В этом бою мне удалось сбить еще один самолет.
Теперь Володя Бабкин мог спокойно залечивать свою рану. «Семерка» сгорела на земле.
Вечером я, как обычно, побрился, сменил подворотничок и отправился в госпиталь. Меня долго не пускали в палату. Пришлось найти дежурного врача и объяснить ему, почему я так настойчиво добиваюсь свидания с раненым. Дежурил седой неразговорчивый доктор с пышными усами. Выслушав меня, он бросил из-под густых бровей испытующий взгляд.
– Что ж, причина уважительная. Даже вполне…
Пройдите.
Дежурная нянечка, не пускавшая меня в палату, ворчливо заметила:
– Настырные вы все, молодые. Будто в кино пришел или на базар. Тут мучаются люди, понимать бы надо.
– Так я и добиваюсь, чтоб человек не мучился. На минутку ведь просился…
– На минутку…- В груде халатов она отыскала какой почище, встряхнула, оглядела и только тогда протянула мне.
– Постой, постой!- закричала она, когда я ринулся на лестницу.- Куда летишь? Твоего вниз перевели, в другую палату. Сюда вот иди.
– А почему вниз?- насторожился я, и недобрые предположения тотчас пришли в голову.- Что-нибудь… не того?
Но нянечка снова занялась своим вязанием, проговорив:
– Потому и перевели, что здоровый.
«Значит, все хорошо!»- обрадовался я.
Длинный белый коридор. Множество дверей. «Где же искать Володю?» Запахивая накинутый на плечи халат, я быстрыми шагами пошел по коридору. На улице было темно, в палатах горел свет. На впритык составленных койках лежали раненые. Кое-где в палатах слышался смех.
Володя издали увидел меня и нетерпеливо приподнялся.
– Лежи, лежи. Все в порядке.
– Встретили все-таки?
– Встретил и рассчитался. Даже с процентами получил.
Бабкин удовлетворенно откинулся на подушки.
– Спасибо, товарищ капитан! И у меня дело на поправку пошло. Вниз перевели.
К нашему разговору прислушивались раненые. Палата затихла. Каждому было интересно узнать, как там и что…
Володя стал спрашивать о товарищах. Я подробно рассказал, как в бою отличились все - и Шутт, и Дунаев, и Телегин.
– Ох, скорей бы уж подняться! Так и война может кончиться.
– Еще успеешь. Ребята тебе шлют привет, завтра зайдут проведать. Ну, я пошел, Володя. Завтра у Телегина день рождения.
– Привет ему. И поздравьте, товарищ капитан.
– Будет сделано.
Этот фронтовой день нам, летчикам истребительного полка, запомнился надолго. Я, например, помню его и по сию пору.
Начался он празднично. Рано утром летчики явились с поздравлениями. Федор Телегин, усмехаясь, принимал подарки: мундштук, перочинный нож. Кажется, ребята из эскадрильи Дунаева отыскали маленькую куклу. Настроение у всех было приподнятое. День рождения командира полка всегда отмечается, как семейный полковой праздник.
После поздравлений разговор перешел на воспоминания. Каждый припоминал, как праздновались дни рождения в мирное время. Уточнялись мельчайшие подробности.
– Вот у меня,- рассказывал Николай Шутт и мечтательно щурил глаза.- Ну, встаешь утром и уж чувствуешь: праздник. Пахнет даже праздником! Это там на кухне разные шуры-муры… Ну, рубаха отглажена, кругом чистота. А главное – жена как ангел. Чувствует момент и на стол выставляет бутылку: тоже, заметьте, собственного рецепта. Заранее все готовилось! Ну, дальше…
Однако начинались полеты, и Николай скомкал свой рассказ.
– Вот жизнь пошла,- с сожалением вздохнул он.- Даже вспомнить некогда. А ведь как жили! Как жили!
Летчики разошлись, и мы с Телегиным остались одни. Командир полка выглядел вялым, озабоченным. Я поинтересовался, что случилось.
– Да ничего вроде особенного,- хмурясь, сказал Федор.- Просто какое-то дурацкое состояние. Сон, видишь ли, плохой приснился. Вот и не выходит из головы.
– Бро-ось. Выдумал тоже! Ты что, суеверный, что ли?
