– Ты считаешь меня какой-то машиной. Ты думаешь, что я не способен на человеческие чувства: любовь, страх, боль или голод – только потому, что стараюсь не показывать их. Но меня пожирают страх и боль, и я так люблю тебя, что, просыпаясь по утрам, я боюсь открыть глаза и не увидеть тебя. Когда ты идешь за покупками в магазин, я хочу быть рядом, чтобы тебя не сбил автобус. Ты разговариваешь с другим мужчиной, и я уже знаю, что потерял тебя. Когда ты смотришь на меня, мне кажется, будто ты видишь перед собой морщинистого старика, который до смерти боится остаться один.
– Нет, – возразила Лиз. – Нет. – Она поцеловала меня и обняла так крепко, будто хотела остаться возле меня навсегда.
Глава 11
Лиз
Вначале Сайлас очень беспокоился о Бобе. И я тоже. Я и не переставала волноваться, но, в конце концов, Боб пострадал, спасая собственную шкуру, а не совершая подвиг, поэтому я сочла, что могу быть избавлена от бдения возле его постели, когда он распивал кока-колу и оплакивал себя.
Происшествие в посольстве расстроило Сайласа лишь постольку, поскольку все это разволновало меня. Не то чтобы я поощряла его пожалеть себя – наоборот, я делала все, что могла, чтобы помочь ему взять себя в руки. После того как мы убаюкали Боба, Сайлас на цыпочках пошел ко мне.
– Расскажи мне, что случилось, Сайлас, – сказала я.
И он подробно рассказал, как они с Бобом прокладывали себе дорогу из посольства, как у Боба сдали вдруг нервы и на полпути он решил рвануть.
– И так бы все обошлось, – заявил Сайлас.
Я обняла его утешительным жестом.
– Конечно, обошлось бы.
– Я люблю тебя, гусеничка, – сказал Сайлас. – Я без тебя жить не могу.
– Можешь, – возразила я.
Он повис на мне, будто я была обломком в океане, а он потерпевшим крушение. Какое-то время мы стояли молча. Наконец я спросила:
– И сколько у нас осталось денег?
Сайлас ответил:
– Пять тысяч шестьсот шестьдесят четыре фунта восемьдесят шиллингов и четыре пенса.
– А аренда коттеджа, да у нас есть еще две машины и этот металлолом. Ты что, забыл?
– Извини. Об этом я забыл.
– Не бойся, Сайлас, – уговаривала я.
– Всем когда-нибудь становится страшно, – ответил он.
– Постарайся не подавать виду. Нам нужно быть в лучшей форме. В любой момент кто-то может задать вопрос.
– Ну а я могу отказаться отвечать, – со злостью отрезал Сайлас.
– И это будет верный признак, – прокомментировала я.
– Ну их к черту, – отмахнулся он. – Мне нужно немного отдохнуть в гостинице, не бери в голову, у нас достаточно денег, чтобы немного отдохнуть, это точно.
– В зависимости от того, что называть отдыхом, – возразила я. – Не можем же мы прерваться на три месяца, как ты планировал, когда деньги были уже почти у нас в кармане.
– Не теряй чувства меры, – посоветовал Сайлас. – Я отвечаю за храбрость, а твоя задача – сохранять чувство меры.
– Как скажешь, – согласилась я.
– Может, мне оставить тебя, – рассуждал Сайлас. – Наверное, так будет лучше для нас обоих.
В ожидании ответа он внимательно следит за выражением моего лица.
– И не вздумай, – сказала я совершенно хладнокровно. – Ты нам нужен.
Он со злостью вцепился мне в руку, но я высвободилась.
– Ты мне нужна, – сказал Сайлас. – Ты нужна мне больше, чем я тебе, ну, кто может заменить мне тебя?
– Есть масса девчонок, которые сломя голову бросились бы за тобой, покрасивее и поумнее меня. Ты можешь без труда найти мне замену. И не притворяйся, что ты не знаешь, как на тебя реагируют женщины.
– Ну, ну, детка, – начал он, подошел ко мне и нежно обнял.
В комнату проникал сумеречный свет. Мы долго стояли без движения. С Парк Лейн доносился шум машин. В парке сгущался зимний туман. Он мягко окутывал деревья, оставляя на виду только верхушки самых высоких. Я чмокнула Сайласа. Он уже не такой высокий, как когда-то. А может, это мы с Бобом подросли.
