Изменить стиль страницы

— Конечно, дядюшка Жиль оставил мне денег, — продолжала она, — но средства эти вложены в ценные бумаги, так что я смогу добраться до них, лишь когда стану старой и никому не нужной!

Не имея возможности повернуться и уйти, Корделия беспомощно наблюдала за тем, как падает на серо-белый мрамор разодранный папоротник. Она была готова пожертвовать чем угодно, лишь бы не видеть перед собой ясного, безмятежного и полного ненависти взора Алисы.

— Да, теперь я вижу, как вам тяжело, — пробормотала Корделия, пытаясь вложить в слова долю сарказма.

— Очень тяжело, но это ненадолго, — смех Алисы оказался неожиданно резким, при этом черты ее лица, обычно столь нежные и привлекательные, затвердели. Теперь, когда здесь появился Гиль, у меня есть надежда. Он — моя палочка-выручалочка. Ведь кто-то должен быть следующей леди Морнингтон. А кто для этого подходящ больше, чем я?

Корделия выдавила из себя улыбку. Ситуация казалась ей столь невероятной, что напоминала жуткое сновидение.

— Не думаю, что Гиль настроен на брак, — сказала она.

— Пожалуй, — согласилась Алиса. — Может быть, ему достаточно заманить меня в постель, таков уж он, привык добиваться, чего хочет. Но я претендую на высшую ставку. Так что, в конце концов, он должен будет на мне жениться. А пока что, если ему захочется поразвлечься с кем-либо на стороне, можно и снести это, не правда ли?

Она пожала плечиками, продолжая улыбаться. Волна ярости и жгучего стыда накатила на Корделию, когда до нее дошел истинный смысл сказанного. Она, Корделия, предназначалась для развлечения, была той тихой девушкой из магазина, с какими предки Гиля проводили время до тех пор, пока не находили себе подобающей партии. Порой, впрочем, они продолжали старые шашни и после женитьбы. Никогда еще за всю свою жизнь Корделия не чувствовала себя настолько выпачканной в грязи, настолько униженной и обесчещенной. Ибо даже сознавая, что Алиса в собственных интересах может что-то приврать и исказить, Корделия все же видела, что в словах ее есть доля истины.

Ведь Гиль Монтеро стал теперь лордом Морнингтоном, какими бы оговорками он ни обставлял этот факт. Приняв ответственность за благополучие рода, он нуждался теперь в законном наследнике, а стало быть, и в жене. Почему бы тогда не взять на эту роль кузину, готовую смотреть сквозь пальцы на то, как он развлекается с кем-то вроде Корделии.

Неведомым ей самой образом Корделия сохранила самообладание. Ее даже хватило на вымученную формальную улыбку, которая должна была продемонстрировать ее полнейшую незаинтересованность в том, на ком Гиль собирается жениться и с кем задумывает спать.

— Ну что ж, могу только пожелать вам взаимного благополучия, — сказала она бесстрастным голосом. — Право, вы отлично подходите друг к другу. А теперь прошу меня извинить…

Она повернулась, как на шарнирах, и, не оглядываясь, пошла к выходу из оранжереи, а негромкий, торжествующий смех Алисы сопровождал ее бегство, отдаваясь в ее ушах громовыми раскатами.

В гостиной продолжался прием. Гости неспешно ели, наполняли бокалы, серьезно беседовали и весело смеялись. Только Корделия чувствовала себя здесь совершенно чужой, ведь за те немногие минуты, что провела она в оранжерее, Алиса убедительно и толково доказала ей, как низок ее статус в собравшемся здесь в обществе.

— А вот и вы, Корделия, — проговорила леди Морнингтон, неожиданно возникая перед нею. Ее доброжелательное лицо вдруг слегка нахмурилось. — Дорогая, с вами все в порядке? — спросила она. — Вы белее мела.

Корделия была рада ухватиться за этот предлог, чтобы уйти под предлогом нездоровья. Тем более, что и лжи тут не было: она чувствовала себя больной и разбитой. Но она не успела этим воспользоваться. Гиль уже приметил ее и решительно направлялся к ней.

Крепко взяв ее за руку, он с улыбкой сказал:

— Думаю, что Корделия страдает исключительно по причине голода. С самого приезда она ничего не ела.

Действительно, Корделия не успела позавтракать, а здесь она тоже не притрагивалась к еде, но, несмотря на пустой желудок, она и думать не хотела об этом.

