Этот бросок был необдуманным и бессмысленным – непроизвольная реакция обезумевшего отца. Чан Пин просто сделал шаг назад с полуоборотом, пропустив мимо себя старика и тот врезался в кузов грузовика. Вот-вот должен был наступить конец всему: Чан Пин все еще сжимал в руке свой нож, спина старика представляла собой большую и временно неподвижную мишень. Но Чан Пин схватился с худшим противником – с самим собой. Все еще находясь в состоянии потрясения от убийства Линя-младшего, он не мог заставить себя ударить Линя-старшего.

– Беги! – крикнула Диана. Но ее предостережение прозвучало слишком поздно. Старик оттолкнулся от грузовика и взмахнул рукой, его нож описал широкий полукруг. Чан Пин отпрыгнул в сторону, но лезвие ножа задело его рубашку, рассекая ткань. Папа Линь занес нож над головой и прыгнул вперед, нанося яростный колющий удар сверху вниз. Чан Пин пригнулся, наклонив голову, но неверно понял намерения старика, решив, что тот нанесет еще один удар сбоку. Как раз вовремя он сообразил, что оказывается не сбоку от возможного нападения, а как раз снизу. У него оставалась доля секунды для того, чтобы изменить положение. Он успел сделать это… Отступив назад.

Диана продвигалась вдоль стены, пока не оказалась у двойных дверей, выходивших наружу, в переулок.

Чан Пин двигался слишком медленно, будто вдруг истощил все свои силы. Или постарел на много лет. Когда Линь снова пошел на него, он неверно выбрал положение и позволил прижать себя спиной к пикапу: Диана успела заметить на его лице выражение удивления, смешанного с ужасом, когда он почувствовал, что его спина уперлась во что-то твердое. Но у него хватило ума развернуться боком, уменьшая зону поражения, и выбросить вперед ногу. Таким образом Чан Пин саданул старика в живот. Старик застонал и упал. Теперь он беспомощно лежал на полу. Но Чан Пин не пошевелился. Диана увидела блеск в его остекленевших глазах. Тогда она ринулась вперед. Она бросилась всем телом, упав на Линя и вцепившись в его костлявую шею. В панике он выронил оружие. Диана оторвала его голову от пола и резко ударила его затылком об пол… один раз, другой. Он попытался перекатиться в сторону, сбросив ее с себя, но Диана как-то ухитрилась поменять хватку, вцепившись ему в виски и снова ударила его головой об пол.

Его тело обмякло. Она скатилась со старика, тяжело дыша. Когда Чан Пин взглянул на нее так, словно впервые увидел, она поняла, что теперь все зависит от нее. Она поднялась на ноги, и, стащив брезент с кузова пикапа, не глядя набросила его на два тела на полу.

Диана схватила Чан Пина за обе руки и крепко сжала их.

– Пошли отсюда! – выпалила она. – Быстро!

У нее еще хватило рассудка подобрать свой рюкзак, но, когда они уже прошли половину переулка и она вспомнила, что обручальное кольцо ее матери осталось лежать где-то на полу в грязном сарае для лодок, она даже не сбавила шага. Кольцо явилось платой; а плату ты никогда не получишь назад, за что бы ты ни заплатил.

С одной стороны склады, высокие, запретные, с другой стороны грязные хибары, провонявшие дерьмом и мочой, а впереди, вдалеке, свет… много движущихся огней. Городская площадь. Там толпа. Они смогут затеряться в ней.

Когда Диана выскочила на площадь, по левую руку вдоль набережной высокий человек западного вида размеренно двигался навстречу нескольким представлявшим официальных лиц китайцам. Европеец был в пятидесяти метрах от нее, его голова шевелилась – вверх-вниз, будто в вежливом разговоре. Мгновение Диана просто стояла на цыпочках, выискивая поверх голов путь, по которому можно убраться отсюда, но внезапно мужчина повернул голову в ее сторону и с лишившим ее сил чувством потрясения она узнала его.

– Уоррен!

Диана бросилась вперед сквозь толпу, пока не оказалась всего в метре от Хонимена. Она чувствовала взгляды тысяч пар глаз, устремленных на нее, разрывавших ее на кусочки, но ее собственный взгляд не отрывался от лица американца. Молчание, казалось, длилось очень долго.