– Какое там суеверный! Но вот что-то тут…- Федор постучал себе по груди,- тут что-то побаливает.
Я внимательно посмотрел на осунувшееся лицо командира.
– А может, тебе просто отдохнуть надо? Ведь замотались. Давай-ка отдохни сегодня. День вроде будет спокойный, мы тут сами…
И я уговорил Телегина поехать в деревню, помыться в бане, выспаться и не думать о полковых делах. Федор уехал.
– Если что – пошлешь за мной,- наказал он напоследок.
У меня стало спокойней на душе. Командиру полка на самом деле следовало давно уж отдохнуть. За последние дни он не знал ни минуты покоя. При любом мало-мальски ответственном задании Федор обязательно вылетал сам. Он был, пожалуй, самым опытным из «стариков».
Жизнь на аэродроме шла своим чередом. Летчики получали задания, улетали, возвращались и докладывали мне о сделанном.
День так и закончился бы без происшествий, если бы неожиданно не позвонил командир дивизии генерал Баранчук. Он спрашивал Телегина. Я кое-как объяснил его отсутствие и выразил живейшую готовность выполнить задание.
– Нет, нет,- ответил генерал.- Нужен сам Телегин.
Сейчас я к вам выезжаю.
«Не придется Федору отдохнуть»,- подумал я.
Все еще надеясь сберечь отдых командира полка, я встретил генерала.
– Где Телегин?- едва поздоровавшись, спросил он.
Дальше скрывать его отсутствие не было возможности.
Выслушав меня, генерал сокрушенно покачал головой.
– Плохо дело. Но все равно – садись, поехали,- и генерал направился к своей машине.
Я сел впереди, рядом с шофером, и стал показывать дорогу.
– Устал Федор?- спросил со своего места генерал.
– И устал, и… вымотался.
– Ничего не сделаешь,- снова как-то загадочно проговорил генерал, глядя на недалекую рощицу, разбитую артиллерийским огнем: торчали лишь сломанные, расщепленные пеньки.
Спрашивать, что за срочная надобность в командире полка, было неудобно, хотя вопрос так и вертелся у меня на языке. Но я знал, что генерал по пустякам не стал бы его беспокоить. Сам боевой летчик, он прекрасно понимал, насколько устает в боях человек и как иногда важна для него коротенькая передышка.
Показалась околица деревни, мы влетели в улицу. Я подсказывал шоферу: «Направо… Налево…».
– Стоп. Вот здесь!- и мы вышли из машины.
Федор только что помылся в бане и находился в самом благодушном настроении.
– Едем!- коротко приказал командир дивизии.
Вскочив с кровати, Федор засуетился. Благодушие его как рукой сняло. Через минуту он был готов.
– Сюда,- предложил ему генерал, пропуская впереди себя в машину.
С Федором мы успели только переглянуться, но я постарался дать ему понять, что командир дивизии в настроении и нисколько не сердит, не застав на месте командира полка.
Поехали.
По дороге генерал объяснил, чем вызвана такая необходимость. Оказалось, корпус «петляковых» под командованием самого И. С. Полбина идет на бомбежку и нам нужно не только прикрыть их, но и постараться заранее блокировать вражеские аэродромы. Задание ответственное, связанное с чем-то таким, о чем не знал и сам генерал.
– В общем, сам понимаешь,- заключил он, будто извиняясь за вынужденное беспокойство.
День выдался серенький, облачный – самый неприятный для летчиков. Видимость никудышная.
Готовя полк к вылету, Федор распорядился, что полетят сегодня одни «старики».
Мы поднялись и тут же затерялись в облаках. Летать пришлось рассредоточенно, полагаясь в критический момент только на собственные силы и опыт.
С «петляковыми», что шли ниже нас, мы постоянно поддерживали связь. Иногда в редких разрывах облаков становился виден четкий строй бомбардировщиков. Всякий раз я спешил отыскать глазами флагманскую машину. Ее вел сам И. С. Полбин.
– «Колос»… «Колос»…- время от времени раздавался в наушниках глуховатый голос генерала. Ему немедленно отзывался Телегин. Наш истребительный полк прикрытия был подчинен командиру соединения бомбардировщиков.
Настороженные русские голоса перекликались в эфире, как в темном непроходимом лесу. Видимость по-прежнему оставалась отвратительной.