Я, как мог, успокаивал товарища:

– Ничего, Володя, «семерка» от нас не уйдет. Попадется как-нибудь. Рассчитаемся и за тебя. Тут вот товарищи собрали: ты ешь, поправляйся скорей.- Я выложил на тумбочку гостинцы летчиков.

Но Володя не мог ни о чем другом думать: только о злосчастной «семерке».

– Не упустите,- наказывал он.- И следите за ней знаете как! Очень коварная тварь. Из засады, можно сказать, бьет.

– Лежи, лежи. Поправляйся.

Рассчитаться за Володю нам удалось очень скоро.

К тому времени господство нашей авиации в воздухе было полным, и мы, несмотря на то, что против нас дрались немецкие асы, иногда позволяли себе появляться над вражеским аэродромом вчетвером или впятером – Телегин, Дунаев, Шутт, Корниенко, все Герои Советского Союза.- Бросаем вызов: «Выходи драться. На взлете бить не будем». Как правило, немцы предпочитали отсиживаться в укрытиях. Вражеская служба наблюдения еще заранее предупреждала своих летчиков: «Ахтунг, ахтунг! В воздухе…»- и далее шло перечисление наших фамилий. Немцы тоже приметили наши машины.

Собственно, не приметить их было трудно. Я сейчас мысленно представляю себе, как выглядели тогда наши самолеты. У каждого на борту в несколько рядов были четко выведены звездочки,- лицевой счет сбитых вражеских машин. А счет к тому времени у каждого был немалый – двадцать, тридцать, а то и более самолетов. Весь фюзеляж усеян звездочками. Летали Герои Советского Союза, летчики, прошедшие войну чуть не с самого первого дня. Перед такими иной ас, увидев, невольно заробеет.

Не нужно к тому же забывать, что немецкие летчики набирались опыта в боях с плохо подготовленным противником. Фашистская военная машина была давно нацелена на войну, самолеты в Германии, особенно боевые истребители, являлись в свое время лучшими. И не мудрено, что, летая на хороших машинах, немецкие летчики выходили победителями в схватках с французами, поляками, увеличивали счет сбитых самолетов, набирались уверенности. А это очень много: выходить на бой уверенным в себе, хладнокровным. Молодым летчикам, которые поднимались в небо, часто не хватало как раз этого: уверенности в себе. Нам, советским летчикам, опыт доставался дорогой ценой. Наши ребята уходили в бой, умея зачастую лишь водить самолет. Но уж те, кто уцелел, прошли такую выучку, что им не страшен был никакой враг. Пусть немец хоть с измалеванным тузом, хоть с драконом,- плевать. А вот немцы, завидя наши машины, на фюзеляже которых зафиксирован весь счет сбитых врагов, зачастую побаивались и уходили от прямого боя. Одно дело – расстреливать неопытных, робевших в первом бою мальчишек. И совсем другое – иметь против себя летчика, прошедшего выучку в три долгих фронтовых года.

Так что советская авиация могла теперь похвалиться и своими асами.

Ас – слово французское. Означает: туз. Так называют выдающихся летчиков-истребителей.

Первыми асами были летчики мировой войны 1914- 1918 гг. Сначала это звание присваивалось официально, и, чтобы получить его, нужно было сбить десять вражеских самолетов. Понятно, что асом становился человек смелый, большой выдержки, умеющий безупречно владеть самолетом.

Немцы особенно кичились своими летчиками. Они звали асов рыцарями воздуха. Самым знаменитым «рыцарем» считался барон Рихтгофен, отличившийся в первую мировую войну. В войне с Советским Союзом Рихтгофен командовал 4-м воздушным флотом. Немецкие летчики этого флота, пожалуй, самого лучшего в Германии, были нашими постоянными противниками.

Гитлеровская пропаганда специально создавала культ аса. Она рекламировала их, как сверхчеловеков. Отсюда и украшения, измалеванные на фюзеляжах самолетов: тузы, драконы, женские ножки. Пусть каждый видит, что перед ним не рядовой летчик, а выдающийся: ас!

У советских летчиков в войне установилась совершенно другая традиция: они украшали свои самолеты звездочками. Сколько сбитых врагов – столько и звездочек.

