Тест на центрифуге, пожалуй, был не проще. В то время в госпитале была старенькая центрифуга с короткой вращающейся фермой, на конце которой, как чашка весов, свободно болталось открытое кресло. Обследуемого обклеивали датчиками, пристегивали к креслу и включали вращение. Кресло при вращении разворачивалось так, что под ногами мелькали стены комнаты. Нагрузка резко возрастала: при первом вращении она была в три раза больше твоего веса, при втором - в четыре, потом - в пять, потом - в шесть. Сидящий в кресле должен был напряжением мышц пережать кровеносные сосуды и не дать крови уйти из головы, иначе могла наступить потеря сознания, и на этом надежды рушились. А для того чтобы удержать мышцы напряженными при такой нагрузке, надо было прикладывать действительно предельные усилия. Дыхание практически прекращалось, зрение резко ухудшалось. Только сознание того, что от этого испытания зависит твоя судьба, заставляло держаться.

Центрифугу я прошел, но чуть не выбыл из игры в барокамере. Когда закрыли дверь и откачали воздух до давления, которое соответствует высоте пять километров, я отключился. Исследование прекратили. Я пришел в себя, как только камеру начали заполнять воздухом, но потеря сознания уже была зафиксирована. Решил - все, это конец! Но спас Федоров. Какой он опытный! Он сразу спросил:

– Ты принимал утром горячий душ?

– Конечно.

– Зачем ты это сделал?

– А откуда я знал?

– Тебе никто не сказал?

– Нет.

– Ну, смотри, послезавтра повторим, если будет то же самое, пеняй на себя...

Послезавтра все прошло без замечаний, и я «удержался».

Больше срывов у меня не было, хотя и уверенности в том, что дальше все пойдет гладко, тоже. Голова постоянно была занята мыслями о том, как пройти успешно следующий тест. Старался вспомнить все рекомендации, которые давали ребята. Правда, однажды из-за них чуть сам себя не вывел из нормального состояния. Помню, кто-то сказал, что для поддержания сердечной активности очень полезно принимать витамин «С» с глюкозой. Я в тот же день позвонил на работу Ларисе и попросил ее купить побольше этого витамина. Вечером она принесла и передала мне через забор целую коробку - пузырьков двадцать с таблетками. Я положил один пузырек в карман, а остальные спрятал. Потом, сидя в кино, я, незаметно для других, начал есть эти таблетки. Они показались мне вполне приятными на вкус, и к концу фильма я обнаружил, что пузырек почти пустой... В эту ночь я впервые здесь практически не спал. Я понял, что причина в этих самых витаминах. Мне повезло, что на следующий день не было нагрузочных проб. Конец испорченного дня я потратил на то, чтобы выбрать удобное время и место, куда можно было бы выбросить предательское снадобье.

А вообще, жизнь в госпитале проходила размеренно. Три раза в день кормили в столовой по летной норме. Завтрак и обед могли смещаться из-за обследований, но мы их все равно получали. После ужина - кинофильм в зале, где была жуткая акустика и невозможно было разобрать, о чем говорят герои. Но ходили почти все, поскольку надо было как-то проводить время. После кино - прогулка по территории. Пожалуй, самая приятная часть дня. Но для этого следовало проявлять расторопность, чтобы успеть прибежать в раздевалку одним из первых и ухватить валенки своего размера. Ведь была зима! После прогулки мы обычно узнавали программу обследования на завтра...

30 декабря 1962 года я завершил первую часть программы; вторая, по общему мнению, была проще - в основном она состояла из рентгеновских исследований и встреч с главными специалистами. Федоров сказал, что на второй этап вызовут месяца через полтора. И он свое слово сдержал.

Через полтора месяца я снова оказался в той же палате. В ней уже были другие претенденты. На этот раз действительно все проходило легче, без тяжелых нагрузочных испытаний. Время летело быстро, и скоро наступил момент, когда остались только осмотры у главных военных специалистов: главного терапевта, главного хирурга, главного невропатолога и главного отоларинголога. Эти люди представляли высший уровень военной медицины, и свои заключения они делали в основном по результатам проведенных обследований. Их встречи с обследуемыми были короткими и носили почти символический характер.

