Киллер
Я паковал чемоданы, когда в дверь постучала Хрюковна.
– Что нужно? – спросил я не очень дружелюбно.
– Гы… – осклабилась Хрюковна. – Там к тябе морда ящиком пришел. Пущать?
Это Додик. Я ждал, что он припрется: вчера у меня был по телефону неприятный разговор с шефом.
– Впусти…
Додик, как всегда, с дебильной ухмылкой от уха до уха.
– Во овчарка, – кивает он на дверь – за нею все еще прячется Хрюковна. – Ей бы зеков в зоне сторожить.
– Зачем пришел? – не поддерживаю треп Додика и включаю телевизор почти на всю громкость.
– Шеф кличет. Срочно. Едем. Прямо сейчас.
– Никуда я не поеду. У тебя все? Тогда топай.
– Не дуркуй, красавчик. – Додик напирает на меня своим брюхом. – Мне приказано тебя доставить обязательно. Живым… или мертвым. Усек?
– Убирайся… – цежу сквозь зубы.
– Красавчик, к чему эти трали-вали? Без тебя мы не уйдем. Посмотри… – подходит к окну.
Я смотрю. Еще довольно светло, и я вижу, как во дворе расположилась компашка – три лба, у каждого косая сажень в плечах. Думаю, что это еще и не все в сборе.
– Уже иду… – смиряюсь я и начинаю одеваться.
Додик прислоняется к дверному косяку, цепким взглядом шарит по комнате. Конечно же мои чемоданы с барахлом не остались незамеченными…
– Жди… – Додик останавливает машину за городом неподалеку от бензозаправки.
Он вытаскивает ключ зажигания и уходит вместе со своими хмырями, которые всю дорогу хлестали баночное чешское пиво на заднем сиденье и дышали мне в спину перегаром. Они вооружены, по крайней мере, Додик и его помощник по кличке Феклуха: пока мы усаживались в машину, я успел их прощупать.
Шеф возник из темноты неслышно, как привидение. Он уселся рядом на место водителя.
– Свое решение менять не собираюсь, – упредил я его вопрос. – Я завязал.
– Хочешь уехать? – спокойно спросил шеф, располагаясь поудобней. – У меня нет возражений.
– Тогда что вы от меня хотите?
– Выручи меня. В последний раз.
– Нет.
– Я так не говорил, когда вытаскивал тебя из весьма щекотливых положений. Ты неблагодарный человек…
Это правда. Я ему многим обязан. Впервые он меня выручил, когда я едва не отправил на тот свет очередного отчима. Мне грозило как минимум пять лет колонии, но шеф подмазал, где надо, и я отделался лишь исключением из инфизкульта.
Второй раз, уже перед тем, как я начал на него работать, поддержка шефа пришлась очень кстати: я, к тому времени прозанимавшись почти три года в одной подпольной шарашке кунфу, влип в драку на танцплощадке. Меня пытались пырнуть ножом, пришлось защищаться жестко, и парень, решивший побаловаться "пером", остался калекой на всю жизнь.
Доказать свое право на самозащиту я не смог, потому как танцплощадка находилась в другом районе города, где у меня не было ни друзей, ни сочувствующих. Свидетели клепали на меня, что только могло им в голову взбрести.
Шеф опять не поскупился, купил всех свидетелей на корню, в суде они отказались от своих показаний, и я остался на свободе.
– Отпустите меня, – взмолился я. – Поверьте, я и впрямь больше не могу. Дошел до точки.
– Я тебя не держу. Мы просто работали вместе. И ты ни в чем не был обижен. Ты волен поступать, как тебе заблагорассудится. Но ты забыл, что долг платежом красен.
– Свои долги я вам уже вернул. С лихвой. Если вы считаете, что платили мне слишком много, я верну деньги.
– Деньги… – Шеф саркастически покривился. – Мальчик мой, разве это деньги? Так, шелуха, мизер… Ты еще только на подступах к настоящим деньгам. К большим деньгам. И ты будешь их иметь, сколько захочешь: сто, двести тысяч, миллион. Выполни мою последнюю просьбу – даю слово, что последнюю! – и я возьму тебя в компаньоны. Голова у тебя работает прилично, человек ты надежный, проверенный – лучшего помощника трудно сыскать. А чернухой заниматься больше не будешь. Для этой работы люди всегда найдутся.
