Умение выйти из себя

У терапевта странное положение: он играет структурированную роль мудрого человека, который хочет преодолеть социальные стереотипы общения в особом месте с особыми целями. При всем при этом он может сделать еще один важный шаг — в какой-то момент выйти из своей роли за пределы отношений «роль-личность» и вступить в подлинные человеческие отношения личности с личностью. Хочу привести две иллюстрации.

Один пример из газеты, где рассказывается о том, как полисмен увидел на высоком мосту человека, готового к смертельному прыжку. Полисмен старается его отговорить. Пытаясь спасти жизнь человека, он начинает описывать страдания других людей — родителей, семьи, знакомых. Но на все это человек отвечает презрительными ухмылками. Внезапно полисмен выходит из своей роли, потеряв терпение, достает пистолет и произносит: «Если прыгнешь — застрелю!» Шокирующее заявление так пошатнуло рациональный план убить себя, что человек уходит с опасного места. Великолепный пример символического переживания или даже психотерапии.

А вот другой пример. Много лет назад я работал с пациенткой тридцати пяти лет, которая по поводу своей шизофрении много раз попадала в госпиталь, неоднократно получала электрошок, но все это не слишком помогало ей. Мы встречались один раз в неделю. Постепенно она то возвращалась в свой психоз, то включалась в межличностную битву под названием психотерапия. Ей стало намного лучше. Но всегда, как только в ее жизни появлялся стресс, она начинала думать о самоубийстве. Однажды я вышел из себя и сказал: «Если вы убьете себя, я буду скакать на вашей могиле и проклинать вас!»

Это был шок для нее.

Несколько лет спустя, когда женщина вернулась в свою реальную жизнь, мы периодически где-нибудь случайно встречались. Она сказала, что мои слова — одно из самых сильных и терапевтичных переживаний для нее. Они стали как бы ядром, вокруг которого строилось сопротивление стрессам всей ее достаточно тяжелой, но, по крайней мере, приобретшей ценность жизни.

Несвойственные роли

Терапевт, как и актер, имеет свои естественные наклонности, и обычно именно они окрашивают те роли, которые он играет в начале своей психотерапевтической карьеры. Как я уже упоминал, новичок сначала учится теории психотерапии, затем тому, как это делать, а потом, если все идет гладко, становится психотерапевтом. Последнее означает умение играть разнообразные роли в зависимости от ситуаций, открывающихся возможностей и своих задач. И тогда важно понять, что существуют роли, несвойственные психотерапевту, и некоторые из них труднее остальных.

Обычно роль утешающей, поддерживающей приемной матери играется без особых трудностей. Сложнее не превратиться в сверхопекающую мамашу. То же самое верно и по отношению к своим собственным детям. Утешать, кормить и играть с ними для большинства матерей достаточно просто. Но когда ребенок вырастает, становится все непонятнее, как тогда пользоваться своим авторитетом: как четко определить, что у ребенка есть свои права (но и у матери есть права тоже); как помогать ему развивать свою независимость (одновременно и собственную). Научиться отходить в сторону труднее, чем научиться присоединяться.

Хорошо если бы каждая мать, прежде чем рожать своих детей, повозилась бы с чужими. Она бы поняла, как нелегко заботиться о нуждах детей и в то же время не пренебрегать своими нуждами, правами и удовольствиями. Научиться сохранять такое равновесие, заботясь о своем собственном ребенке, еще труднее. Обычно бабушки помогают мало, а педиатр слишком далек или холоден, чтобы быть супервизором.

В процессе психотерапии можно учиться, как играть разные роли с разными пациентами в разных ситуациях. Обычно считают, что супервизор должен этому научить. Но я не могу согласиться. Супервизор считает себя тем, кто знает верный способ — свои излюбленные методы и учит будущего терапевта специфическому поведению и техникам. Но тогда последний учится подражанию, а не тому, как быть самим собой. Мне кажется, что лучше учиться, занимаясь психотерапией со сверстником, потому что тогда вы свободнее критикуете друг друга и свободнее в присутствии друг друга ищете свой собственный творческий почерк. И обратная связь будет естественной, а не просто игрой интеллекта.

