– Почему они расстреливали всех этих людей?

– Там был бунт. Когда я сидел под поездом, я слышал разговоры солдат. Двадцати трем сотрудникам перерезали глотки. Может быть, они и заслужили это – не знаю. По-моему, солдаты считали именно так.

– А как ты это услышал?

– Я ползал под поездом.

Он действительно ползал под поездом, подумала она? На самом деле? Или это еще одна инсценировка, еще один контрольный пункт на маршруте для его встречи с людьми из «Маджонга»?

Чан Пин внезапно остановился.

– Мы почти пришли.

– О, какая помойка!

– Да. Но за этим полем… за домами… там река Лю, и по ней мы сможем добраться до самого Гонконга. Мы пойдем вот к этой горе: Мааньшань. Там ты будешь в безопасности, а я похожу по домам, и поспрашиваю насчет лодки. – Он посмотрел на небо. – Уже вечереет. До темноты можно отдохнуть.

Поля, лежавшие между ними и городскими окраинами, представляли собой густые заросли кукурузы. Им пришлось пробиваться сквозь них, топча стебли. Воздух был спертым и душным из-за запаха нагретых солнцем растений.

– Странно, – пробормотала она. – Я всегда хотела увидеть эту часть Китая. Гуйлинь, карст. Я никогда не думала, что это произойдет таким вот образом.

– Ты не слыхала, что поэт назвал карст «голубыми нефритовыми шпильками для волос»?

– Нет. Но звучит прекрасно… – Она начала говорить, но вдруг остановилась.

– Что-то случилось?

– О… просто я не могу перестать думать, что без меня у тебя было бы больше шансов выбраться отсюда. Я же сковываю тебя, нет? Я все думаю об этой китайской компании по контролю за рождаемостью: «Два хорошо, а один еще лучше». В отношении нас с тобой это тоже справедливо.

– Нет, ты неправа. Если бы я просто спасался, то это было бы правдой. Но, пока я в Китае, я не буду по-настоящему в безопасности. Сунь Шаньван не простит; если найдет меня, то расстреляет меня как предателя. Поэтому мне приходится бежать из Китая.

– Ты говоришь, что он не простит тебя, но…

– Не простит!

– Мне все время кажется, что ты так много о нем знаешь…

– Если ты все еще не доверяешь мне, то так прямо и скажи. А если доверяешь, то и веди себя соответственно.

Она хотела было запротестовать, но его слова попали в точку. В конце концов она закрыла глаза и притворилась спящей.

Наконец наступили сумерки. Они выползли и обошли по краю кукурузное поле, все время стараясь идти так, чтобы гора находилась перед ними. Наконец они вышли к первым домам. Многие семьи были сейчас на улице, проводя время за игрой в карты с соседями. Свет парафиновых фонарей не достигал середины улицы, по которой торопливо шли двое странников, направляясь к парку у подножия Мааньшани. Диана нагнула голову и шла, ссутулившись, моля Бога, чтобы ничьи любопытные глаза на обратили внимание на ее джинсы и длинные волосы.

К тому времени, когда они достигли места, куда направлялись, наступила темнота, и только несколько электрических фонарей освещали пыльную грунтовую дорогу, петлявшую вверх по склону между двумя низкими изгородями из бамбуковых палок. Жесткая трава по обе стороны дороги перемежалась рощицами эвкалиптов и бамбука. Воздух здесь был попрохладнее и приятно пах камфарой.

Наконец они вышли к вершине. Там их ждал обычный в таких местах павильон. Диана скинула с плеч рюкзак и осмотрелась. Внезапно она чуть не задохнулась от удивления.

– Река!

Река лежала перед ней примерно в пятистах метрах, окружая подошву горы подобно ожерелью из света. Что бы ни было сейчас в Лючжоу, очевидно, оно было непосредственно связано с рекой, потому что на всем берегу что-то происходило. Она слышала звуки оркестра, а в одном месте, пустынная набережная была залита светом прожекторов, будто там ожидали чьего-то прибытия. Ниже по течению медленно двигалось судно, вспенивая воду в свете прожекторов. Когда оно подтащилось еще немного ближе, вдалеке зашипели огни фейерверка.

– Что происходит?

– Я не знаю. Так, теперь ты должна подождать меня.