Потом он произнес громко и довольно сносно по-китайски.

– А-а, Диана! Я думал, что мы оставили тебя там. – Он протянул руку и потрепал ее по руке. После стольких сцен насилия, виденных ею, его дружеское прикосновение стало для нее знаком покоя и порядка.

– Почему бы тебе не пойти вниз и не прилечь, что ты на это скажешь, а?

Глава 29

Когда Ло Бин вошел в кабинет Сунь Шаньвана, он решил, что там находится примерно человек двадцать. Большая часть присутствовавших, казалось, впала в истерическое состояние.

Сам Сунь сидел на своем обычном месте с торца длинного стола спиной к окнам, которые теперь смотрелись просто как белые прямоугольники, так как их заливал яркий утренний свет. Он держал обе руки на деревянной поверхности стола прямо перед собой, а на лице его застыло непроницаемое выражение. Его глаза были закрыты. Ло Бин подумал, что Сунь пытается создать вокруг себя островок спокойствия и неподвижности для поддержания своей выносливости и присутствия духа.

Однако Сунь словно ощутил появление в кабинете нового человека, будто уловил новое завихрение воздушного потока и в без того уже бурлившей атмосфере. Он повернул голову так, что лицо его оказалось обращенным к Ло Бину, и открыл глаза. Генерал поспешно отвел взгляд, покраснев от странного чувства вины, которое испытывает человек, увидевший как кто-то просыпается.

Сунь встал. Крики, ругань, стуки кулаками по столу, тыкание пальцами в папки с документами сразу же прекратились. Инспектор тихим голосом отдал приказ, и кабинет мгновенно опустел. Остались только Сунь, Ло Бин и начальник штаба Ван.

Сунь снова уселся и вытянул руки вверх, устало потягиваясь. Ло Бин обратил внимание, что в этом его жесте нет ничего показного, актерского; Ван встал за плечом Суня, дав безошибочно гостю понять, на чьей он стороне.

– Они все возбуждены, – устало пояснил Сунь, указывая генералу на стул. – Необычное время.

Ло Бин расценил это так, что замечание относится не ко времени суток – было восемь утра.

– Чтоб вам пришлось жить в интересное время!

– А, старое проклятие… Да, оно подходит сюда, я думаю. За последнее время Китай переживал не много таких моментов.

– Моментов?

– Периодов, когда власть может или перейти в другие руки, или утечь через десять тысяч сливных труб в канализацию. Мне сказали, что у вас возникли проблемы в кампусе.

– Некоторые из студентов развешивают дацзыбао.

– На политические темы?

– Кое-какие откровенно политического характера; многие юнцы предлагают различного рода акции и выступления на похоронах Председателя на следующей неделе.

– Что приравнивается к политическим выступлениям. И что же вы предприняли?

– Разбили несколько голов. – Ло Бин помешкал. – Мне доложили, что двое из заводил исчезли.

Сунь поднял взгляд на Вана, и они обменялись улыбками. Оба оценили тонкость ответа Ло Бина; в его обязанности входило казнить зачинщиков беспорядков и доложить об этом буквально, но никто никогда не смог бы проверить его рапорт. «Мне доложили…» – особенно удачное выражение, подумал Сунь.

– У нас есть проблема, – сказал он. – Мне нужен кто-то, кто был бы, с одной стороны, человеком действия и вместе с тем тонким дипломатом. – Он выдержал паузу, только добавившую напряжения в атмосферу, стоявшую в кабинете. – Нам также срочно необходим новый начальник штаба. Столько всего нужно, и так мало времени…

Несмотря на все старания, Ло Бин не смог удержаться от того, чтобы не бросить взгляд на лицо Ван Гоина. Нынешний исполняющий обязанности начальника штаба в ответ взглянул на генерала, слегка искривив губы в улыбке.

– Чем я могу вам помочь, инспектор?

– Один из моих лучших молодых протеже сбился с правильного пути. Ему было приказано сопровождать некую англичанку из Сычуани до Наньнина. Оба пропали. Женщину засекли в Лючжоу несколько часов назад. Я думаю, она пытается добраться до Гонконга по Западной реке, вполне возможно, ее сопровождает мой человек. И я хочу, чтобы их остановили.