Я помню, как сам учился справляться со своей врожденной агрессивностью и соблазном быть слишком опекающим и слишком теплым. Мне помогали обсуждения конкретных случаев с моими сверстниками. Работа в такой команде позволяет быть творческой личностью и не бояться проявлять свои патологические импульсы, поскольку ко-терапевт защищает пациента. Так можно учиться в самом процессе, а не в теории, что уменьшает страх, будто бы все увидят твою патологию, узнают твои проблемы: со сверстниками все легче вытерпеть.

Когда быть терапевтом?

В какой момент терапевт, работая с парой или с семьей, должен вмешаться? Вспомним утверждение Минухина: когда тревога в диаде становится слишком большой, происходит триангуляция и в игру вступает третий человек. Из этого следует, что во время терапии можно не вмешиваться в естественное развитие сражения между мужем и женой или родителями и детьми, пока те не вовлекают вас. Таким образом, терапевт смягчает тревогу до разумной (с его точки зрения) степени и контролирует ее уровень.

Далее. Задача терапевта состоит в том, чтобы критиковать взаимодействие между членами семьи, когда тревога утихла и люди провозглашают свою независимость. Он помогает им снова утвердить свое единство.

Третья функция терапевта — давать наркоз, помогающий пациенту (индивидуальному или семье) переносить амбивалентность принадлежности к «Мы», переносить метания от одного к другому. Тогда пациент может оказаться по отношению к терапии и зависимым ребенком, и «козлом отпущения», человеком, погруженным в эти взаимоотношения, или тем, кто мучительно и безнадежно изолирован от них, или любой комбинацией из этого набора.

Пациент, превращенный в родителя

Когда ребенок растет и становится все более независимым, молодой родитель, мучимый сомнениями, может попытаться справиться со своей неуверенностью, превратив ребенка в своего «родителя». Он вовлекает ребенка в процесс принятия решений или даже предлагает ему самому отвечать за решение. Можно наслаждаться тем, что ребенок стал вашей мамой, вашим спасательным кругом. Можно расслабиться и нежиться от ощущения свободы от ответственности за рост ребенка и за жизнь семьи вообще.

Вот пример такого превращения: мальчик десяти лет, отец которого совершает рейсы на грузовике по всей стране и появляется дома лишь раз в одну-две недели на выходные. Сын говорит маме: «Мне скучно, не знаю, чем заняться, и от этого мне плохо». В маме растет неуверенность из-за таких жалоб. И она покупает мороженое, сладости, смотрит вместе с ним его любимые телепередачи, водит в кино, в кафе. И чем больше она старалась победить его скуку, тем он больше скучал. Мальчик открыл секрет, как превратиться в родителя своей мамы, и царствовал, совершенно не осознавая, что торжествует и получает удовлетворение. Он искренне скучал. Действительно, скука не поддавалась всем ухищрениям матери сделать его счастливым. Но мама становилась все неуверенней, все инфантильнее — маленькой девочкой для своего сына.

Подобные проблемы возникают у неопытного, неуверенного и сомневающегося терапевта. Как избежать провала? Как сделать нашу встречу приятнее? Как помочь пациенту почувствовать себя лучше? Как повысить свой авторитет в глазах пациента, ведь он платит мне деньги за работу, в которой я сам не уверен? Можно спросить об этом самого пациента, попросить его ласки и одобрения.

«Что для вас было ценным? Что улучшило ваше самочувствие? Что еще я могу сделать для того, чтобы вы себя лучше чувствовали? Что я сделал не так? Получается ли что-нибудь у нас вообще? Может быть, мне надо было сделать иначе?»