частями «материального» мира: они могучи, но не всемогущественны, они знают многое, но далеко не все, они не более справедливы и милосердны, чем другие живые существа. Люди могут вступать с ними в личные отношения (от любовных до враждебных). И хотя центром жизни каждого месопотамского города был храм бога-покровителя, служение в этом храме, опять-таки по самому своему смыслу, совершенно отличалось от службы в соборе или мечети. Знающие люди – маги вели разговор с богами, чтобы привлечь к себе их внимание и отвести от себя их гнев. Цель – чисто прагматическая: обеспечить высокие урожаи, победу в войне и так далее. Исповедоваться, очищаться перед Богом – для того, чтобы духовно приблизиться к Нему как источнику абсолютного мирового Добра, – в Месопотамии просто никто не умел. Да и не понял бы, зачем это.

Человек в месопотамской системе мироздания был предоставлен самому себе и совершенно одинок. Над ним не было ни абсолюта, ни промысла, ни благодати. При этом у древнего месопотамца было совершенно иное, нежели сейчас, ощущение времени. Если современный человек идет, обратясь лицом в будущее, то в Ассирии и Вавилоне человек двигался по вектору времени, как бы повернувшись к будущему спиной. Более того, исследователь месопотамской культуры И.С. Клочков в одной из своих работ пишет, что язык тогдашней науки не ведал и самого понятия времени и поэтому, возможно, лучше вообще не упоминать это слово, а говорить просто о «будущем», «настоящем» и «прошлом». Наиболее реальным для месопотамца было именно прошлое, которое представлялось не в виде абстрактных тысячелетий или веков, а в виде конкретных событий, деяний определенных людей, предков, картин прожитой жизни. Будущее же – это то, что непременно случится в результате дальнейшего развертывания божественных предначертаний и поведения всех других существ мира. Для человека древнего Междуречья главным было понятие Судьбы – шимту.

Общее представление было такое: что-то в мире предопределено раз и навсегда. Существуют рамки космической несвободы, которые ни люди, ни боги не в силах изменить. А что-то – никем не предопределено. И это «что-то» человек добывает себе сам. Наконец, есть Судьба, шимту, которую предопределяют боги. Распознать эту судьбу – вот важнейшая задача человека. Для этого он может отправиться в храм и попросить жреца совершить гадание, скажем, на печени быка. Однако никакого влияния на исход этого гадания ни жрец, ни просящий оказать не могли. Так что, и узнав свою судьбу, человек оставался один на один с миром, он мог разве что просить богов изменить ее, но не мог быть уверен в том, что они пойдут ему навстречу. «Укрыться в боге» или в какой-нибудь «сверхидее» он не мог: ни Египет, ни Ассирия, ни Вавилон не выработали сверх-идеи, способной удержать индивидуального человека на плаву. Искать убежище он мог только среди людей, в общине. Поэтому древние общины Ашшура и Вавилона столь крепки, поэтому главным этическим понятием являлись верность, клятва.

Чтобы помочь человеку выжить, общество предоставляло ему огромное количество советов, поучений и подсказывало готовые образцы поведения – вот почему в месопотамской литературе огромный свод слагают кирпичики так называемой «литературы мудрости». Это древняя афористика, в которой сходились и предупредительные нравоучения, и гедонистические советы наслаждаться жизнью и пользоваться ею, пока есть возможность, ибо жизнь коротка.