– Не обращайся со мной как с бездушной машиной, – продолжал Сайлас. – Мне не чужды человеческие чувства: любовь и голод, так почему бы мне не показать свой страх?
– Страх здесь не при чем. И ты прекрасно знаешь это. Просто прекрати манипулировать мной.
– Иногда я просыпаюсь утром и боюсь открыть глаза: вдруг я не увижу тебя.
– Брось это, Сайлас, – оборвала я его.
– Когда ты идешь за покупками в магазин, мне кажется, что я должен быть рядом, иначе ты попадешь под автобус. Когда ты разговариваешь с другим мужчиной, я уже уверен, что потерял тебя.
– Нет, Сайлас, нет.
– А когда ты смотришь только на меня, меня одолевает страх, что ты видишь перед собой старого, морщинистого человека, до смерти страшащегося быть брошенным.
– Нет, Сайлас, – сказала я. – Меня больше этим не возьмешь. Ты думаешь, что меня можно обвести вокруг пальца. Ты даже не удосуживаешься разнообразить свои уловки, хотя они уже давно не действуют. – Я всхлипнула и поцеловала его. – Нет, нет.
Мне не хотелось бы, чтобы он видел мои слезы, но не смогла сдержаться.
Вечером Сайлас повел меня в город. Я надела серебряное платье и норковую накидку, на Сайласе был его новый вечерний костюм с высоким вышедшим из моды воротничком и монокль в золотой оправе, который держался у него в глазу, даже когда он смеялся. Мы наняли шофера для черного блестящего «роллса» Сайласа и поехали в ресторан, потом на какой-то прием, затем на дискотеку и, наконец, в игорный клуб под названием «Изабельс». Сайлас выиграл у столов пятьдесят два фунта, купил всем шампанское и не в меру щедро отблагодарил крупье. Став на двенадцать фунтов богаче, он почувствовал себя очень лихо и поставил десятифунтовый жетон на десять и одиннадцать. Он выиграл сто семьдесят фунтов. И затем поставил весь выигрыш на нечетные и тридцать три, и выпало тридцать три, так что он удвоил свой выигрыш. Потом он поставил по двадцать пять фунтов на один, два, четыре, восемь, шестнадцать и тридцать два. Это удваивание чисел было то, что Сайлас называл своей системой. Выпало тридцать два, и он получил почти тысячу. Я с трудом оттащила его от стола, и мы пошли вниз. Мы выпили в баре и решили потанцевать. Сайлас был счастлив.
Это была дискотека для богатых немолодых типов с короткими стрижками и крахмальными воротничками. Музыка была слишком медленная и нудная. Как и сами танцоры. Никто не толкался и не проливал виски на твое платье. И на мгновение я снова увидела Сайласа сквозь тот угар, в котором родилась и моя любовь к нему. Я прижималась к нему, и мы танцевали, воображая, что вернулись на пять лет назад.
Мы уже потягивали последний бокал и собирались уходить, когда к Сайласу обратился толстяк в вечернем костюме с белой гвоздикой.
– Это вы выиграли там наверху такую маленькую кругленькую сумму, сэр? – начал он и провел пальцем по тонким усикам.
– Да, – произнес Сайлас, сделав последний глоток из своего бокала.
К толстяку подошел бармен и принял его заказ: большое бренди и «что мои друзья пьют – повторить».
Сайласу не нравилось, когда с ним в барах заговаривали посторонние. Может, потому что обычно жулики именно таким образом ловят своих жертв. Но, как я поняла, на этот раз он посчитал, что нашему положению уже ничего не повредит.
– Люблю удачливых людей, – сообщил толстяк. – Я всегда надеялся, что, может, и мне перепадет немного их удачи. Извините, что позволил себе угостить вас, но, если вы уже собрались уходить, не смею вас задерживать.
– Мы не так уж спешим, – заверил Сайлас.
– Прекрасно. Хотите сигару? – предложил толстяк.
Сайлас кивнул. Толстяк обратился к бармену у стойки:
– Кении! Принеси, пожалуйста, парочку «Корон».
– Это я должен угощать вас, – кокетничал Сайлас.
– Нет, нет, нет, – запротестовал толстяк. – Выигрыши приносят пользу и самому заведению. По крайней мере, так считается. Я всегда говорю своему партнеру, побольше такой пользы – и мы очутимся на Карли-стрит. – Наш новый знакомый засмеялся своей остроте.