Я сказал:

– Леденец, бери деньги и направляйся сейчас же к Рандеву Два. Как понял? Прием.

– Прием, – откликнулся Боб, и прежде чем он успел отключить связь, я услышал, как взревел мотор.

– Рандеву Два… Прием… Как дети, – презрительно фыркнула Рита.

Глава 18

Боб

Сказочная страна Фенисия соединяет Эгейское море с Египтом. Древние цари Месопотамии и Египта стремились завладеть этой щедрой плодородной землей, с одной стороны огражденной морем, а с другой защищенной горной цепью. Над южной частью внутренних массивов возвышается пик Хермон, у подножья которого берет начало река Иордан, бегущая на юг в Галлилею и впадающая в огромное Мертвое море. Именно здесь и гибнет речная рыба.

Рандеву Два было на полпути между двойными горными хребтами, и когда солнце скользило вниз по небосклону, тень западных вершин ползла вверх по подножью гор, обгоняя нас, пока почти вся гора не скрылась в темноте.

Лиз прижалась ко мне. Она взяла рацию и потрясла ее, затем сняла заднюю крышку и поплотнее прижала батарейки к контактам.

– С ней все в порядке, – сказал я ей.

– Ты хочешь сказать, что Сайлас и не пытался вызывать нас?

– Вот именно.

На мгновение я было подумал, что она сейчас завизжит или разрыдается, но она не сделала ни того, ни другого, а просто внимательно посмотрела мне в глаза. Я взял черный портфель-сейф Сайласа и отверткой взломал замки. В портфеле лежали два плоских металлических бруска, которые, без всякого сомнения, весили ровно столько, сколько восемьсот тысяч долларов.

– Пусто, – тихо проговорил я, хотя Лиз и сама это видела.

– Ты, кажется, не очень удивлен.

– Я не удивлен. В какой-то мере мы сами избавились от него. Он знал, что так дальше продолжаться не может.

– Разве мы говорили ему, что так дальше продолжаться не может?

– Намекали…

– Наверное, ты прав. – Она не долго размышляла над ответом. – Дай ему еще часик, – попросила она.

– Хорошо, – сказал я.

Но Сайлас исчез навсегда. В углу портфеля я нашел визитную карточку. На одной стороне была надпись: «Сэр Стивен Латимер. Президент. Амальгамированные минералы, Инкорп». На обороте было нацарапано: «Ха, ха, ха». Я сложил ее и выкинул.

– Он сбежал с этой Ритой, – сказала Лиз.

– Вот именно, – кивнул я. – Думаю, деньги они положили в ее дорожную красную сумку.

Воздух был чист. Никогда еще не вдыхал такого чистого воздуха. Этот воздух проносится тысячи миль над пустыней, не встречая на пути ни одного завода, здания, мусорной свалки, ни одного кафетерия.

– Понюхай воздух, – предложил я Лиз.

Она сделала глубокий вдох, посмотрела на меня и пожала плечами.

– Разве это не самый чистый воздух, которым мы когда-либо дышали?

– Нормальный, – недоумевала она. – Воздух как воздух.

– Наверное, так, – сказал я.

Но мне казалось, что я всю жизнь провел в угольной шахте и впервые в жизни дышу свежим воздухом. Это было мое причащение к роскоши, обычной и привычной для всего мира. Нет, мне никогда не привыкнуть к этому. Я в этом уверен.

Я жадно втягивал воздух после бессонной ночи. Вдруг неожиданно отворилась дверь камеры. Вошел новый мусор, зажимая нос платком. Это верный признак, что он новенький. Все они сначала не могут переносить утреннюю вонь, а через пару недель постепенно привыкают. Это был высокий, тощий лягавый очкарик.

– А где Чарли? – спросил я.

– Уехал, – сказал тот. – Поездом вчера вечером. И что, у вас так всегда?

– Что именно?

– Вонь.

– Ничего не чувствую, – ответил я.

Он опять прикрыл нос платком.

– Я никогда не смогу переносить это. – Его голос звучал приглушенно из-под платка.

– Да уж, – согласился я. – Я вот подумываю уйти в отставку.

Мусор рассмеялся. Для лягавого он вполне приличный парень. Подумать только, ему не нравится запах. Я засмеялся и вдохнул воздух с такой силой, что от напряжения у меня заболели легкие. И что за черт, я ощутил аромат растений пустыни и сильного ветра и захмелел.

Это как детская игрушка, когда у тебя на глазах меняются форма и цвет. Легкий ветерок шуршал по долине, пытаясь улизнуть поскорей домой до наступления ночи, и вдоль края второго горного хребта – анти-Ливана – последний солнечный луч высверливал полость в горной породе, заполняя ее золотом.

– А далеко отсюда твой Евфрат? – поинтересовалась Лиз.

– Триста миль.

– Птичьего полета?

– Да, не нужно объезжать крупные города.

– И там много древних цивилизаций?

– Вдоль всего Евфрата, – сказал я. – Но я хочу повидать именно Вавилон. Там правил Хамурапи в двухтысячном году до нашей эры. Вот это была личность. Управлял самой мощной, самой сложной империей, известной в мировой истории, – от Бейрута до Персидского залива.

– Он все время думал только о себе, – сказала Лиз.

– Он установил законы. Ввел налоги, контракты, долговые обязательства и завещания.

– Вот негодяй, – неожиданно сказала Лиз. – Но Рита ведь заглянула в портфель: «Здесь, должно быть, несколько миллионов…»

– А он был пуст. Вот здорово! Они обошли нас.

– Который час?

– Пять тридцать, – ответил я.

Она снова потрясла рацию.

– До Хамурапи царил хаос, – продолжал я о своем.

– Он все тщательно продумал.

– Он был фанатом, но именно это мне в нем и нравится.

– Ну его к черту! – воскликнула Лиз. – Иногда мне кажется, что в мире одни только мошенники. У нас есть палатки?

– А я нет, – ответил я. – Да, палатки у нас есть.

– А вода и еда? Ты только случайно не мошенник.

– Конечно. И лопаты, и бензин, и масло, и фонари, и одеяла. Карты, справочники, фотоаппарат, печатная машинка, непромокаемая одежда. Даже веревка и крюки для маркировки местности. Помнишь наш план? Мы экипированы как экспедиция.

Лиз застегнула пальто и замотала вокруг шеи шарф. Она наклонилась и поцеловала меня.

– Я люблю тебя, – сказала она.

– Я люблю тебя, – ответил я.

Мне нравилось повторять это. Лиз провела пальцем по моему лицу, будто размышляя, не стоит ли расплавить его и слепить заново.

– Тогда не сиди, Хамурапи. Вези меня в Вавилон.