Три встречи прошли для меня очень легко. Оставалась одна - с главным терапевтом. После нее я надеялся выписаться признанным годным по медицинским данным. Но случилось непредвиденное. Оказалось, что в то самое утро, когда должен был состояться мой заключительный осмотр, в госпиталь приехал С.П.Королев. Он собирался добиться для кандидатов-инженеров облегченных медицинских требований. Королев страстно объяснял врачам, что его инженеры много работают и не имеют возможности регулярно заниматься физкультурой, поэтому они не могут соревноваться с летчиками в физической подготовке. По его словам, инженеры в космосе совершенно необходимы, поскольку техника становится все более сложной, написать инструкции на все случаи стало невозможно, и могут возникать ситуации, в которых только разработчики найдут правильные решения. Врачи отстаивали свои позиции. Они утверждали, что нельзя гарантировать работоспособность человека в полете, не проверив его здоровья досконально. Дискуссия была острой, она длилась около трех часов. И вдруг один из врачей, чтобы выиграть сражение, сказал: «Вы зря волнуетесь, Сергей Павлович. Вы найдете у себя инженеров, которые будут отвечать нашим требованиям. Вот у нас сегодня завершает обследование Ваш инженер Елисеев...» И тут произошел взрыв: «Как завершает обследование? Кто разрешил? Кто направил? Немедленно выписать!»...

Я ждал вызова к главному терапевту и о случившемся узнал позже. А в этот день меня пригласил к себе Федоров, попросил сесть и без особых объяснений сказал, что Королев потребовал выписать меня из госпиталя, не завершая обследований. Поэтому главный терапевт должен написать отрицательное заключение. Я спросил: «Это что - конец?» Евгений Алексеевич ответил, что нет - пройдет какое-то время, обстановка успокоится, и я смогу прийти к ним снова.

– Да, но на каком основании вы меня сейчас спишите, а через некоторое время признаете годным?

– Мы напишем, что сегодня у Вас был повышенный пульс. После выписки из госпиталя Вы будете заниматься спортом, и к следующему разу пульс перед осмотром повышаться не будет.

Я сидел и думал: «Забавно - четырнадцать лет регулярно занимаюсь спортом, постоянно участвую в соревнованиях и нужны еще несколько месяцев, чтобы получить принципиально другое медицинское заключение». Но говорить ничего не стал. Я понимал, что Федоров на моей стороне и что он ничего другого сейчас сделать не может. Никто не сможет. Надеяться попасть на подготовку без поддержки Королева было абсолютно бессмысленно.

Главный терапевт сделал то, о чем он договорился с Евгением Алексеевичем. И через полчаса я уже шел к метро «Сокольники» безо всякого представления о том, как будут развиваться события.

На следующее утро меня вызвали к БВ. Он закрыл дверь и начал в красках описывать, что накануне происходило в кабинете Королева. Вернувшись из госпиталя, Королев сразу вызвал Раушенбаха и спросил, как получилось, что я оказался на обследовании. БВ не знал, но даже если бы он и знал, все равно бы не выдал. Потом к Королеву пригласили двух начальников отделов, подчиненных БВ. Те, и подавно, ничего не знали. По рассказам участников этой встречи, Королев, как огненный шар, носился по кабинету, извергая из себя слова гнева и угроз. БВ периодически пытался «выплеснуть на него ведро холодной воды», стараясь защитить меня. В ответ раздавалось «шипение». Все это длилось долго. «Виновники» были отпущены только поздно вечером.

Наутро БВ был весел, рассказывал о том, как негодовал Королев, с большим чувством юмора и советовал мне в ближайшее время на глаза Королеву не попадаться.

Я спросил, а как же быть с идеей фикс? БВ ответил, что надо выждать.