– Спасибо за доверие, но я не хочу. Плевать я хотел на большие деньги. Они меня к "вышке" приведут. – Ну, этого я, предположим, не допущу…
Мягкий, убаюкивающий голос шефа вдруг стал скрипучим, неприятным.
– "Вышка" предполагает судебное разбирательство…
Я понял и почувствовал холодок под сердцем. Значит, дорога у меня теперь только одна…
– Кончать меня сейчас будут или как? – спросил я сквозь зубы.
– Предположим, это совсем не просто сделать…
Не возражаю, тут я согласен.
– Но зачем ты так плохо обо мне думаешь? – продолжал шеф. – Или я тебе дал повод?
Я не отвечаю, смотрю, стиснув зубы, в ночную темень. Вот он – финиш… Возможно, я приду к нему позже, все зависит от моего согласия. Впрочем, какая разница?
Но Оля, Олюшка… Я хочу ее увидеть! – Кого на этот раз? – глухо бормочу, не глядя на шефа.
Он колеблется, пытаясь заглянуть мне в лицо, хотя что можно увидеть в мелькании светящихся фар редких легковушек, проносящихся мимо? Затем решается и, придвинувшись поближе, тихо говорит мне на ухо…
Ну, это уже слишком! Видимо, мои мысли отразились на лице, потому что шеф резко отстранился и надолго умолк.
Я тоже молчал. Первым заговорил он:
– Я тебе доверил… большую тайну. Надеюсь, ты это понимаешь. И чтобы между нами не было недомолвок, должен сообщить: в случае чего – ты знаешь, что я имею в виду, – мы позаботимся и о твоей любимой девушке.
Мир обрушился на меня, задавил под своими обломками. Мерзавец, как он посмел?! Ольга – заложница? Я даже не понял, как очутился в моей руке наган. Ярость захлестнула меня, лишила разума.
– Убью… – прохрипел я. – Сейчас, здесь…
– Я тебе сказал – в случае чего… – Голос шефа дрогнул. – Ты должен и меня понять…
Стрелять! Выпустить полбарабана в него, затем кончить Додика… а потом себе пулю в лоб… А Ольга? Она ведь ничего не знает, ни в чем не виновата. Мои грехи, мне и расхлебывать…
– Оставьте ее в покое… – снова хриплю я. – Иначе я за себя не ручаюсь…
– Ладно, ладно, все… – торопливо говорит шеф и мягким движением отодвигает дуло нагана в сторону. – Извини, я переборщил. С кем не бывает. Успокойся, с ее головы и волос не упадет.
Не верю я ему, не верю! Но делать нечего – киваю и прячу наган. Шеф быстренько прощается, хлопает по плечу и исчезает. Минуты через две появляются Додик и компания.
– Поехали, – улыбается мне рожа неумытая; я стою возле машины.
– Без меня… – отвечаю ему.
– Это почему? – удивляется Додик.
– Катись…
– Ну, как знаешь… – косится на мою руку; ее я держу на поясе – поближе к оружию.
Они уезжают. Я облегченно вздыхаю и вдруг сажусь прямо на асфальт – ноги стали ватными…
Опер
Фишман защищался с упорством, которое трудно было предположить в человеке такого склада характера. И все же Хижняк "дожал" его – мрачные стены следственного изолятора и дикие нравы сокармерников из уголовной среды оказались весьма действенным средством.
Фишман начал давать показания, когда ему пообещали отдельную камеру. Известно ему было немного, но вполне достаточно, чтобы представить картину тотальной системы коррупции, опутавшей город и область.
Кооператив "Свет" был создан для легализации торговли импортной видеоаппаратурой, компьютерами и прочей электроникой, поставлявшейся зарубежными партнерами по подпольному бизнесу.
Контрабанда доставлялась в город частично транзитными рейсами в автофургонах, но больше в ящиках с импортным оборудованием для строящегося завода по производству магнитофонов.
Расплачивались за заграничный товар преимущественно антиквариатом и золотыми изделиями. По самым скромным подсчетам, месячный оборот торгово-закупочного кооператива "Свет" составлял около десяти миллионов рублей.
В чьих карманах оседали эти деньги? Фишман, увы, этого не знал – зицпредседателя в такие подробности не посвящали. Он лишь передавал выручку от тайных операций в условленном месте некоему молодому человеку без имени, молчаливому и угрюмому.