Тетушка Паула заговорила с ней и оторвала от этих мыслей. Служба закончилась.

Во время воскресного обеда, когда ели мороженое, они снова вспомнили о Дэви.

– Он так любил домашнее мороженое, – грустно заметила тетушка.

Маделин кивнула, виня себя за то, что за своими постоянными думами о Викторе совсем позабыла о Дэви.

– Надеюсь, с ним все в порядке. Он еще слишком молод, чтобы жить самостоятельно в этом ужасном большом мире, – сказала тетушка.

Маделин ничего не ответила. Да, он молод, но она вспомнила слова Виктора о том, что брат приехал в Лос-Анджелес по собственному желанию. И он бы наверняка позвонил, если бы с ним случилось что-то неприятное. Вечером она снова попытается набрать номер Виктора и узнать, нет ли новостей.

Но вечером, как раз перед тем как она собралась звонить в Лос-Анджелес, раздался звонок.

– Привет! – послышался в трубке голос Дэви.

Она прижала трубку к уху:

– Откуда ты?

– Из Лос-Анджелеса.

– С тобой все в порядке?

– Конечно, – вопрос, видимо, показался ему странным, может быть, даже обидным.

Взволнованная, Маделин потянулась за ручкой и блокнотом:

– Скажи свой адрес. Я приеду и заберу тебя. Или вышлю тебе авиабилет.

– Я позвонил, чтобы сообщить, что со мной все нормально. Не волнуйтесь.

– Не волноваться! Конечно, мы волнуемся. Я буду волноваться каждую минуту, пока не увижу тебя! «Аккуратней, не вспугни его!» – предупредила она себя.

– Послушай, тут уже ожидают телефон. Повторяю, у меня все в порядке.

– Дэви, не вешай трубку. Дай свой адрес.

– Я буду звонить. За меня не волнуйся. Пока!

9

Виктор краем глаза поглядывал на коренастого мужчину, прогуливавшегося по внутреннему тюремному дворику. Звали его Альф Барнс, и полиция подозревала, что он и есть главарь шайки автомобильных угонщиков.

Виктор находился здесь уже вторые сутки. Он вовсе не возражал против посредственной пищи или неудобного матраса, и даже против маленькой камеры с запертой дверью. Больше всего его беспокоило то, что времени на раздумья было предостаточно. И его мысли, словно испорченный маятник, склоняющийся в одну и ту же сторону, постоянно возвращались к Маделин. Что она теперь делает? Что испытывает по отношению к нему?

– Спички не найдется?

Он поднял голову и увидел Альфа. Барнс стоял прямо перед ним, глядя на него исподлобья тяжелым взглядом человека, познавшего тюремные законы.

– Спроси у кого-нибудь другого, – спички у Виктора были, но здесь их достать трудно, и обитатели тюрьмы не очень охотно ими делились. К тому же Виктор не хотел возбуждать подозрений и сразу показаться настроенным на дружеские отношения.

Альф продолжал изучать его.

– Ты новенький, не так ли?

– Да, но я скоро выйду, – уверенно заявил он.

Усмешка появилась на лице Барнса. Прижавшись спиной к стене, он сложил руки на груди.

– Это почему же?

– На меня ничего нет. Да и адвокат у меня хороший.

Альф засмеялся:

– У нас у всех хорошие адвокаты. У всех. За что тебя посадили?

– Они клеют мне кражу собственности. Но я ничего не воровал.

Альф опять засмеялся.

– А в чем тебя обвиняют?

– Угон машины, – небрежно ответил Виктор. – Но у них нет доказательств.

– Ты не врешь? – Альф с интересом посмотрел на Виктора.

Разговор прервал охранник, объявивший о конце прогулки. Все отправились по своим камерам. «Неплохое начало, – подумал Виктор, возвращаясь в камеру. – Завтра продолжим знакомство». А пока ему предстояло коротать время за раздумьями о Маделин.

Она звонила Виктору и в воскресенье, и в понедельник и, не дозвонившись, набрала номер Франсин.

– Виктор в тюрьме, – сказала ей Франсин.

Рука Маделин бессильно опустилась. Она что-то не так поняла.

– Как ты сказала? Повтори еще раз!

– В тюрьме. Его арестовали, – еще раз повторила Франсин.