Культ аса, или сверхчеловека, не соответствует духу Советской Армии. В буржуазных армиях, раньше – в гитлеровской, а теперь – в американской, выдающиеся летчики являются по существу своему индивидуумами. У них что-то общее с кинозвездами. Они заносчивы, высокомерны – каста избранных. Наши же, советские, асы ничем не выделяют себя из всей массы летчиков. Обладая высокими индивидуальными качествами, они сражаются в групповых боях наравне со всеми, выручают товарищей, передают им свой опыт.

Мне приходилось встречаться со многими советскими асами, и я могу уверенно сказать, что все они просты в обращении, прекрасные товарищи, ничуть не кичащиеся своими заслугами.

С тех пор как я побывал у Володи Бабкина в госпитале, перед глазами у меня все время стояло осунувшееся лицо сбитого в бою товарища. Парень сильно переживал, не находил себе места. Вот же проклятая «семерка». Встретить бы ее!

И встреча с «семеркой» состоялась. Получилась она, можно сказать, совсем неожиданно. Мы вылетели на прикрытие и удачно провели все задание; штурмовики отбомбились, повернули назад. Немецких истребителей не было, хотя обычно они появляются моментально.

«Мессершмитты» встретили нас на обратном пути. Часть наших ребят отправилась провожать штурмовики на аэродром, а несколько самолетов ввязались в воздушный бой.

Немцы, по всей видимости, вылетели на свободную охоту. Каждый «мессершмитт» украшен каким-нибудь изображением. Эти яркие пятна на фюзеляжах вражеских машин видны издалека. У наших ребят тоже приметные самолеты: я вижу ряды звездочек у Телегина, Дунаева, Корниенко, Кузьмичева. У всех «стариков» полка за плечами не один десяток боев.

Во время сближения с противником, когда мы, разгоняясь, набирали высоту, я увидел на одном из «мессершмиттов» крупную цифру «7». Тотчас вспомнился Володя. Так вот она, «семерка»! И с той минуты я старался не спускать с нее глаз.

Однако в самый ответственный момент боя она неуловимо исчезла из поля моего зрения. Не пойму, как это случилось. Скорее всего потому, что я загляделся на действия товарищей. Бывают мгновения, когда просто глаз не оторвешь от филигранной работы умелого мастера воздушного боя. Сознавая превосходство противника в количестве, командир полка не кинулся в лобовую атаку, а приблизившись, оттянул на себя несколько вражеских машин и лег в крутой разворот. Немцы устремились в погоню хороводом. Тогда Федор каким-то немыслимым нырком заскочил в хвост последнему из преследователей и пулеметной очередью срезал его.

Мы потом разбирали этот бой, и Федор пояснил, что немцы, совершенствуя свои истребители, добавляли им вооружение и броневую защиту, а значит – утяжеляли их. Тяжелый самолет – грозная машина, но в определенных условиях. Нашим истребителям немцы стали проигрывать в маневренности. Вот этим-то и воспользовался Телегин.

Он и из атаки вышел легко и стремительно, как жалящий овод: был – и нет его. Тяжелым немецким машинам нужно было выписать громадную дугу виража, чтобы вновь занять боевую позицию.

Лихо сбил вражескую машину и Дунаев.

Залюбовавшись работой товарищей, я вдруг почувствовал крепкой силы удар по правой плоскости своей машины. Понял – пушечная очередь. Глянул вбок и близко, совсем рядом, увидел хищные очертания немецкого самолета. Я сразу узнал его,- это была та самая «семерка» с червовым тузом. Немец свалился на меня сверху, дал очередь и свечой пошел вверх.

Не знаю, почему немец выбрал именно вертикальный маневр. Скорее всего по шаблону. Раньше это им давало известное преимущество, теперь же – никакого. Прошло то время, когда немцы неуязвимо чувствовали себя на вертикалях.

Выправив машину, я кинулся в погоню. Внутри у меня все кипело. Ну, думаю, сейчас будем рассчитываться!…

Немец, как видно, не ожидал преследования, потому, завершив подъем по вертикали, спокойно сделал переворот. Вот уж это было глупо: немецкие летчики не могли не знать, что мы теперь охотно принимаем бой и на вертикалях. Так что погони он обязан был остерегаться.

В тот момент, когда «семерка» опрокинулась на спину, я всадил в нее длинную очередь. Тут уж никакого спасения быть не могло. Не закончив переворота, вражеский самолет вспыхнул и беспомощно рухнул на землю.