– Поторопись, пожалуйста.

Он лишь помахал ей рукой и пошел, скользя вниз по склону длинными, легкими шагами.

Если не считать хриплых голосов цикад, в павильоне было тихо. Со ступенек она могла видеть весь город и реку, разделявшую его. Несмотря на яркие огни и шум веселья, она чувствовала себя страшно одинокой. Что, если он никогда не вернется? Предположим: он решил, что она все-таки права и без нее у него будет больше шансов выпутаться…

Вдруг где-то рядом хрустнула сухая ветка, и Диана вскочила. Может быть, кто-то наблюдает за ней? На самом ли деле она слышит чьи-то шаги по траве, или это ее воспаленное воображение? Она уже несколько раз смотрела на часы, но цифры и стрелки говорили ей только то, что она уже и так знала: Чан Пина нет уже долго.

Примерно спустя два часа после его ухода она услышала, что на набережной началась какая-то суматоха. Сначала она не могла понять смысл того, что видела перед собой. Казалось, с юга к городу, извиваясь, ползет какая-то змея из света. Вдруг в центре Лючжоу в воздух взлетели красные, зеленые и синие ракеты; почти тут же им ответили залпы фейерверка со стороны «змеи», двигавшейся по реке; ливень золотого дождя, шутихи, ракеты. Примерно в тот же момент голова «змеи» оказалась на свету, подойдя к набережной: длинный мощный буксир, раскрашенный красным и белым, волок за собой вереницу лихтеров.

Вдруг внимание Дианы привлек другой шум, от которого она застыла. Звук двигателя машины, взбиравшейся по склону… и он становился все ближе.

Она спряталась в самом дальнем углу павильона, прислушиваясь к шуму. Ветер относил звук так, что казалось, будто он раздается то с одной стороны, то с другой, но машина, или что-то с мотором, взбиралась по склону в ее направлении. Потом мотор умолк. Она попыталась рассмотреть что-нибудь в темноте перед собой, но там ничего не было. Ни шагов, ни голосов. Тишина.

– Диана!

Все мышцы ее тела свело судорогой, чуть было не подкинувшей ее с пола, а сквозь плотно сжатые губы прорвался громкий выдох.

– Кто там?

– Это я. Чан Пин.

– Я не вижу тебя.

Она услышала бормотание голосов, затем в нескольких метрах слева от нее вспыхнул карманный фонарик, и она резко повернулась. Там стоял Чан Пин, держа фонарик вверх и освещая им свое лицо.

– Слава Богу! – закричала она, бросившись к нему. – Слава Богу, слава Богу…

Потом она заметила второго человека и резко остановилась.

Слабый луч фонарика высветил толстого китайца с луноподобным лицом, почти без волос на голове, но отрастившего длинные черные пряди на подбородке и верхней губе. От него несло рыбой.

– Кто это?

– Его зовут Линь. У его отца несколько джонок. Они уходят этой ночью в Кантон, и он говорит, что сможет доставить нас в Гонконг. Диана, у нас есть шанс.

Почему же я сомневаюсь в этом? – подумала Диана. Поза Линя, его внешний вид – все заставляло предположить, что он всего лишь неудачная подделка под человека. Линь, предположила она, не дурак насчет подхалтурить и урвать лишнюю монету. Даже не видя его рук, она была уверена, что они у него корявые и неуклюжие, с ногтями, обкусанными почти до мяса. Наверняка где-то на теле он носит неприличную наколку. Короче, он из тех людей, с которыми можно иметь дело: она много раз запрещала общаться с такими своим сиротам в Корее… У Дианы не было ни малейшего подтверждения правильности этого мгновенного анализа, но она знала, что собирается довериться своему ощущению.

– Он жулик, – быстро сказала она по-английски. – Отшей его.

– Но…

– Ты что, сам не видишь, что этому человеку нельзя доверять? – Она чувствовала, как в ней разгорается злость. Чан Пин намерен отвергнуть ее подозрения с помощью разумных доводов, но она должна найти способ доказать ему, что на этот раз здравый смысл окажет ему дурную услугу.

– У него пикап, – тихо сказал Чан Пин. – Он может отвезти нас прямо к причалу, и никто не увидит нас…

– Но ведь он не тот, за кого себя выдает. Почему ты сам это не видишь?