Маделин нахмурилась:

– Тут какая-то ошибка.

Франсин не ответила.

Конечно, это какая-то ошибка. Но беспокойство начало охватывать ее. Кого она хотела убедить? Себя или Франсин?

– Послушай, Мэд, мне надо бежать по делам. Извини, что мне пришлось рассказать тебе про Виктора, и постарайся не думать об этом.

«Постарайся не думать об этом», – медленно повторила Маделин, вешая трубку. Не так-то просто взять и отбросить прошлое. Она доверила ему поиски брата. Но хуже всего то, что она просто поверила ему.

Медленно, еще не осознавая, что делает, она вышла на улицу и тихо побрела вокруг дома. Она думала о тех подозрительных личностях, которые здоровались с Виктором, об Артуро, которого они однажды встретили. Откуда они знают друг друга? Но знакомство со всеми этими людьми еще не означало, что он сам был преступником.

Тем не менее сомнения все больше мучили ее.

Он сказал ей, что служил в полиции. А еще он говорил, что играет в теннис с Форрестером. Значит, все это было ложью. Роясь в памяти, она вспомнила, что он не сразу сказал ей, что прежде был полицейским. Он не признавался в этом до тех пор, пока они не сблизились. Вначале его это не волновало. Только потом он стал понимать, что предстанет перед ней в лучшем свете, если выдаст себя за бывшего полицейского. А может, он врал, чтобы понравиться ей? Он не имел права так делать! Гнев душил ее, и Маделин плотно сжала губы. Непонятно для чего, но Виктор обманывал ее. Это теперь совершенно очевидно. Он убедил ее в том, чего на самом деле никогда не было. Она ослабила бдительность, позволив своим чувствам превалировать над рассудком. Как она могла? Но откуда она знала, что доверять ему нельзя!

Она подошла к дому со стороны веранды. Слава Господу, что она уехала из Лос-Анджелеса! Если она и вернется, то никогда не встретится с Виктором.

Весь день обида и горечь раздирали ее. К вечеру следующего дня Маделин погрузилась в состояние тягостной депрессии и, сидя в кресле, думала о Викторе.

Что означало находиться в тюрьме? Быть запертым за тяжелыми дверями? Любой человек будет чувствовать себя беспокойно в таких ужасных условиях. А Виктор с его свободолюбием и уж подавно должен чувствовать себя там невыносимо.

– О, остановись! – приказала она себе. – Виктор не заслуживает твоего сострадания.

Тетушка подняла голову от вязания.

– Ты что-то сказала?

– Ничего.

Тетушка продолжала смотреть на нее.

– Что-нибудь случилось, девочка? Ты какая-то дерганая весь вечер.

– Я прекрасно себя чувствую, – поднимаясь из кресла, ответила Маделин и переключила телевизор. Но, не в силах усидеть, встала и пошла на веранду.

Почему она вообще переживает за Виктора? Она ничем ему не обязана. Конечно, если не считать, что он использовал ее. Она закусила губу и положила локти на перила веранды. А правда ли, что он использовал ее? Он ведь не принуждал ее ни к чему, и проведенная вместе ночь подтверждала это. Несомненно, знай она, кто он на самом деле, с самого начала, она не позволила бы себе увлечься им.

Резко оборвав себя, она поднялась. Разве об этом надо думать? Нельзя позволять себе смягчаться. Только жесткость поможет ей побороть эмоции, угрожающие переполнить ее сердце и душу.

– Дорогая…

Обернувшись, она увидела тетушку, остановившуюся рядом.

– Ты переживаешь из-за Дэвида? – не дожидаясь ответа, тетушка села в кресло. – Ты такая беспокойная потому, что считаешь себя обязанной оставаться со мной, а в мыслях хочешь продолжить поиски Дэви?

Маделин хотела было запротестовать, но тетушка жестом успокоила ее.

– Я хочу, чтобы ты знала, что тебе нет нужды сидеть со мной. Я и сама справлюсь.

– Может, ты и права, тетя, но я не уверена, что возвращение в Лос-Анджелес принесет мне что-то хорошее. В первый раз мне не очень повезло.

Тетя пристально посмотрела на нее.

– Не хочешь же ты сказать, что потеряла надежду разыскать Дэви?

Вздыхая, Маделин опустилась на соседнее кресло.