— Я не хочу есть, — сказала она упрямо.

— Чепуха, — заявил он с не меньшим упрямством, подталкивая ее к двери гостиной. — Вам необходимо поесть. Советую начать цыпленком. А как насчет копченой форели?

Он наполнил ее тарелку всяческими яствами, нашел для нее стул — безупречно внимательный, гостеприимный хозяин дома. Корделия послушно заработала вилкой, с трудом проталкивая еду в глотку, что не укрылось от внимания Гиля.

— Да что с вами? — спросил он, присев рядом с ней. Сейчас он был настолько близок, что ей передавалось шедшее от него тепло и даже жар влечения, которое, как она точно знала теперь, ему никогда не удовлетворить.

— Ничего, — она слабо покачала головой. Не могла же она передать ему тот недолгий разговор, что состоялся у нее с Алисой.

— Неужели вы всерьез думаете, что я удовлетворюсь вашими отговорками? Что-то удручает вас. Куда это вы, кстати, пропали, сбежав от меня?

— Никуда я не убегала. Просто тот оборот, который приняла наша беседа, показался мне отвратительным, и мне захотелось глотнуть свежего воздуха. Я была в оранжерее.

— Отвратительным? — его явно зацепило это слово, и теперь он, продолжая улыбаться, мстил ей беспощадной откровенностью. — Послушайте, Корделия, как вы не любите правды. А она в том, что нас тянет друг к другу, тянет неудержимо! И это для нас обоих не новость. Я желал вас в тот день, когда вы вошли в мой дом в Ла Веге, и что бы вы ни говорили, я знаю, что вы испытывали то же самое. И дело не в моем тщеславии, это очевидный факт. Когда же вы решитесь?

Он хочет, чтобы я грела его постель, пока не надоем, думала она горько. Понаслаждаться со мной, а потом отбросить.

— Я не хочу быть с вами, Гиль, — сказала она. Он издал недоверчивый смешок.

— Вы просто трусите жизни, реальной жизни, — проговорил он. — И как долго вы намерены пользоваться трауром по отцу, чтобы хранить себя, как экспонат в стеклянной колбе? Неужели ваш отец мечтал о такой участи для своей дочери? Начните жить, Корделия. Кто знает, может, тогда вы снова займетесь живописью.

— Не желаю говорить об этом, — почти закричала она неожиданно низким голосом. — Что дает вам право читать мне лекции?

— Та же забота о ближнем, которая дала вам право напоминать мне о моих обязанностях в Ла Веге, — безжалостно изрек он. — Я всего лишь плачу услугой за услугу. Так что не стоит об этом, Корделия.

Она попыталась подняться, но он властным жестом положил руку на ее колено, так что она уже не могла уйти, не вызвав сцены, которая привлекла бы всеобщее внимание. И опять, как прежде, прикосновение его пальцев вызвало сладкую, тревожную дрожь, пробежавшую по всему телу.

— Дайте мне уйти, — прошептала она. — Я хочу вернуться домой.

Но еще с минуту он держал руку на ее колене, а взгляд его вонзился в ее глаза, призывая к повиновению. Она не поддалась взгляду и выдержала прикосновение, ничем не выдавая безумную, лихорадочную радость, охватившую все ее существо. Многолюдье мешало Гилю двинуть руку к ее бедру, но она почуяла, как ему хочется этого, и мощь его желания подарила ей такое эротическое переживание, что она еле смогла скрыть его.

— Дайте мне ключи от вашей машины, — сказал он.

— Зачем? — Она уже ничего не понимала, да и говорить могла с трудом.

— До ворот, где стоит ваша машина, очень далеко, — объяснил он. — Я распоряжусь подогнать ее ко входу.

А затем он оставил ее, и она наблюдала, как он легко переходит от одной группы гостей к другой, то там, то здесь вступая в разговоры; она слышала его смех и видела, как рука его обнимает плечи неизвестной, очень аппетитной девицы.

Нет, Алиса права. Может быть, в этом зале находится женщина, которая однажды станет леди Морнингтон. Вероятно, она будет достаточно воспитанна, чтобы не обращать внимание на постоянное волокитство и частые измены мужа.

Гиль так и не подошел к ней больше. Ее провожала леди Морнингтон, поблагодарившая ее за визит и пожелавшая ей всего наилучшего в наступающем году.